Это утром я наведался к нему на 4-й уровень в кабинет. На стене „лозунг“ на двух листах ватмана — почерком начснаба:

„СОБСТВЕННОСТЬ ЭТО КРАЖА. Карл Маркс“ — алым фломастером.

— Альтер Абрамович, это не Маркс сказал, Прудон.

— Прудон? Из Одессы? Я там знал одного Прудона, тоже по снабжению, большой дока. Он мог такое сказать.

— Нет, француз из Парижа. Анархо-синдикалист.

— А Маркс что, был против?

— М-м… да пожалуй, нет.

— Так пусть будет Маркс. Все-таки свой человек. Знаете, еврей еврея всегда поймет.

Он встает из-за стола, расхаживает бодрой походкой.

— Вообще вот Веня Бугаев считает, что мой отдел теперь стоит переименовать в Отдел НПВ-краж и наводок имени Карла Маркса. Нет, а что!

— Вы даже помолодели, Альтер Абрамович, будто после отпуска, отлично выглядите.

— Конечно, я должен иметь отличный вид, чтоб не стыдно было показаться перед знакомыми на скамье подсудимых!

— Да не будет никакой скамьи. Никто ничего не докажет.

— Вы уверены?.. Слушайте!.. — он блестит выкаченными глазами в кровяных белках. — Вы последнее время прославились работой через облака. Так я тоже хочу.

— Что, Альтер Абрамович?

— Прославиться. Я теперь тоже буду работать через облака. По объявлениям. Как вам это понравится?

И он изложил свой лихой замысел. По газетным объявлениям звонить в нужные фирмы: мол, нам нужно столько того-то. Цена подходит. Пусть выкладывают и выкатывают свой товар на открытом месте. Мол, сейчас приедем, заберем…

— А затем, вместо того чтобы приехать, забираем через облака. Вашим способом. А?!

Дался им этот мой способ. Как вам, действительно, это понравится?

Завснаб в возбуждении выхватывает из кармана пухлый блокнот, листает.

— Слушайте, мы уже обсудили все с Веней Бугаевым. Так мы сможем взять пару вагонов цемента — нам же всегда нужен цемент!.. А вот тут трубы разных диаметров… линолеум типа паркет… высокоточные станки по металлу…

Глаза его блестели, голос звучал увлеченно. У него большие списки, где что можно взять. НПВ-достать. И большие аппетиты…

Н-да!»

На полилог типа «Они», достойный инопланетян, эта беседа не тянет: слишком много земного. А вот нижеследующий (происшедший в Овечьем ущельи и поэтому не запечатленный Буровской информационной сетью), пожалуй, да.

— Слушайте, а ведь можно захватить власть. — Где? Как? У кого?.. — Над кем? — В крае. В стране — и вообще. Над всем и всеми. Отнять у мафий, у этих ничтожеств.

— И, главное, зачем?

— Нет, ну… я вообще. Просто так. Интересная тема. И тенденция развития. Глобального интеллекта, я имею в виду. В 21 веке. Интеллект-действие, как и капитал или имущество, концентрируется у немногих. И транснационально. Идет время интеллектуального владычества… Только оно будет еще круче банков, ибо так выпирает мировая воля-мысль.

— Концентрация мысли и нового знания?

— Не в том дело, что нового — правильного. И тем мощного…

— Знание прямого действия?

— Ну, может, и не совсем прямого, это для йогинов. Но достаточно легкого в применении, чтоб обойтись самим. Не продавать за бабки и премии… даже за успех и призниние. Черт ли в них, если ТАК можно взять больше!

— А у нас это есть. И мы это помаленьку делаем.

— Не только мы. До нас компьютерщики, хакеры, Интернет-взломщики. Я ж говорю, это тенденция: миром овладевают Знающие.

— Ладно, вот мы владеем таким Знанием. И способом. Но ограничиваемся тем, что не подносим его на блюдечке ни правящей сволочи, ни тузам… Но ведь можем и расправиться с теми и другими.

— Вполне. По крайней мере, навязать свою волю.

— А что! Мы же можем взять любую военную базу, как автостоянку.

— …любой правительственный комплекс, как магазин. Со всеми охранными помещениями и техникой.

— Ведь никто этим не владеет, только мы.

