— Но есть одна вещь, которую ты не принимаешь во внимание, — сказал Уртарра, и в голос его вкралась загадочная нотка. Он встал на ноги и подошел к богато украшенному сундуку, стоящему в углу шатра. — Я могу заплатить тебе за услугу.

Дардаш невесело рассмеялся:

— Чем? Золотом или драгоценностями? С помощью чар я могу создать их из навоза. Благосклонностью той шлюхи, что ждет снаружи? В любом городе я найду сотни таких, как она. У тебя нет ничего, что могло бы заинтересовать меня, предсказатель.

— Ну что ж, очень жаль, — мягко произнес Уртарра, вынимая что-то из сундука. — Я-то надеялся, что у меня найдется кое-что занимательное.

Астролог повернулся, и Дардаш увидел, что он держит в руках клочок пергамента длиной примерно в две ладони, несомненно, оторванный от какого-то свитка. Маг бросил на пергамент скучающий взгляд и уже хотел отвернуться, как вдруг по его телу пробежала дрожь: надпись на свитке напоминала Древний Язык, те самые загадочные и непостижимые письмена, что и на его собственных двенадцати свитках.

Чтобы лучше видеть, Дардаш наклонил голову и внезапно, словно от удара превосходящей по силе магии, потерял дар речи и чуть не задохнулся. Сердце его неистово затрепыхалось в груди, а перед глазами заплясали радужные искры, когда он понял, что текст в руках Уртарры составлен на двух языках. Под каждой строкой, написанной на Древнем Языке, помещалась другая, где перемешивались идеограммы и фонетические символы, в которых Дардаш узнал письменность позднего Аккосиана, одного из почти исчезнувших языков, изученного им много лет назад.

— Это, разумеется, только обрывок, — заверил Уртарра. — У меня есть и оставшаяся часть рукописи, спрятанная в надежном месте, но если тебя не интересует…

— Не шути со мной, я этого не люблю. — Дардаш мгновенно осознал, что именно здесь находится ключ к разгадке тайны двенадцати свитков, которая сделает его фактически бессмертным и наделит безграничными силами волшебников древности. — Признаюсь, я испытываю некоторый сугубо научный интерес к древним рукописям и готов предложить за хорошие образцы приличную цену. Разумеется, об убийстве короля не может быть и речи, но есть много других…

— Не шути и ты со мной, — прервал его Уртарра. — Маркурадес должен умереть, или же вся рукопись будет предана огню.

По спине Дардаша пробежал холодок.

— С другой стороны, в мире полным-полно королей, — медленно произнес он. — Так ли уж на самом деле важно, будет их одним больше или меньше?

Время шло к полудню, когда Дардаш тщательно отобрал магические приспособления, которые, как он думал, могли ему понадобиться, и переправился на плоту к берегу. Он лично проследил за тем, чтобы все предметы вместе с небольшим количеством его дорожных пожитков были аккуратно навьючены на двух мулов, а потом, слегка нахмурившись, повернулся к Уртарре.

— Все-таки любопытно, — не выдержал он, — как ты сумел найти мой маленький незаметный островок? Я был убежден, что спрятал его вполне сносно.

— Ты спрятал его очень хорошо… от людских глаз, — с довольной улыбкой ответил Уртарра. — Но он виден с высоты, а на твоем острове гнездится очень много птиц.

— Ну и какое это имеет значение?

— Для меня — никакого; но для ястребов, как выяснилось, это очень важно.

— Понимаю, — задумчиво протянул Дардаш, внезапно осознав, что Уртарра, при всей его мягкости евнуха, в высшей степени опасный противник. — Ты никогда не помышлял о том, чтобы стать магом?

— Никогда! Мне хватает тревог с даром провидения. Если добавить к этому что-нибудь еще, я вообще лишусь сна.

— Наверное, ты прав. — Дардаш ловко вскочил на коня, которого ему подвели заранее. — Скажи мне, а ты когда-нибудь вызывал видение собственной смерти?

— Ни один провидец не в состоянии сделать этого до тех пор, пока не будет готов, — со странной улыбкой ответил Уртарра и подал знак четырем охранникам и молодой женщине; все они уже сидели верхом и ждали неподалеку.

Процессия тронулась на юго-восток, в сторону Бхитсалы, столицы Колданы. Равнина мерцала от жара, и линия горизонта стала почти неразличимой.

