Миновав острова Осима, Ниидзима и Микура, эскадра поменяла курс на один-три-пять. Фудзита всем объяснил на совещании: этим курсом они выйдут в Тихий океан и окажутся на расстоянии шестисот пятидесяти километров от Марианских островов. Там, на грандиозной морской арене, адмирал рассчитывает встретить противника. Его нисколько не смущает численный перевес арабов: главное — готовность драться до победного, которую у самураев никто не отнимет.

В полдень штормовой фронт сдвинулся к востоку, море успокоилось, и солнце стало пробиваться сквозь рассеивающиеся облака. Темно-синяя полоска Японских островов давно скрылась за горизонтом. Телефонист вдруг прижал ладонями наушники и нахмурился. Послушав, доложил адмиралу:

— На радаре большое скопление самолетов, истинный пеленг три-пять-ноль, дальность триста десять километров. «Свой — чужой» идентифицирует «своих».

— Отлично. Это наши звенья.

Через полчаса вдали по правому борту замелькали точки и послышался нарастающий рокот.

— Флажный сигнал! — крикнул Фудзита. — Принимаем на борт самолеты. Приготовить полетную палубу.

Авиаотряд приближался подобно стае перелетных гусей. Техники в цветных комбинезонах побежали на полетную палубу вытягивать из пазов внушительное стальное заграждение. Самолет, который не сумеет зацепить страховочные тросы, будет задержан и, возможно, разобьется об этот барьер.

Фудзита, глянув на гафель, велел флажным сигналом сообщить эскорту новый курс, и когда ответ от всех судов был получен, приказал:

— Сигнал исполнить!

Вымпелы убрали на всех судах одновременно, после чего старик скомандовал в рупор:

— Лево на борт! Курс ноль-восемь-ноль, скорость двадцать четыре.

Синхронно с эсминцами, словно прима в окружении кордебалета, авианосец повернул и ускорил ход.

— Курс ноль-восемь-ноль, господин адмирал. Скорость двадцать четыре узла, сто двадцать восемь оборотов! — донеслось из переговорной трубы.

Фудзита удовлетворенно кивнул.

Судно держало нос по ветру, палуба чуть-чуть покачивалась, и старый японец впервые за все время повернулся к Уайтхеду.

— Готовимся к приему самолетов, адмирал.

— Вижу, сэр. — Он взглянул на часы. — Только уже поздно. Успеете ли посадить всех до темноты?

Фудзита беспокойно огляделся. Солнце действительно клонится к западу.

— Надо успеть.

Рев авиадвигателей нарастал; экран вздрагивал под пальцами Брента; первые бомбардировщики уже заходят над кораблем против часовой стрелки. Белые истребители еще парят высоко в небе.

— Поднять до места! — скомандовал адмирал.

С фала взвился черно-белый вымпел. Одетый в желтый комбинезон регулировщик посадки заступил на пост с кормового края надстройки. Развел веером желтые флажки. Потом поднял их, показывая на себя.

Подошел B5N с опущенными закрылками и выставленным крюком. Брент полюбил эту машину, когда летал с покойным лейтенантом Йосиро Такии. Тот очень гордился своим самолетом, называл его «тора». Сконструированный в 1935 году по заказу императорского флота «Накадзима» был известен союзникам под кличкой «Кейт». Длина тридцать три фута, размах крыльев — пятьдесят, трехместная кабина; довольно большой низкоплан, сильный, выносливый, с хорошей аэродинамикой. Регулируемый шаг винта, убирающиеся шасси, фюзеляжный бак, складывающееся крыло. Поначалу «Накадзиме» не было равных. Он разрушил линкор «Роу» в Перл-Харборе, а в первые годы войны на Тихом океане нанес больше ущерба флоту союзников, чем любое другое японское оружие. Среди его жертв авианосцы «Лексингтон», «Уосп», «Хорнет» и «Йорктаун».

Брент высунулся из-за стального щита и увидел, как регулировщик опустил флажки на уровень колен. Пилот убрал газ; бомбардировщик зацепил первый трос и, точно откормленный гусь, опустился на палубу. Пятнисто-зеленую машину подтолкнули к носовому подъемнику. Самолеты один за другим садились; летчики показывали изрядное искусство. Последнюю машину пилотировал командир эскадрильи торпедоносцев Йодзи Каи. Его «Накадзима» выделялся желтым обтекателем и широкой желтой полосой по фюзеляжу. Каи попал в порыв ветра, и его отбросило немного вверх и слишком далеко вперед. Но он все же зацепил третий трос и со скрежетом остановился. Слава Богу, обошлось без повреждений. Затем с кормы подошел первый «Айти».

