– Да.

– И тем не менее, используя ваше собственное выражение, вы были приманкой.

Она прикусила губу:

– Пусть будет так, я была приманкой.

– Когда вы впервые увидели Морли Тейлмана, он играл, не так ли?

– Да.

– Кто-нибудь направил вас к этому столу? Кто-то представляющий интересы хозяина заведения показал вам Морли Тейлмана? Велел вам подойти и поработать с ним?

– Слова «поработать с ним» не произносились.

– Но мысль вы поняли?

– Я подошла к столу и, когда мистер Тейлман выиграл, улыбнулась ему. Это сломало лед.

– Какой лед? – поинтересовался Мейсон.

– Ну, скажем, дало ему шанс познакомиться со мной.

– Вы считаете, что между вами был лед?

– Я просто употребила это выражение.

– Я также просто употребил это выражение, – сказал Мейсон. – Я отнюдь не имел в виду, что вы употребляете слово «лед» в буквальном смысле, и использовал это слово в том же значении. Итак, вам пришлось разбить какой-то лед?

– Это зависит от того, как посмотреть на ситуацию.

– Вы подошли, чтобы познакомиться с ним?

– Я…

– Да или нет?

– Да! – вскипела миссис Тейлман. Она неожиданно подняла на адвоката глаза и сказала звонким голосом: – Я там работала. Не надо притворяться наивным, мистер Мейсон! Вы бывали в Лас-Вегасе.

Мейсон поклонился и сказал:

– Совершенно верно. Большое спасибо, миссис Тейлман. Я просто хотел, чтобы присяжные представили себе ситуацию.

– Высокий суд, – сказал Раскин, – я утверждаю, что защитник несправедлив к свидетельнице, что он пытается ее опорочить и представить перед присяжными в ложном свете. Эта женщина вдова. Она овдовела в результате преступления, совершенного…

– Одну минуту, – прервал его Мейсон, – в настоящий момент дело не рассматривается в суде и не должно обсуждаться сторонами.

– Но я возражаю против того, чтобы эту женщину представляли перед присяжными как легкомысленную особу! – закричал Раскин.

– А я возражаю против того, чтобы ее представляли как тихую, убитую горем вдову, против того, чтобы обвинение могло играть на симпатиях присяжных, – парировал Мейсон.

Судья Сеймур нахмурился:

– В данный момент дело не разбирается в суде, поэтому нет смысла представлять возражения. Присяжные вызваны лишь для того, чтобы увидеть свидетелей, услышать их показания, сформировать свое мнение относительно фактов. У обвинения один взгляд на дело, у защиты – другой. Пожалуйста, джентльмены, не переходите на личности. Продолжайте, мистер Мейсон.

К этому времени свидетельница уже не напоминала беспомощную, убитую горем вдову. Она сидела, слегка наклонясь вперед и свирепо глядя на Мейсона.

– Миссис Тейлман, – продолжил адвокат, – вы нашли письмо в кармане вашего мужа?

– Если это можно назвать письмом, – огрызнулась она. – Угрозы шантажиста!

– И конверт?

– Да, и конверт, – ироничным голосом ответила она.

– В левом верхнем углу конверта был обратный адрес и имя – А.Б.Видал.

– В левом верхнем углу, – снова повторила за ним она, – был обратный адрес и имя – А.Б.Видал.

Миссис Тейлман была слишком разозлена, чтобы пытаться скрыть свои эмоции.

– Вы говорите, это были угрозы шантажиста. Откуда вы это знаете?

– А что это, по-вашему, было – приглашение на танцы? – взорвалась она.

Нахмурив брови, судья Сеймур погасил раздавшиеся в зале смешки.

– И отправителем письма был А.Б.Видал?

– И отправителем был А.Б.Видал.

– Теперь, миссис Тейлман, – обратился к ней Мейсон, – сообщите, пожалуйста, господам присяжным ваше девичье имя.

– Дей Даунс.

– Это имя дали вам при крещении?

– Не знаю, – ответила она, – я там была, но ничего не помню.

– Вы пошли в школу под этим именем?

– Я не помню, когда пошла в школу.

– Вы носили это имя, когда вам было двенадцать лет?

Она немного поколебалась и сказала:

– Вы же понимаете, мистер Мейсон, что это был профессиональный псевдоним.

– Понятно, – отозвался Мейсон. – А ваше настоящее имя?

– Я…

– Суд ждет!

– Агнес.

– Агнес, а дальше?

– Агнес Видал! – крикнула она.