Дардаш, предпочитавший относительную прохладу побережья, не находил ничего привлекательного в предстоящей четырехдневной прогулке верхом. Стараясь не отставать от Уртарры, маг утешал себя мыслью, что это, быть может, последнее путешествие, которое он совершает таким банальным и неудобным образом. Когда он овладеет знаниями, скрытыми в двенадцати свитках, то сможет безо всяких усилий перемещаться на любые расстояния иным способом — возможно, верхом на облаках, а возможно, так, что и во сне не приснится. А до тех пор придется довольствоваться тем, что есть.

— А эта женщина, — сказал Дардаш задумчиво, — она знает, что нам предстоит совершить?

— Нет! Никто не должен знать о нашем соглашении, иначе, будь мы хоть в сто раз сильней, это не убережет нас от гибели.

— Но не кажется ли твоим людям наша экспедиция немного… необычной?

— Они привыкли никогда не задавать вопросов. Тем не менее я сказал им то, что скажу и Маркурадесу: дескать, ты непревзойденный математик и мне нужна твоя помощь в составлении гороскопов. Я распространил слух о таком расположении звезд, которое указывает на некие важные события, но делает это весьма невнятно, так что даже я в затруднении. Видишь ли, я давно уже готовил почву…

Взгляд Дардаша вернулся к фигуре всадницы впереди процессии.

— А где ты взял женщину?

— Нирринин — дочь моего двоюродного брата. — Уртарра удовлетворенно хихикнул. — Мне повезло, что она так ответственно подошла к заданию, которое я ей поручил. Прислать ее к тебе сегодня ночью?

— В этом нет необходимости, — ответил Дардаш, не подавая виду, что уязвлен предложением астролога. — Она придет ко мне по собственному желанию.

Они двигались по раскаленной равнине — точно в самом центре неясной полусферы ослепительного сияния — до тех пор, пока с заходом солнца горизонт вновь не обрел прежнюю отчетливость, а окружающий мир не возродился к жизни. Не дожидаясь, когда окончательно стемнеет, путешественники разбили лагерь — величественный квадратный шатер для Уртарры и скромные конические палатки для остальных — и разожгли костры. Нирринин принялась готовить ужин для Уртарры и Дардаша, а охранники занялись своими делами. Маг расположился поближе к девушке и поместил ее в орбиту своей личной силы, действующей неторопливо, но верно.

— Когда мы встретились нынче утром, — начал он, — я был совершенно уверен, что ты принцесса.

— А я совершенно уверена, что ты льстец, — парировала Нирринин, не отрываясь от приготовления еды.

— Я никогда не пользуюсь лестью.

— Значит, она проявляется в том, что ты ее отрицаешь.

— Очень хорошо, — рассмеявшись, сказал Дардаш, и его желание возросло от того, что женщина, склонившаяся над огнем, оказалась всесторонней личностью, а не просто куском недолговечной плоти. — Вчера, когда я следил за твоим купанием, я понял…

— Вчера? — Глаза ее сверкнули в сумерках, словно две луны.

— Да. Не забывай, что я не только математик, но и маг. Используя свои чары, я долго стоял, незримый, рядом с тобой и понял, что мы созданы друг для друга. Как меч и ножны.

— Меч! Теперь ты решил польстить себе?

— Есть лишь один способ проверить, — небрежно бросил Дардаш.

Много позже они лежали рядом в темноте — довольная Нирринин спала в его объятиях, а он с торжеством осознавал, что ум его снова обрел свою былую ясность.

И Дардаш начал обдумывать способы убийства короля.

Город Бхитсала раскинулся вокруг полукруглой бухты — отличной стоянки для торговых кораблей. Его защищала гряда невысоких холмов, которая, соединяясь с береговой линией на южной оконечности бухты, образовывала возвышение из утесов, где располагался дворец королей Колданы — обширное сооружение со множеством зданий, чьи колоннады красовались под толстым слоем золота вплоть до того момента, когда Маркурадес вступил на трон. Одним из первых деяний молодого короля стал приказ ободрать золото с колонн и распределить его между простыми людьми. Несмотря на это, белая мраморная плоть колонн сияла все так же ярко, а на закате отражала солнечные лучи — словно в знак того, что сами боги позолотили дворец Маркурадеса, приветствуя щедрость короля.