— Какой он из себя?
Ужасный Джек Старлайт призадумался.
— Холодный. Уродливый. Соблазнительный. Мне хватило ума его не трогать. Я с ходу узнаю зло, когда с ним сталкиваюсь.
— Думаю, да, — согласился я. — По злу ты большой специалист. Итак, что ты сказал Бешеным Парням, когда они к тебе обратились?
Он гаденько хихикнул:
— Ни фига не сказал. Надавал пинков под толстые задницы и отправил плакаться в жилетку боссу. Мне хотелось проучить Коллекционера, чтобы больше не засылал ко мне своих псов. Их искусственные страхи не произвели на меня впечатления — я мастер своего дела, не забывайте. Вот и всё. Больше мне нечего сказать ни о Нечестивом Граале, ни о Коллекционере. Так, случайные встречи на Тёмной Стороне, ничего больше. А сейчас… Разве кто-то из вас участвует в представлении? А если нет, может, уберётесь со сцены подобру-поздорову? Здесь рождается высокое искусство. И почему я не держу вышибал с большими дубинками?
— Тёмную Сторону оккупировали ангелы, — сообщил я. — Они разыскивают всех, кому известно хоть что-то о Нечестивом Граале. И они не очень миролюбивы. Церемонии им ни к чему, они же ангелы. Твои поклонники выглядят весьма внушительно, но даже все они, вместе взятые, не смогут выстоять против единственного ангела. Если, конечно, они вообще захотят тебя защищать, в чём я сильно сомневаюсь: мертвецы известны своей ненадёжностью. Но если хочешь, можешь помочь нам со Сьюзи найти Нечестивый Грааль и Коллекционера, тогда мы тебя прикроем.
Ужасный Джек Старлайт медленно покачал головой.
— Когда начинаешь думать, что хуже быть уже не может… Ангелы на Тёмной Стороне. Прекрасно! Решено, я ухожу.
Он повернулся к публике:
— Леди и джентльмены, сегодняшнее представление отменяется по библейским причинам. До свидания, да благословит вас Господь, надеюсь, вам понравилось. Прошу не устраивать давки в дверях. Выходите организованно. Извините, но стоимость билетов не компенсируется.
Он подошёл к своей тряпичной кукле, резко щёлкнул пальцами, и она упала ему на плечо, повиснув так, словно внутри её не было ничего, кроме соломы. А может, и вправду ничего не было: судя по тому, как стремительно Старлайт направился за кулисы, его партнёрша почти ничего не весила.
Я не видел причин останавливать Джека. Пользы от него никакой, а лишний партнёр будет только путаться под ногами.
Но вдруг Ужасный Джек Старлайт остановился как вкопанный и медленно, словно нехотя, обернулся. Только тогда мы поняли, что кроме нас на сцене появился ещё один человек. Даже тряпичная кукла подняла своё атласное лицо, чтобы взглянуть туда, где неподвижно и безмолвно стоял седой мужчина в сером костюме, похожий на ожившую тень.
Он подождал, пока все его заметят, и засиял, как солнце, слишком яркое для человеческих глаз. Мы со Сьюзи отшатнулись, прикрывая лицо руками, Старлайт побежал к краю сцены. Только тряпичная кукла с восхищением смотрела на ангела нарисованными глазами.
Публику охватила паника, раздались вопли, слово «ангел» передавалось из уст в уста, как проклятие. Привидения сразу исчезли, лопнув, как мыльные пузыри. Вампиры превратились в летучих мышей и унеслись прочь. Те же, кто был привязан к материальным телам, пробивались к дверям по проходам, а потом бежали через вестибюль на улицу.
Ангел раскинул пылающие крылья, сияющий и жуткий, воплощение величия; запахло горящей плотью и расплавленным металлом. Тряпичная кукла, безвольно висящая на плече Старлайта, вспыхнула, пламя удивительно быстро охватило её с головы до пяток, но сквозь огонь она продолжала восхищённо смотреть на ангела. Старлайт, завопив от боли и ярости, отбросил куклу; она шлёпнулась на сцену и попыталась было ползти за Джеком, но пламя было слишком жарким, а она была сделана из тряпок и соломы. Кукла сгорела полностью, от неё осталось лишь чёрное пятно на полу да клубы дыма, благоухающего фиалками.
