На следующий день, 23 октября, Петр распорядился произвести вскрытие трупа своей невестки. Всегда проявляя интерес к вскрытию и изучению трупов, он лично присутствовал на операции. Картина обнаженных внутренностей удовлетворила и его научный ум, и его неумеренное пристрастие к мертвым. В тот же день, когда он склонялся над анатомически разделанным трупом молодой женщины, он принял участие в церемонии крещения рожденного ею ребенка. Маленький Петр принял свое первое в жизни причастие в двух шагах от рассеченного тела своей матери. Это соседство вовсе не смущало царя. Похороны, которые проходили 27 октября, были грандиозны. Петр и Алексей были в трауре. Екатерины не было в кортеже. Будучи на девятом месяце беременности, она сама должна была вот-вот родить.
Вернувшись к себе после похоронных церемоний, Алексей получил от отца письмо, датированное 11 октября 1715 года, накануне дня рождения маленького Петра. Очевидно, это длинное письмо было написано гораздо позже, а дата в письме была намеренно изменена. Ссылаясь на успехи в войне против Швеции, царь сокрушался, что его сын совершенно не интересовался военной наукой. «Ты вынуждаешь, подобно птенцу, кормить тебя из клюва. Ты киваешь на свое слабое здоровье, которое мешает тебе выносить тяготы военного дела. И это не является оправданием, потому что я не прошу тебя браться за работу, но проявлять интерес к вещам, чего твоя болезнь никак не может тебе помешать сделать… Посмотри на короля Франции: он мало участвует в войне, но какую страсть к ней питает!.. Я представляю себе твои дурные наклонности и твое упрямство. Сколько раз из-за этого я делал тебе замечания, и не только замечаниями ограничивался, но и побоями? В течение скольких лет (посчитай!) я все время говорю тебе об этом? Ничего не сделано; все напрасно; ты не хочешь ничего делать. Ты думаешь только о развлечениях в своем доме, в то время как вокруг все идет вкривь и вкось. Только безумец радуется в беде, не представляя, что будет дальше… Размышляя об этом с грустью и безнадежностью, я за благо изобрел сей последний тестамент тебе написать и подождать еще немного, что ты изменишься, но без лицемерия. Если ты ничего не сделаешь, я поступлю с тобой как с пораженным гангреной органом, и не мни себе, что ты один у меня сын и что мои угрозы пустые. Воистину – и Бог мне свидетель – я сделаю, как сказал. Я за мое отечество и мой народ живота своего не жалел и не жалею, то как могу тебя, непотребного, пожалеть? Лучше будь чужой добрый, чем свой непотребный».
После траура – лишение права наследства. В полной растерянности Алексей обращается к своим постоянным советчикам: Кикину, Вяземскому и Долгорукому. Все ему советуют отказаться от престола под предлогом слабого здоровья. Одно важное событие укрепляет их в этом мнении. 29 октября, через день после похорон Шарлотты, Екатерина родила мальчика. По решению Его Величества малыша назвали Петром, как и сына Алексея. Было очевидно, что царь отдаст предпочтение в преемственности престола сыну законной царицы, Екатерины. Тогда будет лучше, думал Алексей, добровольно отказаться от престолонаследия. 31 октября он написал своему отцу: «Милостивый государь и батюшка, я прочел письмо, которое мне доставили от твоего имени 27 числа настоящего месяца 1715, в день погребения моей жены. Я не мог ответить на него по-другому, если же по причине моей неспособности вы пожелаете меня отлучить от российского трона, я желал бы, чтобы вы сделали согласно вашей воле. Я же, Ваше Величество, смиренно прошу вас, считая себя неподходящим и неспособным для этого большого дела, тем более что я совершенно лишен памяти (а без памяти ничего нельзя сделать), ослаблен духом и телом (вследствие разных болезней), и неумелым правителем страны, которой нужен менее гнилой человек, нежели я. Поэтому преемником России (пусть Бог даст Вам долгие годы жизни!), даже если бы у меня не было брата (а он у меня теперь есть, слава Богу, и дай Бог ему доброго здоровья!), я не претендую быть и не буду претендовать и в будущем. Призываю Бога в свидетели моей души. Чтобы подтвердить искренность моих намерений, я пишу это письмо собственноручно. Я поручаю моих детей вашей милости и не прошу для себя ничего, кроме пансиона до конца моих дней, оставляя все на ваш суд и вашу милость, остаюсь вашим покорным рабом и сыном – Алексей».