Брент довольно улыбнулся, видя, как ловко сел пикирующий бомбардировщик. Адмирал Аллен всегда говорил — невзирая на протесты японцев, — что D3A, двухместный увесистый биплан, — точная копия старого немецкого «Хейнкеля-50», впервые взлетевшего в 1931 году. В начале тридцатых в Японию было экспортировано несколько последних моделей «Хейнкелей». Именно He-50, а не Ju-87, как считали в Америке, стал прототипом «Айти D3A». Гораздо меньше «Накадзимы», с размахом крыльев всего тридцать семь футов, с широким обтекателем, прикрывающим новый двигатель «Сакаэ», трапециевидной площадкой под фюзеляжем для 250-килограммовой бомбы и короткими шасси, видимо, и породившими легенду о родстве с «Юнкерсом». Подобно «Накадзиме», все пикировщики «Йонаги» выкрашены сверху в пятнисто-зеленый, а снизу в голубой цвет. Самый мощный японский бомбардировщик Второй мировой войны, «Айти» потопил больше боевых кораблей союзников, чем все самолеты стран Оси вместе взятые.

Все было спокойно, пока одна машина не проскочила аэрофинишер. Регулировщик лихорадочно замахал флажками. Летчик заглушил мотор и висящим крюком зацепил последний трос. Опустившись слишком резко, «Айти» метнулся влево и несколько раз подпрыгнул; обе покрышки лопнули, и шасси подломились. Повреждение не очень серьезное, но чтобы убрать самолет с палубы, потребовалось драгоценное время. Фудзита нервничал, а с ним и все остальные на мостике. Наконец незадачливую машину втащили в подъемник, освободив место для посадки бомбардировщику с ярко-красным обтекателем и такой же полосой по фюзеляжу — самолету подполковника Иваты. Место стрелка в хвостовой кабине пустовало. Вслед за Иватой начали садиться истребители.

Легкие «Зеро» останавливались мгновенно, а более громоздкие «Сифайры» и F6F тянули за собой тросы, как резину. Приземистый низкоплан «Хеллкэт» выглядел весьма внушительно. Построенный в качестве противовеса «Зеро», царившему в небе всю первую половину войны, «Грумман Хеллкэт» превосходил «Мицубиси» во всем, кроме маневренности. Он быстрее, лучше защищен броней, к тому же у него шесть «Браунингов» пятидесятого калибра с запасом на четыреста выстрелов. А главное его преимущество в мощности двигателя «Пратт — Уитни R—2800» с восемнадцатью звездообразно расположенными цилиндрами и водяным охлаждением. Вначале мощность составляла две тысячи сто лошадиных сил, потом ее довели до двух тысяч восьмисот. «Хеллкэты», садящиеся теперь на палубу «Йонаги» на четыре тонны тяжелее, чем модифицированные «Зеро» Мацухары.

На счету славного F6F свыше пяти тысяч сбитых машин — больше, чем у какого-либо другого истребителя союзников. Во время битвы на Филиппинах погибло четыреста два японских самолета, а «Хэллкэтов» всего шесть. Этот разгром вошел в историю под названием «Марианский отстрел индеек». Американцы вспоминают его при каждом удобном случае, японцы, наоборот, стараются забыть. Наблюдая за посадкой голубых истребителей, Фудзита наверняка испытывает смешанные чувства: обиду за страшный ущерб, нанесенный «Грумманом» Японии, и удовольствие от того, что коварный хищник наконец-то сражается в его лагере.

Последним садился Йоси Мацухара. Он снижался вместе с солнцем, уже разрезанным линией горизонта, и, как всегда, поймал первый трос, совершив безупречную посадку на три точки. Все вздохнули с облегчением. Сорок семь «Айти D3A», сорок пять «Накадзим B5N», сорок два «Зеро», два «Сифайра» и двенадцать «Хеллкэтов» приняты на борт почти без происшествий.

Брент до сих пор не видел двух французов, немца и грека, которые до выхода в море все время проводили в Токийском аэропорту и в Цутиуре. Однако все они пилотируют истребители, и ему легко отличить иностранцев по отсутствию надетой поверх шлема головной повязки хатимаки с вышитыми иероглифами, свидетельствующими о готовности владельца отдать жизнь за императора. Он с удовлетворением отметил, что все четверо посадили свои «Зеро» весьма уверенно. Но еще важнее тот факт, что отряд приобрел интернациональный характер. Люди доброй воли на всей планете устали от террористов. Теперь многие готовы пожертвовать собой, чтобы покончить со злом.