Упрощение стало главным лозунгом при Хитте, целью, достижением, личной заслугой. Труд физический, труд с напряжением мускулов, считался почетным, труд умственный — блажью, работенкой для ленивых и слабосильных. О закрытии фабрики, разрушении машин, ликвидации лаборатории сообщали как о победе. Утонченное называли извращенным, рассуждения — пустословием, чтение — потерей времени, сибаритством. И поэты воспевали опрощение простыми словами. Гирдл-Простак был самым известным. Приведу несколько его сонетов в прозаическом переводе. Рифмовать не берусь, хотя и рифмы в школе Простаков были простые, четкие и привычные, такие как «день — тень», «кровь — любовь».
Итак, стихи.
«В лаборатории, затхло-прокисшей, заплесневелой, как могила, в запаянных колбах, наполненных удушливым дымом, ветхий старец слезящимися глазами старается рассмотреть зарождение жизни.
А жизнь рождается не в колбе, она рождается в поле, когда солнце припекает, а свежий ветер обдувает чернозем, когда говорливые ручейки омывают комья почвы. Открой глаза пошире. В крыльях бабочки ты увидишь блики солнца, в воркованьи горлицы говор ручейка. Посмотри старец на свою внучку, посмотри мужчина на жену хлопотунью. Разве ты не замечаешь в ней стремительность ветра, резвость ручья, жар солнца в румянце.
А подслеповатый мудрец что-то ищет в мутной колбе».
И еще один стих!
«Сладка вода для того, кто гнул спину над плугом. Отдых сладок тому, кто потрудился на славу. Вот старик сидит на завалинке, вокруг галдят внучата. Галдят, а он дремлет, подставив солнцу морщинистые веки. На лице покой и довольство. Заслужил, потрудился. Звенит многочисленное потомство. Жизнь прожита не даром».
Гирдлу выпало счастье быть знаменитым и популярным при жизни. Его стихи декламировали, пели и цитировали. Его чтили, как пророка, и любили гораздо больше. Пророк куда-то тянет, ведет за собой, а Гирдл сам шел за почитателями, выражал их точку зрения: «Сапиенс живет для будущего, а будущее — это дети».
Результат нетрудно угадать. Прирост населения на Астрелле был завидный. Число жителей удваивалось в каждом поколении, за сто лет увеличилось в 16 раз, через полтора века — в 64 раза и перевалило за триста тысяч.
Астрелла, однако, не резиновая. Это маленькое небесное тело, астероид, и поверхность его по площади не больше Парижа. В свое время для трех тысяч талантов хватало пустырей. Триста тысяч едоков с трудом находили площадки для новых пашен.
И если презирается, третируется неопрятная, дурно пахнущая техника, стало быть, нет ни тракторов, ни бульдозеров, выравнивающих неудобные земли, камни выковыривают ломом, грунт носят на носилках. И нет никаких надежд на просторные новые земли.
Если наука, в частности химия, считается подозрительной блажью подслеповатых чудаков, стало быть, нет и химических удобрений, нет генетики — химии новых сортов. Никаких надежд на повышение урожайности.
Наука забыта. Забыто даже, что сама Астрелла — детище высокоразвитой науки у нее искусственная атмосфера, искусственная гравитация, искусственное солнце. Все это требует управления, поддержания, ремонта. Правда, управлять техникой не так уж сложно. Можно, наизусть зазубрить, какой рычаг тянуть, какую кнопку нажимать. Но машина требует и ремонта, кроме того. А что можно понять в искусственном солнце, если «наука это блажь подслеповатых старцев?».
И гравитация начала сдавать со временем, через прохудившееся искусственное небо улетучивался воздух, дышать становилось все труднее, работать тяжелее. И солнце меркло время от времени, так что не всегда вызревало зерно на полях. Голодали взрослые, голодали и дети — достойное будущее.
Тогда король Астреллы (в ту пору там уже были короли, а не капитаны) объяснил народу, что счастье не просто в детях, а в здоровых детях, и потому первенцев, как не самых здоровых, надлежит убивать.
Так, за полтора века от умиления Астрелла перешла к уничтожению потомства. Круг замкнулся быстро, потому что тесный, махонький был кружок.
