В соседней комнате его старший сын Станислас уложил в небольшой плоский чемодан микроскоп, теннисную ракетку и коробку с камнями, под каждым из которых была аккуратная наклейка. Потом плюнул на все и собираться перестал. Сунув в карман записную книжку, он прошел через прохладную красную гостиную, через холл, спустился по лестнице и вышел на широкий двор. Неожиданно яркое солнце ослепило его. Под Четырьмя Вязами сидел и читал Иосиф.

— Ты куда это направился? — спросил он мальчика. — Жарко ведь. — Однако у Станисласа времени на разговоры не было.

— Я скоро вернусь, — вежливо ответил он и двинулся дальше, вверх по пыльной дороге, залитой солнцем, мимо Высокого Утеса, где копался в земле его сводный брат Поль. Здесь он на минутку остановился, чтобы оценить инженерное мастерство брата. По всему Утесу, переплетаясь, тянулись извилистые дорожки из белой глины. У моста, взлетавшего над промоиной, стояли припаркованные ситроены и роллс-ройсы. Туннель был почти готов; Поль завершал процесс его расширения.

— Хороший туннель, — похвалил Станислас, а великий строитель, просияв от гордости, откликнулся:

— Да, к вечеру закончу; уже можно будет ездить. Придешь на торжественную церемонию?

Станислас кивнул. Теперь его путь вел вверх по пологому длинному склону холма; вскоре он свернул и, перескочив через канаву, оказался в своих владениях, в царстве деревьев. Несколько шагов — и совершенно исчезли все воспоминания о пыльной дороге и ярком солнечном свете. Над головой и под ногами шуршала листва; воздух казался зеленой водой, и сквозь него проплывали птицы, вздымались темные стволы, обремененные пышными кронами, стремясь навстречу другой великой Стихии — воздушному пространству и небесам. Сперва Станислас подошел к Дубу и, раскинув руки, тщетно попытался его обнять хотя бы на четверть толщины. Грудью и щекой он прижался к жесткой шероховатой коре и вдохнул ее запах, запах древесных грибов, мха и лишайников; перед глазами была только эта темная кора. Такой большой вещи ему, конечно, никогда не удержать в руках. Старый Дуб, полный жизни, даже не заметил присутствия мальчика. Улыбаясь, Станислас пошел не спеша от дерева к дереву; в кармане лежала записная книжка с картами его страны; самые дальние ее пределы на карту нанесены еще не были.

Иосиф Броне провел лето, помогая своему профессору составлять документацию по истории Десяти Провинций в период раннего средневековья. Сейчас он сидел в неудобной позе под вязами и читал. Деревенский ветерок переворачивал страницы, сушил губы. Иосиф поднял глаза от написанной на латыни хроники сражения, проигранного девять столетий тому назад, и посмотрел на крышу дома, носившего название Асгард. Прямоугольное здание самого дома разнообразили пристроенные со всех сторон веранды, сараи и конюшни; углы Асгарда были расположены точно по компасу; он стоял посреди плоского двора, а на некотором расстоянии от него во всех направлениях у подошвы холмов раскинулись поля, за которыми вверх тянулись уже более крутые склоны гор, за вершинами которых виднелось небо. Дом казался белой коробкой посреди голубой с желтым миски. Сперва Иосиф, только что окончивший колледж, собиравшийся осенью поступать в иезуитскую семинарию и готовый без конца возиться с источниками, делать выписки, переписывать сноски, был очень удивлен тем, что семья барона назвала свой дом так же, как обитель северных богов. Но теперь это его больше не удивляло. За лето здесь случилось столько неожиданного и так мало, как казалось ему, они успели сделать! Историческое исследование, над которым они трудились, требовало по крайней мере еще несколько лет для своего завершения. Так что за три месяца он так и не узнал, куда это ходит Станислас, один, по горной дороге. А на пятницу был назначен отъезд. Сейчас или никогда, решил Иосиф, встал и пошел в ту сторону, куда ушел мальчик, мимо довольно большой насыпи метра в четыре высотой, примерно на середине которой висел младший из братьев, Поль, и рыл руками землю, подражая реву экскаватора. Несколько игрушечных машинок пристроились внизу. Иосиф хотел подняться на вершину холма, откуда рассчитывал увидеть, куда это ходит Станислас. Вдалеке мелькнула и исчезла чья-то ферма; в небо взлетел жаворонок и запел, казалось, совсем близко от солнца; однако до желанной вершины было еще далеко. Оставалось только повернуть назад и снова спуститься к подножию холма по той же дороге. Однако, когда он уже подошел к небольшой рощице, расположенной чуть выше Асгарда, Станислас вынырнул откуда-то прямо на дорогу, быстрый, как тень ястреба. Иосиф окликнул его, и они подошли друг к другу в облаках белой, пронизанной солнцем пыли.

