— Что же, разве-мы здесь — не человечество? Каждый человек — атом человечества. И все, что полагается целому, он должен носить в себе всегда!

— Лучше, пожалуй, не скажешь! — Командир выпрямился, и все облегченно вздохнули.

Дело было не в том, что Оля заново открыла кому-то глаза на мир. Каждый в принципе думал так же. Но важно, чтобы кто-нибудь рядом вслух повторил твои собственные мысли.

Ант открыл коробку и выпустил зайчиков пастись по стенам кабинета. Пти радостно прыгнул им навстречу.

По середине мостовой брела девушка с сумкой на длинном ремне. Транспорта было еще мало, и ей никто не мешал.

— Нонка! — окликнули ее.

Девушка подняла голову, долго всматривалась и вдруг заулыбалась:

— А, Оля! Я так задумалась, никого не вижу. На работу?

— Конечно. А тебя уж я не спрашиваю…

— И напрасно. Это мое вечернее дежурство так затянулось…

— Что случилось?

— И не говори! Ужасная ночь. Вся Снегиревка буквально спятила.

— Да в чем дело, наконец?

— Устала я смертельно. С ног валюсь. Представляешь, двадцать четыре пары близнецов принять! Причем ни у одной мамочки врачи не предсказывали второго ребеночка!

— Невероятно!

— Что ты! Аркадий Иванович, когда его из постели вытащили, рвал и метал. Я, говорит, этого так не оставлю. Добьюсь, говорит, чтобы всех послали на переквалификацию!

— А малыши? В порядке?

— Здоровые розовые сосунки! И знаешь, смешно просто: в каждой паре один обязательно синеглазый. Да еще такой, с нестерпимым блеском — будто неоновые солнышки. Я прямо иззавидовалась!

— Ой, неужели и у меня сегодня такое случится?

— Оля, я тебя не узнаю. Врач-межзвездник — и вдруг близнецов испугалась!

— Да не испугалась я вовсе. Просто так… Пока, Нонка!

Они разошлись. Нонка задумчиво понесла дальше свою сумку, качая ее на длинном ремне. Но вдруг обернулась:

— Да, забыла спросить: уходишь скоро?

— В следующий рейс. Ант сказал, на этот раз — обязательно!

— Счастливая ты. Опять будете вместе. Ну, всего тебе!

— Спасибо. Береги малышей.

— Чего?

— Близнецов, говорю, не забывай. И их мамочек тоже.

Мать как следует закутала малыша, и они вышли в темноту. Пригород замолкал к ночи, лишь в непроглядном отдалении без устали лаял какой-то сверхбдительный пес. Они прошли по ступеням из плитняка. Впереди в слабом свете одиноких фонарей брезжил длинный тротуар вдоль широкой грунтовой дороги. Малыш, как всегда, шел впереди: задрав голову, он всматривался в черное небо.

— А на той картинке не так. — Он внезапно обернулся к матери, и та чуть не споткнулась о маленькую фигурку. — Там нарисованы такие точечки. С такими острыми иголками.

— А-а, вот ты о чем. Это очень старая книжка. Так изображали звезды. С лучиками.

— Звезды? — Малыш не понял, он даже остановился. — Ты мне никогда об этом не рассказывала.

Женщине не хотелось пускаться в длинные объяснения.

— Еще расскажу. Завтра, когда включат день.

— В той книжке написано, что день не включался, а наступал.

— Это почти одно и то же. Вообще зачем ты взял эту книжку? Папа ее очень бережет, он будет недоволен, когда узнает.

— Я сам ему скажу. Пускай он расскажет, раз ты не хочешь…

Некоторое время шагали молча вдоль хмурых спящих домов, еле угадываемых в окружающем мраке. Но малыш не мог долго безмолвствовать.

— И они — светились?

— Кто — они? — Мать уже потеряла нить разговора, углубившись в свое. Ах, звезды! Да, конечно же. Только света давали очень мало.

— Меньше, чем эти фонари?

— Гораздо.

— Меньше, чем лампы в теплицах?

— Куда там.

— Меньше, чем дневные светильники?