– Благодарю вас, – сказал Мейсон. – Это все.

Раскин встал и успокаивающим голосом обратился к свидетельнице:

– Миссис Тейлман, я понимаю ваш гнев. Прошу вас объяснить господам присяжным, что вы почувствовали, увидев имя на конверте.

– Я почувствовала, – начала она, стараясь вернуться к роли безутешной вдовы, – что какой-то шантажист использовал имя Видал, чтобы показать моему мужу, что он знает… все обо мне.

– Вы посылали это письмо?

– Конечно, нет!

– Вы имеете к нему какое-то отношение?

– Нет.

– Что вы о нем знаете?

– Только то, что уже рассказала.

– Какое впечатление произвело на вас имя А.Б.Видал?

Судья Сеймур взглянул на Мейсона:

– Защита не возражает, чтобы свидетель рассказал о своих впечатлениях?

– Ни в коем случае, – ответил Мейсон. – Я и сам хотел бы задать несколько вопросов по этому поводу.

Свидетельница снова свирепо взглянула на Мейсона и повысила голос:

– Я была просто уверена, что это шантаж и имя использовано, чтобы задеть моего мужа.

– У меня все, – объявил Раскин.

– У защиты есть еще вопросы к свидетельнице? – обратился к Мейсону судья Сеймур.

– Да, ваша честь. Я хотел бы узнать у свидетельницы, что именно в ее прошлом могло натолкнуть ее мужа на мысль о шантаже?

– Протестую! – закричал Раскин, вскакивая с места. – Свидетельница не говорила ничего подобного. Вопрос несущественен и не относится к делу!

– Напротив, – возразил Мейсон, – свидетельница поведала о своих впечатлениях, и я настаиваю на том, что мой вопрос вытекает из ее ответа.

– Вполне возможно, – сказал судья Сеймур, – но это совсем не значит, что мы можем тратить время на обсуждение несущественных вопросов. Однако в связи с характером перекрестного допроса я намерен разрешить этот вопрос.

– Вы поняли вопрос? – спросил Мейсон свидетельницу.

– Я не совсем в этом уверена.

– Что именно в вашем прошлом заставило вас подумать, что использование вашего имени имеет отношение к шантажу?

– Ничего! – взорвалась она. – Совершенно ничего!

– Спасибо, – улыбнулся Мейсон. – Больше вопросов не имею.

– У нас все, – объявил Раскин.

Взбешенная миссис Тейлман прошла мимо стола защиты, бросая на Мейсона свирепые взгляды.

Мейсон повернулся к сидящей позади него Дженис Вайнрайт и ободряюще шепнул:

– Мы сумели разрушить образ скромной, убитой горем вдовы. Это может очень многое значить в дальнейшем.

Раскин вызвал лейтенанта Трэгга.

Лейтенант Трэгг профессионально немногословно описал место преступления. Он объяснил, что работал совместно со службой шерифа, так как он занимался этим делом, когда обнаружилось, что Морли Тейлман пропал. Спокойно, невозмутимо и объективно он описал помещение: диван-кровать, душ, туалет, письменный стол, стулья и стенной шкаф с бумагами.

Тело лежало на полу лицом вниз, правая рука слегка вытянута над головой, левая – согнута возле левого бедра. Лейтенант отметил факт ригор мортис[1] на момент, когда он осматривал тело.

– В какое время вы увидели тело? – спросил Раскин.

– В семь двадцать семь вечера.

– В среду, четвертого?

– Да.

– Вам известно, когда было обнаружено тело?

– Нет.

– Но вы знаете, когда вам об этом сообщили?

– Да.

– В какое время это было?

– Около шести часов.

– Перекрестный допрос, пожалуйста, господин адвокат, – сказал Раскин Мейсону.

– Когда вы приехали в дом, диван-кровать был разложен? – спросил Мейсон.

– Нет, уже сложен.

– Может быть, его вообще не разбирали?

– Этого я не знаю, – подумав, ответил Трэгг.

– Спасибо, у меня все, – объявил Мейсон.

– Доктор Ломбард Г. Джаспер, – объявил Раскин.

Доктор Джаспер прошел на свидетельское место, принес присягу и сообщил, что является помощником судебно-медицинского эксперта и что обследовал тело Морли Л. Тейлмана, прежде чем его забрали с места происшествия. Обследование проводилось примерно в половине восьмого вечера, в среду, четвертого числа. По мнению доктора Джаспера, смерть наступила между полуночью и пятью часами утра.