Я пожал плечами, камнедробилкой не удивить того, кто слушает хэви-метал.

– Не знаю. Я ничего такого не слышал. А эта тварь… она ж не больше бродячей собаки! Я знал людей, что даже кошек боятся, крыс, мышек, пауков… хотя легко могут растоптать, расплющить…

Асмер помолчал, сказал задумчиво:

– Может быть, ты гораздо больше прав, чем догадываешься.

На привале Асмер в ручье полоскал рубашку, Бернард пробурчал, что внизу по течению на милю вся рыба издохнет, а это ж божьи твари, грешно, священник оставил книгу и углубился в чащу. Но ушел недалеко, я увидел над зеленью кустов седые пряди с розовой плешью, потом вроде бы совсем рядом качнулось нечто серо-коричневое.

Два оленя внимательно рассматривали священника. Он что-то говорил, помавая обеими дланями, будто растирал по невидимой стене тесто. Подошел крохотный олененок, глаза большие, серьезные, с ходу попытался боднуть человека в колено безрогой головой, потом заслушался. Священник присел и, глядя ему в глаза, читал молитву, почесывал белое нежное горло. Взрослые олени смотрели без страха.

Я попятился, не люблю пугать зверей, у нас они и так запуганные, зато Бернард увидел, ахнул, заорал обрадованно:

– Патер, хватай за рога вон того, толстого!..

Совнарол даже не оглянулся, а олени вздрогнули от громкого голоса, отступили на шажок. Бернард ругнулся шепотом и громко сказал:

– Патер, мясо кончилось!.. У нас только хлебные лепешки и малость сыра. Господь не обеднеет…

Священник ответил, не повышая голоса:

– Изыди с такими речами!.. Не поддавайся искушению диавола!

Олени пугливо прядали ушами, но не уходили, доверчиво тыкались бархатными мордами. Красиво вырезанные ноздри трепетали. Священник встал, чесал оленей за ушами, они жмурились, томно выгибали шеи. Бернард взглядом уже освежевал всех троих, разделал мясо и жарил на углях, потом вздохнул, уже смиреннее объяснил:

– Это не я, а мой желудок искушает. Мой собственный…

Асмер подмигнул невесело, взял лук и неслышно вдвинулся в зеленую чащу. «Священник, конечно, глуп, – мелькнуло в моей гудящей голове, – без мяса быстро теряем звериность, а без нее тут не выжить, так что проще зарезать хотя бы одного из этих оленей, а не гоняться по лесу… но в чем-то есть это странное превосходство, превосходство тупого и необразованного священника над умом и образованием». Только на миг мне показалось именно так, я отвернулся и ушел к костру, но засело чувство, что эта мелкая заноза ухитрилась поцарапать мою толстую кожу.

По словам Бернарда, мы двигаемся через королевство Эстия. И хотя эти земли заселили даже раньше, чем Галлиланд или Алемандрию, но страна, на мой взгляд, оставалась пустынной, безрадостной. Деревушки попадались редко, все крохотные, ни одного села, а городов так и вовсе не попадается, хотя несколько суток двигались по берегу полноводной реки с чистой водой и множеством рыбы.

Несколько раз видели проплывающие вдали курганы. Один показался свежим, на нем еще сохранились ритуальные камни. С других либо скатились, либо их поглотила земля. Землепашцев почти не встретили, только стада мелких неопрятных овец, обязательно тощих. Их стерегли такие же тощие злые собаки под присмотром тощих пастухов. Пастухи смахивали на разбойников: в лохмотьях, с дубинками на поясах, угрюмо провожали злыми взглядами нашу повозку.

– Ничего, – сказал Бернард. – Ничего… Только бы добраться до наших земель!.. Богатая долина, плодородная земля… В реках тесно от рыбы, в лесах – от зверя, зерно пшеницы – с орех, а виноградную гроздь берешь двумя руками!.. У нас девушки как цветы, а цветы как девушки – голова кружится.

Асмер фыркнул:

– Про нечисть упомяни.

Бернард омрачился, мне стало жалко старого воина, за него ответил Рудольф:

– Погоним нечисть. Погоним. И воссияет солнце.