— Ни в какое сравнение не идет.

Малыш задумался.

— И от них не было никакой пользы?

Он привык к тому, что все вокруг так или иначе служило полезной цели, было на строжайшем учете — тепло и свет особенно.

— Никакой, сынок, — рассеянно отозвалась мать.

— Все равно… — малыш вздохнул. — Это, наверное, было красиво.

— Не знаю. Уже давно нет тех людей, которые их видели. Там их было много.

Она неопределенно махнула рукой в сторону тусклого зарева над горизонтом, в котором льдисто обозначались бессчетные прозрачные остовы теплиц. От светящегося облака уходил в зенит тонкий, еле различимый лучик. Слегка журчала вода — в теплицах включили дождь.

— А что это? — Малыш спросил о лучике.

— Это наш инверсионный след, — ответила мать механически.

— Инве… инне..?

— Этот след мы оставляем за собой, когда летим в пустоте.

— Но мы же никуда не летим!

Малыш рассердился. Он подумал, что его дурачат, такое случалось.

— Тебе так кажется, малыш. На самом деле мы летим. С ужасной, огромной скоростью. Мы на это тратим почти всю свою энергию. И все, наверное, зря.

В голосе ее малыш уловил привычную, сдерживаемую горечь — горечь взрослого человека.

— Почему — зря? И зачем нам лететь? Нам ведь и так хорошо.

— Нет, маленький. Мы улетели, чтобы спастись. Там, где мы были раньше, все должно было погибнуть — солнце, звезды, весь мир, все-все.

— О-о! Мы вовремя убежали?

— Да, малыш. Но теперь у нас на исходе энергия. А нужно добраться во-он до того пятнышка. Оно называется Вторая метасистема.

Мальчик увидел над кровлей дома бесплотное струение света.

— Мы на полпути туда. Вся наша энергия уходит на движение — вот почему вокруг так холодно и темно. И теперь некоторые люди думают, — а может, не надо вообще лететь?

Женщина вдруг поймала себя на том, что рассказывает сыну о серьезных, малопонятных вещах.

— Они говорят — давайте прекратим ускорение, нам все равно не достичь светового порога. Давайте сделаем небольшое солнце, вроде того, что взорвалось там. Его хватит на тысячи лет. Поживем как люди, а не как кроты.

— Солнце? Это, наверное, хорошо?

— Хорошо, сынок, но тогда мы не долетим. То есть долетим, но слишком поздно. Солнце выгорит, и здесь, на Земле, тоже все остынет. И туда долетит одна лишь мертвая ледышка.

Светлое пятнышко все так же неотступно стояло в высоте.

— А там?

— А там прекрасно, малыш. Это молодая вселенная, полная ослепительных, горячих звезд. Мы выберем себе хорошее солнце, с привольными зелеными планетами, будем жить там, позади останутся эти столетия тьмы. Мы не погибнем…

Голос матери прервался. Вдали, в смутном проеме надземной станции показалась мужская фигура. Мальчик припустил к ней и повис на шее.

— Пап, мама мне все рассказала! Ты, наверное, ничего не знаешь, Мы все летим! К звездам! Энергии не хватает!

Отец посадил мальчика на плечи и улыбнулся жене.

— Не забивай голову ребенку. В семье достаточно одного сторонника движения.

Но малыш был переполнен только что узнанным.

— А когда мы долетим, па? Когда?

— Когда ты станешь большим. — Шум дождя в теплицах резко прекратился. Если только хватит пороху. Если придумаем, как из всего этого выкрутиться.

— Придумаете. — Малыш свято верил в отца и его товарищей. Муж и жена невесело улыбнулись.

— Не уверен. И тогда вся надежда на тебя, малыш. Уж ты-то не подведешь!

Отец шутил, как всегда. Но мальчик уловил что-то, — а может, ему показалось, — что-то вроде отчаянной, глубоко запрятанной надежды в голосе сильного, большого человека. И посмотрел на пятнышко света новым взглядом, как бы оценивая расстояние, которое еще надо пройти.

Только не останавливаться на полпути! Не теряться, не растрачивать сил впустую! Дальше, к звездам!