— Милые! Да ведь потому никто не знает и не владеет, что мы в эту кашу не лезем. Это спасибо покойному Хрычу, земля ему пухом, что не пускал. А как только полезем… да еще с захватническими намерениями, так и привет. Сразу кто-то переметнется, кто-то кому-то что-то выдаст, что-то разведают. И далее пойдет борьба на равных. А с Неоднородным ПВ это может оказаться страшнее ядерной войны.

— Подожди. Хорошо, захватили. Ну, а дальше? Ты будешь крутиться там вместо этих, с комплексами неполноценности, возлагать венки? Властвовать над бандой подчиненных, кои будут глядеть на тебя с выражением: позвольте для вас подлость сделать? Восседать в президиумах среди тебе подобных…

— …с номенклатурными лицами: многозначительными и похожими на задницу.

— Чем едят пошире, чем думают поуже.

— Боже избавь! Оно мне надо!

— Вот видишь. Интуитивно сам понял, что влезешь в дерьмо. А вылезти из него будет ой как непросто. Еще Толстой показал, что люди власти, включая царей-императоров, куда больше рабы своего положения, чем хозяева.

— А ведь тогда еще не было телевидения. И СМИ.

— Нет, постойте, но… а во благо народа?

— Не надо «во благо народа», нет больше народов — есть телезрители-потребители. 99 их из сотни «выходцев из народа», оказавшись наверху, гребут под себя за милую душу.

— Да, пожалуй. «Люди народа» это властители, коим не подфартило, вот и все.

— Ребята, мы уже все захватили. Издавна. Нет больше власти над миром, чем в интересной работе. Разве правящие жлобы дали миру электричество, вакцины, компьютеры… и даже штаны!

— Верно. А эти… никакие они, по сути, не правители; просто то, что поверху плавает…

— …под объективами видеокамер.

— В том и дело, что мы с Шаром, набитым Вселенными, да даже с Ловушками — в эту пещеру вместиться не можем. Нечего туда и лезть.

— Нужно не лезть, а идти. Своей Вселенской тропой…

Так — в делах и разговорах — нащупывалось главное: осознание возможностей. Они были настолько огромны, что требовалось выбирать — чтобы не смельчить, не съехать в болото проэнтропии. Например, тем же дурацким захватом власти.

Это было не просто: уйти от политических страстей. На видимое вокруг у них зрел гнев. На все, что творилось в стране. На верхи — и на народ, который дал себя околпачить, ограбить, унизить; не народ, собственно, — скопище обывателей, которые скулили, вымирали, но не объединялись для борьбы. Быдло.

И было понимание, что время, кое грядет, — их время, разгневанного интеллектуального пролетариата. Орудием его будет отнюдь не булыжник: компьютеры, стенды в лабораториях, формулы и препараты. Новые способы, новые знания — и не из тех, что отдают за бабки, за звания, за награды.

И знание, что у кого-кого, а у них ЭТО есть. Такое, что нельзя, просто не имеет смысла отдавать в руки сановных жлобов, скудоумных прохвостов, выдающих свои интересы за народные и отечественные. Их-то бы и прищучить.

Но это делали редко, только наряду с самообеспечением. Разорили пару «царских аулов» за хребтом. Накрывали НПВ-лучом охотничьи пирушки жирненьких в горах и возле заповедных Катаганских плавней, богатых птицей и кабанами… Но наблюдали они за обнаженными, обделавшимися раскормленными «саламандрами» брезгливо, можно сказать, зажав нос.

Правда, от них не воняло в силу удаленности (да и обходились в таких акциях преимущественно без крайнего режима «С-В»), но все равно пси-смердело. В конечном итоге все оказывалось мелко, противно, не то. Против «саламандр» достало бы простого гнева, без высоконаучных затей; вооруженного подполья и партизанских отрядов, как у недавних предков.

И конечно, Ловушечные кражи, как их не назови: НПВ-перемещениями, НПВ-перераспределениями, хоть НПВ-приватизацией — были не то. Психологически, если не притормозить, это получался высоконаучный способ перехода с прямохождения на четвереньки — вместе с обществом и его «элитой».

…Потому что в душах «верхних» звучал неслышный шум Вселенной. Это ничего, что не включал Буровские преобразователи. Они были в Ней. Она была в них. Ловушки из Овечьего смотрели — Варфоломей Дормидонтович был прав — вверх. Пока на облака. Но были нацелены в космос.