На Вдаге ничего этого не знали. Большая планета жила своей жизнью, решала свои проблемы. Проблемы общепланетные. Период раздоров, войн и социальных потрясений там миновал давно, преодолен был классовый эгоизм, преодолена скудость, так пугавшая первопоселенцев Астреллы. О беглом астероиде помнили только специалисты — историки астрономии. И по их желанию телескопы иногда нацеливались на светлую точечку. Где она? Существует ли?
И вот однажды один из наблюдателей увидел, что точечка мигает. Мигает не случайно, чередуя короткие и длинные перерывы. Короче, передает сигнал бедствия SOS по коду Вдага.
И через некоторое время ракеты скорой помощи сняли с Астреллы триста тысяч голодающих потомков гордых талантов, некогда отказавшихся работать на скудный Вдаг.
На Астрелле остались только закоренелые приверженцы патриархальности.
Ныне починенный и реставрированный астероид вращается вокруг обширного Вдага. И школьников Вдага возят туда, чтобы познакомить со старинным бытом.
Глава VIII. МЫ ПРЕДЛАГАЕМ
И снова Диспут о будущем Звездного Шара.
Председатель (по-прежнему называю его Дятлом мысленно) повторяет свой каверзный вопрос:
— Так вы помните историю Астреллы? Учитываете ее опыт?
Их-Лирик нервно теребит свою мнимую бородку:
— Пример Астреллы не показателен, — говорит он. — Это история беглецов из аморального классового общества, пропитанных предрассудками и эгоизмом. Их нельзя сравнивать с настоящими сапиенсами.
— Ну-ну! — хмыкает Дятел. — В прошлый раз вы говорили, что мы не так уж далеко ушли от отсталых планет. Но, может быть, вы возьметесь проверить, повторить опыт? Можно предоставить вам самоуправляющийся астероид, подберите желающих…
— Это ничего не даст Надуманная обстановка, искусственная изоляция в космосе. Все равно, что заточить сотню ученых в тюрьму и воображать, что наблюдаешь там развитие общества. Нет, нам необходимо нестесненное свободное развитие, моральное и духовное. Тогда через три-четыре поколения можно ждать результатов.
— Свободное! Свободное от технических усилий, так вы понимаете? Но вот ваш оппонент (кивок в сторону Физика) считает, что у нас нет сотни лет для неторопливых опытов. Как же быть? Что вы предлагаете конкретно?
И тут на помощь Лирику неожиданно пришел Физик, его главный противник.
— Вот именно, это мы и хотим знать, — крикнул он. — Что вы предлагаете конкретно, как председатель. Мы ведем дискуссию не первый день, и вы только возражаете. Возражаете мне, возражаете моему оппоненту, опровергаете, опровергаете. Так нельзя выяснить ничего. Нельзя спорить с туманом. Я настойчиво прошу, скажите, наконец, за что стоите вы лично за мой проект или за проект моего противника. Определим позиции. Нельзя же спорить с туманом.
— Почему только два решения? — уклончиво возразил Дятел. — К нам поступают целые пачки предложений. Я как раз хотел ознакомить вас с некоторыми. Вот, например, нам пишут:
«Мы предлагаем…»
(«Мы» — это не просто вежливая формула. В среде звездожителей принято мыслить коллективно. Незрелых идей не стесняются, больше опасаются, как бы мысль не пропала зря. И не носятся с собственностью на открытия, понимают, что культура создается общими усилиями. Кто-то высказал гипотезу, обсудили, поправили, поддержали, переиначили. И не разберешь, кому, какая запятая принадлежит, шлют общее письмо).
Итак, предложения:
Некая группа предлагала сконцентрировать усилия ученых на исследовании зафона, найти там слой, где можно было бы перемещаться еще на пять порядков быстрее. Тогда любая звезда любой галактики стала бы доступной. Выбирай самые удобные.
Другая группа предлагала разгадывать тайну Большого Взрыва, в котором возникла наша Вселенная примерно пятнадцать миллиардов лет назад. Подражая ему, малыми взрывами можно было бы творить планеты и солнца где угодно.
