— Да брось ты! Не видишь, я уже пузыри пускаю! — произнес Дуся.

— Ну, как хотите. Ростовщики не вы, а ваши Ловушки. И назвали же! Себя заморочили: поймать, схватить, спрятать… А эти устройства одинаково могут и «Хватай!», и «На, бери!» Пространству все равно.

НетСурьез полюбовался лицами двоих, заплевал окурок, кинул в урну:

— Ладно, вы уже на берегу. Обсыхайте. — И ушел.

Панкратова озарило в ту же минуту:

— А и верно!

— Швырнул, как кость… — дозрев, с восхищением и злостью молвил Дуся. — Ну и тип, а? Осчастливил — а хочется морду набить.

— Гениально! — у Панкратова сам раскрывался рот. — Нет, правда — симметрично же все: что туда, что оттуда. Сейчас считаем, пробуем… А мы — то! Это же тот самый К-язык в монтаже. Еще вчера мог дозреть — вместо этой ТМП… тьфу! И облака ждать не надо. «Дай! — На! — Транспортировка», ДНТ. Метод встречных Ловушек!

— Вот именно: мы-то! — не успокаивался Климов. — Назвать эту идейку гениальной — это, Миш, чтоб нам с тобой не называть себя кретинами. Идея ОЧЕВИДНАЯ. Мы в самом деле зашорились — два придурка. Можно не глядеться в зеркало, достаточно друг на друга… пока не сделаем. А ну, давай прикинем.

И тряпкой стер нарисованное Мишей. Идея ТМП — новорожденная и окрещенная абревиатурно — приказала долго жить.

Новый рисунок на доске, вскоре, в тот же день, воплотившийся в жизнь, был таков: Ловушка, захватившая предмет (в режиме «Дай!»), поворачивалась в другую сторону, выбрасывала НПВ-язык с этим предметом в режиме «На!» на ту же — или большую — высоту, где гуляют облака-экраны. Но вместо облака там его просто встречает надлежаще раскрытый НПВ-язык другого ЛОМа — в режиме «Дай!» НПВ-языки скрещиваются, как лучи прожекторов; первый отдает второму свою добычу. И все. Не надо ни облаков, ни, тем более, вертолетов. На тех же дистанциях.

Проверили в лаборатории, все вышло предельно просто. Потребовалось слегка перестроить схему для режима «На!» — управление полем.

Да, это было решение проблемы НПВ-транспортировки надолго, навсегда.

И подарил «зубрам НИИ» его новичок, хмырь с невнятной речью. Сцепщик, пациент Ин-та криминальной психиатрии им. Сербского, кандидат физ. — мат. наук.

Самое обидное, действительно выходило именно так: зашорили себя этим хватательным неудачным названием — и не доперли. Только поэтому. А хитрости никакой.

И хотя в окончательную схему вошла и идея Евдокима Афанасьича: ЛОМ-приемник расположили именно на краю ВнешКольца, повернув в сторону Овечьего — чтоб сразу брать камни и опускать на полигон… — тот долго не мог успокоиться.

— Но мы-то, мы-то… как кость нам кинул, а? — изливал он душу Панкратову. — Я ведь на подначку работал, позабавиться хотел. Полная уверенность, что коли мы не знаем решения, то никто. Слушай, дураки мы или умные?

— Как когда.

— А как— когда?!.. Ведь это жизненно важно: в критический-то момент кто мы окажемся?

Вечный вопрос бытия. Цивилизация не дает на него ответ.

(Вот, оказывается, почтенные читатели, к какому моменту надо было привязать тот искрометный диалог Альтера Абрамовича и Вениамина Валерьяныча о «Дай!» — «На!»-транспортировке и прочем. То-то у меня были сомнения.

Склероз, склероз… этак я и Валерьян Вениаминыча Пеца из гроба подниму.

Но ничего не поделаешь: написано пером, не вырубишь топором. Вперед!)

Но проблему вещества для Материка это, увы, не решило. Она была не в способе перемещения.

Ускоренно доставили в этот день и первую половину следующего еще семь «островов» тех же примерно размеров, опустили в намеченные места К-полигона. Получился сверх тех поименованных четырех архипелаг Большие Панкраты — камни Михаил, Алефтина, Димыч и Сашич (так население башни прозвало двух годовалых НПВ-бутузов, очень серьезных ребят) в северо-восточной части, камень Нюсеньки (чтоб порадовать безутешную после кончины Корнева секретаршу) и еще два: Большой Бармалей и Малый Бармалей; эти так назвали больше из озорства.