— Господи, откуда ты взялся? — удивился Иосиф, утирая пот с лица.

— Из Большого Леса, — серьезно ответил Станислас. — Это вон там. — Действительно, у него за спиной толпились темные и густые деревья.

— Там, небось, прохладно? — с завистью спросил Иосиф. — А чем ты, собственно, там занимаешься?

— О, разными вещами! Например, наношу на карту всякие следы и тропинки. Просто так, конечно, ради развлечения. Эта роща ведь на самом деле куда больше, чем кажется отсюда. — Станислас заколебался, помолчал и прибавил:

— Ты ведь никогда там не был? Тебе, наверно, было бы приятно познакомиться с Дубом.

И юноша следом за ним перепрыгнул через канаву и пошел сквозь плотную зеленую мглу к Дубу. Он никогда еще не видел таких больших деревьев! Впрочем, он их вообще не слишком много видел в своей жизни.

— По-моему, он очень старый, — с уважением сказал он, совершенно ошеломленный, взирая снизу вверх на ветви гигантского Дуба; их ряды представлялись ему множеством галактик, где вместо звезд — бесконечные зеленые листья.

— О да, лет сто, а может, двести или триста, а может, шестьсот, — сказал мальчик. — Попробуй-ка обхватить его руками! — Иосиф изо всех сил раскинул руки, тщетно стараясь не касаться щекой шершавой коры. — Его только четыре человека обхватить могут, и то с трудом, — пояснил Станислас. — Знаешь, я его Иггдрасилем называю. Конечно, Иггдрасиль — ясень, а не дуб, но все-таки. А хочешь посмотреть Рощу Локи?

Пыльная дорога и жаркий белый солнечный свет остались где-то далеко позади. Юноша следом за своим провожатым все глубже погружался в этот зеленый лабиринт, в эту игру в мифологические имена, принадлежавшие, однако, вполне реальным деревьям, тихому воздуху, земле. Под высокими серыми ольховинами, росшими у сухого русла ручья, они поговорили о гибели Бальдра, и Станислас указал Иосифу на темные сгустки омелы высоко на ветвях дубов, хотя и более мелких, чем тот. Покинув рощу, они побрели по дороге — вниз, к Асгарду. Иосиф чувствовал себя неловко в темном «приличном» костюме, который купил на последнем курсе. В кармане у него лежала книжка, написанная на мертвом языке. И хотя по лицу у него стекали капли пота, он был страшно доволен. Пусть сам он никаких карт не составлял и вообще слишком поздно попал в этот лес, зато все же Хоть один раз успел по нему пройтись! Поль все еще копал свой туннель, словно не слыша доносившихся от дома ударов по металлическому треугольнику; этими ударами всех созывали к столу, на посиделки у камина, помогали заблудившимся детям отыскать дорогу и отмечали все сколько-нибудь значимые события.

— Пошли-ка быстрей, обедать пора! — велел Полю Станислас. Мальчик соскользнул с насыпи, и они пошли к дому все вместе — одному семь, другому четырнадцать, третьему двадцать один.

Потом Иосиф помогал профессору паковать книги — целых два чемодана, небольшая библиотечка по истории средних веков. Но Иосиф любил книги читать, а не укладывать в чемоданы. Однако его попросил помочь сам профессор. Не Томас. «Вы не поможете мне уложить книги?» — сказал он. Ничего не поделаешь, хотя такая работа была совсем ему не по нраву. Он с отвращением разбирал книги и стопку за стопкой складывал в ненасытные железные сундуки; сам профессор работал энергично и увлеченно, баюкая инкунабулы, точно младенцев, с каждым томом обращаясь ловко и с любовью. Потом опустился на колени, запер чемоданы и сказал: