— Шпионы вроде Ноль-ноль-семь? [речь идет о герое шпионских романов английского писателя Иана Ланкастера Флеминга (1908-1964), агенте Британской контрразведки под номером 007, неуязвимом супермене: нули в его номере означают право на убийство противника в случае необходимости]

— Ну, не в точности такие. — Кэсл попытался переменить тему разговора. Он сказал: — Когда я был маленьким, я считал, что здесь, в старом блиндаже, среди траншей, живет дракон.

— А где же тут траншеи?

— Сейчас они заросли папоротником.

— А что такое дракон?

— Ну, видишь ли… это такое существо — из пасти его вырывается огонь, и оно покрыто панцирем.

— Как танк?

— Ну да, пожалуй, как танк. — Между воображением Кэсла и воображением мальчика пролегала пропасть, и это ставило Кэсла в тупик. — Скорее, как гигантский ящер, — сказал он. И тут же понял, что танков-то мальчик видел множество, а вот страну ящериц покинул еще до своего рождения.

— А ты когда-нибудь видел дракона?

— Однажды я видел, как из траншеи шел дым, и решил, что там сидит дракон.

— И ты испугался?

— Нет, в ту пору я боялся совсем другого. Я ненавидел школу, и у меня было мало друзей.

— А почему ты ненавидел школу? Я тоже буду ненавидеть школу? То есть настоящую школу.

— Враги у нас у всех разные. Возможно, тебе не понадобится помощь дракона, а мне она была нужна. Моего дракона ненавидел весь мир и хотел его убить. Люди боялись дыма и пламени, которые он выбрасывал из своей пасти, когда сердился. А я ночью потихоньку убегал из спальни в общежитии и относил ему коробки сардин из моих припасов. Он поджаривал сардины прямо в коробке своим дыханием. Он любил их есть горячими.

— Это было взаправду?

— Нет, конечно, нет, но сейчас мне кажется, будто все так и было. Как-то я лежал в общежитии в нашей спальне — накрылся простыней и плакал, потому что это была первая неделя семестра и до каникул было еще двенадцать бесконечно долгих недель и я боялся… всего боялся. Стояла зима, и вдруг я увидел, как окно в моей комнате затуманилось. Я протер стекло пальцами и посмотрел вниз. А там был дракон — он лежал на мокрой черной улице, будто крокодил в ручье. Раньше он ведь никогда не покидал пустоши, потому что все были против него, — я думал, что и против меня тоже. Полицейские даже держали в шкафу винтовки, чтобы пристрелить дракона, если он появится в городе. И однако же, вот он лежал внизу — лежал совсем тихо, и такие большие теплые клубы пара поднимались ко мне от его дыхания. Понимаешь, он услышал, что в школе снова начались занятия, и знал, что я одинок и несчастен. Он был куда умнее любой собаки, намного умнее Буллера.

— Ты мне сказки рассказываешь, — сказал Сэм.

— Нет, просто вспоминаю.

— А что случилось потом?

— Я подал ему тайный знак. Он означал: «Опасно. Уходи», — потому как я не был уверен, что дракон знал про полицейских и про винтовки.

— И он ушел?

— Да. Очень медленно. И все время оглядывался, точно не хотел оставлять меня. Но с тех пор я ни разу не испытывал страха и одиночества. Во всяком случае, если и испытывал, то редко. Я знал, что стоит мне подать сигнал, и дракон вылезет из своего логова на пустоши и придет мне на помощь. У нас с ним было много всяких условных сигналов, кодов, шифров…

— Как у шпионов, — сказал Сэм.

— Да, — с чувством разочарования подтвердил Кэсл, — наверное. Как у шпионов.

Кэсл вспомнил, как он однажды нарисовал карту пустоши, на которой отметил все траншеи и потайные ходы, скрытые папоротниками. Он ведь тоже действовал тогда точно шпион.

— Пора домой, — сказал он. — А то твоя мама станет волноваться…

— Нет, не станет. Я ведь с тобой. Я хочу посмотреть пещеру дракона.

— На самом-то деле дракона ведь не было.

— Но ты же до конца не уверен, правда?

Кэсл с трудом нашел старую траншею. Пещера, где жил дракон, заросла кустами куманики. Продираясь сквозь них. Кэсл зацепил ногой ржавую банку, и она взлетела в воздух.

— Вот видишь, — сказал Сэм, — ты же приносил ему поесть. — Он продрался сквозь кусты, но ни дракона, ни скелета его не обнаружил. — Наверное, полиция все же расправилась с ним, — сказал Сэм. И поднял банку.

— Так это из-под табака, — сказал он, — не из-под сардин.

В ту ночь, лежа в постели, Кэсл спросил Сару:

— Ты в самом деле думаешь, еще не поздно?

— Для чего?

— Уйти мне из конторы.

— Конечно, нет. Ты же еще не старик.

— Тогда, возможно, нам придется уехать отсюда.

— Почему? Чем это место хуже любого другого?

— А тебе не хотелось бы сменить обстановку? Этот дом… разве это дом, верно? Быть может, если бы я получил работу за границей…

— Мне хотелось бы, чтобы Сэм жил в одном месте, чтобы ему было куда вернуться, если он когда-нибудь от нас уедет. Вернуться туда, где все с детства ему знакомо. Как вот ты — вернулся же ты. К чему-то старому. Безопасному.

— К старым развалинам у железной дороги?

— Да.

Ему вспомнилось, как степенно звучали в каменной церкви голоса жителей, — такими же степенными были и сами жители, которые, облачившись в праздничные одежды, раз в неделю отдавали дань вере. «Там, вдали, зеленый холм за городской стеной».

— Они красивые, эти развалины, — сказала она.

— Но вот _ты же_ никогда не сможешь вернуться назад, — сказал Кэсл, — в свое детство.

— Это другое дело: моя жизнь там не была безопасной. Пока я не узнала тебя. И у нас там нет развалин — одни лачуги.

— Мюллер приезжает, Сара.

— Корнелиус Мюллер?

— Да. Он теперь большой человек. И я должен быть с ним любезен — это приказ.

— Не волнуйся. Он не может нам больше причинить зла.

— Нет. Но я не хочу, чтобы ты волновалась.

— А почему я должна волноваться?

— Шеф хочет, чтобы я пригласил его сюда.

— Значит, приглашай. И пусть видит, как мы живем с тобой… и с Сэмом…

— Ты согласна?

— Конечно, согласна. Черная хозяйка будет принимать мистера Корнелиуса Мюллера. И черный ребенок.

Оба рассмеялись — не без страха в душе.

— Как себя чувствует наш маленький паршивец? — спросил Дэвис: он спрашивал об этом ежедневно на протяжении вот уже трех недель.

— О, все прошло. Он снова вполне здоров. Он тут меня спрашивал, когда ты к нам приедешь. Ты ему нравишься — не могу понять почему. Он часто вспоминает про тот пикник, на который мы ездили летом, и как играли там в прятки. Он, похоже, считает, что никто не умеет так прятаться, как ты. Считает, что ты шпион. Без конца говорит про шпионов — в мое время дети говорили так про фей. Или не говорили?

— А нельзя мне сегодня забрать у него на вечер папашу?

— Зачем? Что-то намечается?

— Вчера, когда вы ушли, зашел сюда доктор Персивал, и мы разговорились. Знаете, по-моему, меня действительно собираются послать за границу! Доктор Персивал спрашивал, не стану ли я возражать, если мне сделают дополнительное обследование — кровь, моча, рентген почек и так далее, и так далее. Он сказал, с тропиками нельзя шутить. Он мне понравился. Похоже, он интересуется спортом.

— Бегами?

— Нет, только рыбной ловлей. Довольно одинокий спорт. Персивал — он немного похож на меня: не женат. Мы решили сегодня вечером встретиться и окунуться в городскую жизнь. Я уже давно не окунался. Эти мои ребятки из министерства охраны окружающей среды — такая унылая компания. Вы не могли бы, старина, всего на один вечер заделаться вдовцом?

— Мой последний поезд уходит с вокзала Юстон в одиннадцать тридцать.

— Квартира сегодня вечером в полном моем распоряжении. Оба моих соседа отбыли в зараженный район. Так что в вашем распоряжении будет кровать. Двуспальная или односпальная, какую пожелаете.

— Пожалуйста, односпальную. Дело, Дэвис, идет к старости. Не знаю, какие у вас с Персивалом планы…

— Я подумал — поужинать в «Кафе-гриле», а потом посмотреть стриптиз. В кабаре «У Реймонда». У них там выступает Рита Ролз…