В НПВ все делается быстро. К этому времени под ВнешКольцом натянули координатную сетку из тонких проволочек — с делением по градусам, угловым минутам и секундам. Соответственно географическим координатам Катагани и тому, что на сотни километров прилегало к ней с запада и востока, севера и юга; только обращено это было теперь внутрь, на хоздвор НИИ. Создаваемая там территория простиралась с севера на юг на 16 угловых градусов, от 55-го с.ш. до 41-го с.ш.; и на двадцать градусов с востока на запад, от 52-го восточной долготы до 36-го. Для перемещавшихся там на НПВ-«бригантинах» это были вполне серьезные координатные числа, важные вплоть до минут.

Центр будущего Материка имел координаты города Катагани: 48 градусов с.ш., 44 восточной долготы. Большие Панкраты находились на 50 градусах северной широты и 40 градусах восточной долготы.

(Але Панкратовой эти самодеятельная «география» сначала страх как не понравилась. Она стеснялась своего старомодного имени-отчества; действительно не повезло: Алефтина Ермолаевна — не модерная НПВ-дама, а старая хрычовка из позапрошлого века. Но когда назвали остров — с координатами 50 град. 31 мин 20 сек северной широты, 47 град. 33 мин 50 сек восточной долготы, — постепенно смирилась.

— Чудачка, — втолковывал ей Миша (он это и устроил), — это же вроде как в Сибири есть станция Ерофеич — по отчеству Хабарова, исследователя и покорителя Дальнего Востока. Тоже отчество не дай бог, только алкаша обрадует. Зато ж на карте. Одним этим ты превзошла всех Алл, Алин, Алис, Александр… и даже Анжелик!)

Тем не менее это был предел. Более в горах взять «что плохо лежит» было нечего; все остальное лежало, стояло и высилось хорошо: вблизи населенных пунктов, аулов, сейсмостанций, овечьих отар и всего, что есть в южных горах. Обшарили НПВ-оболочками чрез облака все в окрестности полтысячи километров. Брать больше там было ничего нельзя.

Полилог типа Они; где — в координаторе, в трен-зале, в лаборатории МВ — неважно. Присутствовали многие. В информсеть не пропустили.

— В Северном Ледовитом вот есть совершенно безжизненные острова… Организовать Цепочку Ловушек по схеме «Дай! — На!»

— И мы еще будем Россию разворовывать. Ну, знаете!..

— Небольшие островки дела не решат. А материк и оттуда не возьмем.

— Вы опять зашорились, как с Ловушками: хоть через облака, но чтоб непременно с Земли… есть же Солнечная система. Нет, я серьезно…

И было ясно, кто это произнес.

— А! Это мы обсуждали еще до тебя.

— До него-то до него… но тогда у нас не было ЛОМДов. Миллиардников с цистернами внутри. Теперь есть. Если К-миллион, к чему мы привыкли, дает километр в геометрическом миллиметре, то К-миллиард вмещает его в одном МИКРОНЕ! Разница. Так что Имярек снова в масть.

Это сказал Панкратов. У него были оправданные надежды на НетСурьеза.

— Так что, другие планеты будем курочить?

— Там тоже все под наблюде и на учете, даже их спутники мелкие… Названы и всюду записаны. Фобос, Деймос…

— Нет, зачем. Есть и такое место, где не все: астероидный пояс. Там все даже заранее подроблено. Только что не расфасовано. Астероидный пояс. Нет, серьезно.

— Обсуждали мы и про этот пояс!..

— Позвольте, я внесу ясность, — вступил Любарский. — В астероидном поясе на расстоянии от двухсот до пятисот миллионов километров от Солнца вращается в самом деле большая туча-шлейф обломков — то ли развалившейся планеты, то ли не состоявшейся. Подобные мы наблюдали в МВ. По разным оценкам там от 50 до ста тысяч обломков. Зарегистрировны и описаны, с известными орбитами тысячи две — размерами от сотен километров… ну, Церера, Веста, Гермес и так далее, малые планеты — до десятка километров. У них, как правило, и названия есть. А то, что мельче, можно сказать, пока бесхозное…

— Если по десять километров поперечником, нам бы для Материка таких хватило бы с тысячу, — деловито заметил Иерихонский. — От силы, полторы.