-- Ну, право, не стоит задерживаться на улице,-- заявляет он, очевидно заметив смущение девушки и мое нерадостное лицо.

Его лицо немного сереет, словно с кузнеца сползла маска - он почувствовал, что непроста появились мы у дверей его дома

-- Ледоруб,-- вновь заговаривает он, не давая мне вставить слова,-- если дорога утомила вас, а я вижу на ваших одеждах ее пыль, то я отведу вам комнаты для отдыха...

Вопросительно смотрю на Мэлину, но она лишь едва заметно качает головой. "Не стоит беспокоиться." Узнаю дочь гор.

-- Не знаю, что за дело у Мэлины, но мне нужна одна лишь вещь - новый меч.

Одинг ведет нас к накрытому столу, о котором уже побеспокоилась одна из его дочерей.

-- Прежде всего, следует поесть, даже если на хвосте лютый враг.

Я чувствую в его голосе нотки ворчливости. Они - давние соратники кузнеца, который пытается казаться суровее, чем есть, только бы к нему прислушались. Но он знает, что делает. Та пища, что ожидает нас, не утяжелит желудок, склоняя ко сну и искореняя способность поднять меч.

Я неторопливо ем, понимая, что все равно не смогу переубедить старого друга. По делу, стоит его послушаться - он на десяток лет меня старше, да и опыта у него поболе. С такими вещами мирятся, и если человек не нуждается ни в чьем совете, ни в чьей помощи, то это уже не человек. Как черные люди. Мэлина ест скучно, словно занимаясь нелюбимым делом. С момента, когда мы перешагнули порог дома Одинга, она сказала одно лишь слово, благодаря его за трапезу.

-- Черные люди,-- начинаю я, когда стол пустеет и на его занятной деревянной поверхности с удивительными разводами появляется легкое вино.-- Ты слышал о них?

Одинг качает головой. Возможно, он что-то и слышал, но хочет узнать обо всем от меня. Снова повторяю рассказ, который мне самому начинает казаться нереальным.

-- Здесь я не затем, чтобы обременять тебя... Просто мне нужен новый меч, деньги за который я отдам тебе...

-- Никаких денег,-- обрывает меня кузнец.-- Сам знаешь, что я не могу брать денег с попавшего в беду...

-- Я уйду немедленно, как только ты подберешь мне более-менее стоящую железяку.

Это наша самая короткая встреча. Несколько мимолетных часов и мы продолжаем наш путь... с одним существенным отличием - в спину нам смотрит черный человек. Он просто стоял на дороге, которая ведет к дому Одинга, и глядел, как мы седлаем лошадей, крепим к специальным поясам мечи в ножнах (Мэлина тоже не отказалась от стали)... Как он нашел нас?

Я заметил его, лишь когда круто разворачивал Роберта, чтобы немедленно пустить его быстрой рысью. Красные глаза вонзились в меня, раскрывая пугающую бездну кошмара. Мне действительно стало очень страшно. Такого я не испытывал никогда в жизни. Никогда. Он сделал шаг и я вонзил шпоры в бока Роберта, не проверяя, следует ли за мной девушка предгорий.

Оглядываясь на неподвижную фигуру, что провожала нас взглядом, я боялся не только за себя. Это был страх пытки любовью, той самой любовью, о которой говорят, как о самом сильном оружии. Это то, во что я верю, с одной разницей - я думаю, что она - орудие пыток. Что, если черный человек захочет поквитаться с силачом Одингом, который помог нам, не устрашившись рассказов о пугающих нелюдях в черных мантиях до земли? Что если... Об этом было страшно думать - у кузнеца была семья, которую он любил больше себя. Пытка страхом убийства.

Буквально несколько секунд назад наваждение ушло вместе со страхом и я уже смотрю вдаль - в направлении горной цепи, которая кажется недостижимой, но к которой мы движемся. Девушка из предгорий по непонятным причинам следует за мной, подгоняя свою лошадь. Страх ли это?

-- Мэлина,-- оборачиваюсь я к ней,-- почему мы едем вместе?

Несколько раз редкие деревца успевают пролететь мимо нас, пока она наконец решается ответить.

-- Мы с тобой в одной лодке, мы парные канатоходцы, Ледоруб. Черные преследуют и меня тоже. Я бежала еще на берегу залива Медуз, как только мы пристали к берегу Кельта Гард... И знаешь, что еще? Я, должно быть, твоя дочь.