Старлайт ничего этого не видел, он уже мчался к краю сцены и почти до него добежал, когда на нём вдруг загорелась одежда. Сперва занялась матросская шапочка, запылала бледно-голубым огнём, который быстро перекинулся на волосы; а потом полыхнул весь костюм Арлекина. Джек попытался сбить пламя, но лишь обжёг руки. Прошли считанные секунды, а его тело уже полыхало ярче печи. Он вскрикнул всего один раз, выдохнув огонь, и упал. Он извивался всем телом, а языки пламени взмывали все выше и вскоре поглотили Ужасного Джека Старлайта — от него осталось лишь несколько обугленных костей да шипящий растопленный жир, медленно капающий с края сцены.
К этому времени Сьюзи Стрелок уже вытащила из футляра Говорящий пистолет и недрогнувшей рукой прицелилась прямо в грудь ангела. Но лицо её было искажено ужасом, и я понял, что она испытывает те же чувства, какие недавно испытал я, взяв в руки это кошмарное оружие. С железным самообладанием Сьюзи отринула все попытки пистолета захватить над ней власть; её тело сотрясала дрожь внутренней борьбы, однако рука, державшая пистолет, не дрогнула. Ей оставалось только нажать на спуск. Но ей не хватало силы воли, чтобы на него нажать.
Ангел отвёл взгляд от останков Старлайта и посмотрел на Сьюзи. Он увидел в её руке Говорящий пистолет и моментально исчез, взмахнув сияющими крыльями: пробил крышу театра и унёсся ввысь в ночное небо.
Сьюзи продолжала целиться в то место, где он только что стоял. Лицо её побледнело и покрылось каплями пота, безумные глаза смотрели в одну точку. Её всю трясло — она сражалась с Говорящим пистолетом за власть над своими телом и душой. И в конце концов победила и отбросила пистолет в сторону. Видимо, ей помогло то, что она была Сьюзи Дробовиком и всегда носила с собой оружие. Она победила, но я так никогда и не узнал, чего ей это стоило. Я никогда не спрашивал об этом, потому что вскоре она рассказала мне нечто куда страшнее.
Сьюзи вдруг опустилась на сцену, как будто ей отказали ноги. Положив вздрагивающие руки на колени, она раскачивалась вперёд-назад, словно маленькая девочка, попавшая в беду. Она не плакала, это было бы для неё уже слишком, однако взгляд её стал диким, безнадёжным и мрачным. Она тихо стонала, как страдающее от боли животное, и, присев рядом, я обнял её за плечи, чтобы успокоить, но она взвизгнула и отпрянула от меня, словно испуганный ребёнок. Я осторожно придвинулся снова, стараясь не приближаться вплотную.
— Все хорошо, Сьюзи, — нашёптывал я. — Я здесь. Все позади. Позволь мне помочь тебе.
— Ты не можешь мне помочь, — возразила она, не глядя на меня.
— Я здесь… Это я, Джон.
— Ты не должен ко мне прикасаться, — отрезала она резким чужим голосом. — Никто не должен. Я не выношу ничьих прикосновений. И никогда не смогу вынести. Я не могу ни перед кем дать слабину.
Я постарался поймать её взгляд; мне очень хотелось ей помочь, оттащить от края. Но я знал, что, если я скажу что-нибудь не то, её душа может рассыпаться на части, которые никогда не сложатся снова. Мне ни разу не приходилось видеть её такой… беззащитной.
— Когда Бешеные Парни обрушили на нас свои ужасы, — осторожно начал я, — в один из моментов мне открылось то, что видела ты. Я очутился с тобой в больнице и видел… ребёнка.
— Никакого ребёнка не было, — устало возразила она. — Он только должен был родиться. Так выглядел плод после аборта. Я затянула с операцией, потому что стыдилась. Мне было стыдно сказать родителям, что мой родной брат пользовался моим телом с тринадцати лет, что я ношу его ребёнка. Это не было изнасилование в полном смысле слова. Иногда он покупал мне подарки, всякие безделушки. А иногда говорил, что убьёт меня, если я кому-нибудь проговорюсь. Он пользовался мной. А когда правда вышла наружу, родители во всём обвинили меня, сказали, что я его соблазнила. Мне сделали аборт в день моего пятнадцатилетия. В тот день рождения у меня не было ни свечей, ни торта. Меня заставили смотреть на плод, чтобы я хорошенько все запомнила. Словно такое можно забыть. Я убила своего брата, пристрелила из краденого пистолета. То было моё первое оружие. Я помочилась на его труп и сбежала на Тёмную Сторону. С тех пор я живу здесь. Я поклялась, что никогда больше не буду слабой и уязвимой. Теперь я — Сьюзи Дробовик, ходячая смерть. Но я не выношу, когда до меня дотрагиваются, ни друг, ни любовник. Только так я чувствую себя в безопасности и от других, и от себя.