Ланзерот оглянулся, я уловил взгляд холодных, ничего не выражающих глаз, затем он отвернулся, ехал молча. И уж совсем неожиданно прозвучал его отливающий металлом голос:

– Прогнать мало. Надо вступить на землю Тьмы с мечом в руке и именем Господа на устах!.. И отправить всех обратно в ад.

Рудольф и Асмер молчали, Бернард сказал мечтательно:

– Верно… Ведь за нашим Зорром дальше на север лежит прекрасная и плодородная долина… а за нею и вовсе земля… сейчас никем и ничем не занятая. Если изловчиться и поставить зáмок в одном хитром месте… там есть такой узкий проход в горном ущелье, то как надежный засов на воротах перекроет этот единственный вход! И ни одна армия не сумеет ни пройти, ни проползти. Представляешь, всего один зáмок! Можно даже простую деревянную крепость. Хотя там хватает камней, а деревянную и сжечь можно.

Рудольф хмыкнул:

– Да, самое время ставить. Самим бы устоять…

Все помрачнели, умолкли. И уже совсем к вечеру, как будто все время думал о дальних странах, Рудольф, приглушив голос почти до шепота, сказал мне:

– Ланзерот… он ведь из Горланда.

Глаза его уставились на меня с изумлением. Потом вспомнил, что в Срединных Королевствах все тупые и ленивые, ничего не знают, пояснил с досадой:

– Это было самое могучее королевство!

– А где оно? – спросил я так же шепотом.

– На юге, – ответил Рудольф, – сразу за Скарландами.

Я взмолился:

– Рудольф, считай, что говоришь с полным придурком. Но я такой придурок, который учится быстро!

Он вздохнул.

– Скарланды уже захвачены силами Тьмы. Теперь король Карл, властелин Горланда, а теперь еще и Скарландов, осаждает наш Зорр… А вообще-то учись драться топором. У тебя широкие плечи и длинные руки. Родись ты не в Срединных Королевствах, а в моем Зорре, ты мог бы при удаче дослужиться до рыцарского пояса!

Я удивился было такой перемене, но тут мимо промчался Ланзерот, услышал последние слова Рудольфа. Аристократическое лицо передернулось в отвращении, а нос брезгливо приподнялся. Рудольф с сочувствием посмотрел ему вслед, но разговаривать больше не стал.

На другой день с вершины пологого холма открылась не долина, а видение рая. Крохотные домики с красными черепичными крышами, с обеих сторон зеленые поля, густые сады, заливные луга, извилистая неглубокая речка, явно полна рыбой, близок лес с грибами и ягодами, березовым соком, малинником… Справа огромные тучные стада коров, от озера к домам дорога покрыта как снегом, это поземка мерцает и движется к селу. Я не сразу понял, что это возвращается на ночевку исполинская стая гусей.

– Благослови, Господи, – сказал Бернард, – это мирное село. К счастью, мародеры прошли мимо.

Ланзерот кивнул.

– Хорошее село. В этих краях и оставим Дика-простолюдина.

– В этих, – подтвердил Бернард.

Деревушки попадались часто, под вечер мы завидели стены очень богатого села, почти города. Да, город, раз уж огорожен стеной. Пусть деревянным частоколом, но это в самом деле забор, ограда. И даже ворота на въезде, правда – створки вросли в землю, ибо телеги постоянно двигаются в город и из города, заморишься открывать-закрывать, а о нечисти тут как будто не слыхали.

Ланзерот предупредил, что это последний город, где смогли бы переночевать в гостинице, если бы возжелали. Даже здесь опасно, люди Тьмы могут отыскать и здесь, а в многолюдье проще пропустить лезвие ножа под ребро или получить отравленное вино в харчевне. «Понятно», – подумал я невесело. С приближением к землям, что заняла Тьма, мы вообще начинаем тени своей страшиться. Уже и так ночуем только в глубоком лесу, выставив все дозоры… При такой жизни как отыскать людей, которые могут знать, как я сюда ухнул и как бы желательно обратно?

Ланзерот сразу велел хозяину показать нам комнату, где будем спать, я даже удивился, будет ли принцесса с нами в одной комнате, но для нее отыскалась смежная, где, по иронии, обычно располагается слуга, готовый прийти по первому же окрику благородного господина. Мы, благородные и не очень, расположились в большой комнате. В ней кроме стола хватало широких лавок. Они же топчаны для спанья.