Опьяненный от гордости, что в сорок три года у него родился второй сын, который его утешит в отличие от первого, Петр праздновал это рождение артиллерийскими залпами, застольем и иллюминацией. Но, как всегда, он смешивал фарс и торжественность. Во время застолья, которое последовало за крестинами, официанты внесли и поставили на стол перед мужчинами огромный пирог с коркой. Из-под крышки этого блюда внезапно под общий взрыв смеха выскочила совершенно голая карлица. Она получила подарок, выпила за здоровье компании и удалилась. Подобное блюдо было поставлено и перед женщинами. На этот раз вместо карлицы из него выскочил такой же голый карлик, который предстал перед глазами гостей. Петру необычайно понравилась эта выдумка. Во время этого пира он слишком много съел и выпил. В результате он заболел и слег. Его состояние ухудшалось, и 2 декабря он пожелал собороваться. Обеспокоенные министры и сенаторы ночевали в соседней с ним комнате. Алексей рискнул один раз подойти к изголовью постели отца. После этого визита он вышел удрученный. Действительно ли это был конец? Мог ли он на это надеяться? И что станет с ним после смерти царя? Кикин вывел его из заблуждения: «Твой отец не так сильно болен. Он исповедуется и специально внушает своему окружению, что тяжело болен. Но это розыгрыш».
На самом деле Петр поправился. На Новый год он появился перед своими придворными. И 19 января 1716-го ответил своему сыну «последним напоминанием». В этом высокопарном послании он укорял Алексея в том, что тот в своем ответе не упомянул о своей лени и неспособности к делу, царь напоминает ему слова царя Давида «Все люди – ложь» и делает выводы: «Ты хотя бы когда-то хоть малую помощь оказал мне в делах моих и трудах невыносимых? Эх! Никогда! Каждый знает, что ты ненавидишь дела мои, которые я для народа своего, не жалея здоровья, делаю. И в конце концов разорителем дел моих будешь. Невозможно так далее оставаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом. Или измени свой нрав и стань достойным наследником моим, или уйди в монахи. Ибо без сего дух мой спокоен быть не может, а особенно сейчас, когда здоровьем слабею. На что, по получении сего, дай немедленно ответ, письмом или мне на словах. А ослушаешься меня, то я с тобой, как со злодеем, поступлю».
Холодный и мрачный монастырь, медленная смерть в забвении, неизбежная разлука с Евфросиньей! От этих мыслей у Алексея пробегал мороз по коже. По сложившейся привычке он решил посоветоваться с друзьями. Кикин его утешал: «Ведь клобук не прибит к голове гвоздем, можно его и снять!» Пусть царевич пока отсидится в каком-нибудь монастыре. Настанет и его время. Приняв решение, Алексей написал отцу: «Милостивый государь батюшка, я получил ваше письмо 19 числа утром. Будучи больным, я долго не мог ответить. Я желаю монашеского чина и прошу о сем милостивого позволения. Ваш раб и недостойный сын – Алексей». Чтобы позднее не иметь возможности утверждать, что он был брошен в монастырь во искупление каких-то ошибок, он нашел в Санкт-Петербурге протопопа отца Григория и рассказал ему, что вынужден силой и по принуждению идти на этот шаг. Священник успокоил его: «Когда наступит время, я дам тебе знать». Кроме того, Алексей из предосторожности передал своей любовнице Евфросинье два письма – для Кикина и отца Якова Игнатьева, информируя их, что его вынуждают идти в монастырь.
В это время Петр собирался в Голландию. Перед отъездом зашел в комнату сына, который сетовал на слабое здоровье, и спросил, не изменил ли тот своего намерения постричься в монахи. И после утвердительного ответа Алексея, подтвердившего, что это его самое заветное желание, вздохнув, сказал сыну: «Это не просто для молодого человека. Одумайся, не спеши. Затем напиши мне, что ты решишь… Подожду еще полгода».