Эти слова потрясают меня до самых маленьких, забытых во времени, уголков цепкой памяти. Моя дочь? Состояние шока длится недолго, хотя _так_ меня еще никто не удивлял. Никогда.

-- Мэлина! С чего ты взяла? -- слова рвутся наружу, хотя неизбежные догадки, не подкрепленные пока фактами, начинают прорезать лед зеркала, которое отражает меня.

Воздух со свистом покидает мои легкие, когда ее губы выносят вердикт, заставляющий поверить.

-- Ты, верно, помнишь Лель? Лель, первая красавица, сердце которой стало неприступным. Лель моя мать, Ледоруб, и хотя она называла мне твое настоящее имя, я не стану произносить его вслух - таково ведь твое желание. Не удивляйся своему неведению - ты покинул наш народ, когда еще нельзя было понять, что моя мать носит под сердцем дочь.

Ее голос звучит ровно, словно она объясняет провинившемуся ребенку, в чем он неправ - объясняет мягко. Рыжие волосы пластаются на ветру, просясь на свободу. Что остается мне? Только согласиться, хотя теперь накатившее удивление куда сильнее предыдущего.

-- Дочь,-- говорю я, скорее обрадованным таким ценным приобретением, нежели огорченный своей ошибкой.

Прожитая жизнь мелькает перед глазами и особый акцент на тех годах, когда рядом была Лель и ее народ, которому я помог. Дочь. У меня есть дочь.

Одним движением я осаживаю скакуна и спрыгиваю на землю, ожидая, пока она сделает то же. Нет, в ее движениях нет торопливости - она неспешно подходит и протягивает мне обе прекрасных руки. Никакой спешки, но через долю секунды я сжимаю в объятиях вновь обретенное сокровище из моего бурного прошлого. Ее сердце бьется часто, но внешне Мэлина спокойна. Я поражаюсь, как раньше мог не заметить ее сходства с матерью, таких знакомых черт лица, отточенных движений.

-- Отец, нам надо ехать,-- говорит она и в голосе ее любовь, которой я даже не смею ожидать от дочери, которую я бросил, пусть даже и не зная о ней! Любовь, которая появляется только с годами. Чувствует ли она мое состояние? Да.

-- Я горжусь тобой, Ледоруб,-- ее губы шепчут мне хвалебные слова, которых я не заслужил.

Потрясенный, я возвращаюсь в седло. Роберт неторопливо перебирает копытами, которые закованы в лучшие подковы из голубой стали с востока. Оттуда, где знают толк в лошадях. Но мне сейчас не до востока.

-- Дочь... Черные люди добрались и до тебя?

Что это в моем голосе, беспокойство? В моем голосе? А что теперь станется с Одингом?

-- Наследственность отец, это то, что ты передал мне. Я поняла, что им нужна помощь... Но они слишком... я не знаю, как выразить это словами, но они лишь чьи-то слуги. Им нужны наши способности. Наша тяга к новому - вот что им нужно.

Дальше едем молча, пока я пытаюсь переварить новую информацию. Дочь, о которой я только что узнал, оказалась источником важного. Но главное - родной мне. Неровный стук копыт перестает слышаться за потоком мыслей, каждая из которых наводит только на новые тайны и вопросы.

Я улыбаюсь, теперь мне совершенно отчетливо видно, зачем она следует за своим отцом, за Веселым Ледорубом. Мы идем к руднику Рейт-харга. Туда, где находится конечная точка путешествия молодых старцев, скрывающих лица и тела, туда, где находится таинственное нечто, из-за которого мы нужны.

Я уже выиграл. Я обрел родственную душу, которая приходится мне дочерью. Я замечаю, как потеплело ее лицо и теперь едва заметная улыбка растягивает уголки ее прекрасного рта. Она открыто подставляет лицо встречному ветру... Что же, возможно, она обрела отца. Проклятие, стать отцом, когда твой ребенок уже вырос! Но разве мне есть, о чем жалеть? Только о потерянных мною годах, что могли бы уйти на воспитание Мэлины.

-- Отец, не терзайся сомнениями. Вместе... Мы вместе. Знаешь, я ведь видела тебя только на гравюрах. Это несколько другое... Я представляла, какой ты, но ты совсем другой. Лучше, чем я могла ожидать.