Мацухара поджидал его. Брент понял это, увидев на столике крохотной каюты, рядом с его собственной, бутылку виски и два стакана.

— Заходи, Брент-сан, — улыбнулся Йоси.

Брент вздохнул и уселся напротив.

— Чистый, без льда, как ты любишь. — Он подал Бренту стакан и чокнулся с ним. — За женщин. За самых странных созданий на Земле.

Рука со стаканом замерла в воздухе.

— Как ты догадался, Йоси-сан?

— Чего тут догадываться? Пей!

Они залпом опрокинули виски. Йоси тут же налил еще.

— Ну и как?

— Плохо.

— Любишь ее?

— Не знаю. — На этот раз Брент задержал виски во рту, чтобы почувствовать жгучий вкус. — Нет, правда, откуда ты узнал про меня и Дэйл?

Йоси фыркнул.

— Да что я, слепой? Видно же, с какой рожей ты от нее возвращался. Два раза жизнью за нее рисковал. И потом, никто не знает тебя так, как я. Все-таки столько лет вместе.

— Все кончено, Йоси.

— Ну уж! Она тебя любит, Брент-сан.

Брент поперхнулся и чуть не выронил стакан.

— Она ненавидит меня. Обозвала сукиным сыном.

Мацухара покачал головой.

— Э-э, меня не проведешь. Она специально настроила против себя адмирала — знает, что он не выносит баб, а ей только того и надо. Очень даже умно сыграла на его предрассудках. И насчет того, что ей не известен принцип «на войне как на войне», тоже игра. В конце концов, она служит не где-нибудь, а в ЦРУ. — Он помолчал, задумчиво глядя на Брента. — Нет, здесь другое. Она так на тебя смотрит, что о ненависти не может быть и речи. Просто эта женщина сама с собой не в ладах.

Йоси подтвердил подозрения Брента, хотя по вине Дэйл он, кажется, потерял способность рассуждать здраво. Разумеется, война и все связанное с ней известны Дэйл гораздо лучше, чем она хочет показать. А насчет того, что она его любит, Йоси вряд ли прав. За что же отбрила?.. Стараясь скрыть смущение, Брент одним махом хватил полстакана. Душу опалило огнем, а утешение так и не приходит.

— Но тогда почему, почему?!

Японец улыбнулся и подмигнул.

— Эх, дружище, легче промерить Марианский желоб, чем женскую душу. Может, дело в возрасте. У женщин годы текут быстрей, чем у нас.

— Да брось ты! — тряхнул головой Брент. — Во всяком случае, в Нью-Йорке нам ее возраст не мешал.

— А что же в таком случае? Ревновать она тебя не может — ведь ты был в море… Нет, помяни мое слово, все-таки возраст. Когда женщина ревнует, она злится на тебя, а тут словно бы на себя.

Брент усмехнулся. Наконец-то он начинает оттаивать, все-таки спиртное сделало свое дело.

— Боюсь, Йоси-сан, мне скоро не только твое слово, а и вообще нечего будет поминать.

— А я говорю, она тебя любит, — упорствовал Мацухара.

Брент уставился в стакан. Наверное, с минуту в каюте слышался только ровный гул вспомогательных моторов: Встретившись наконец с глазами летчика, он увидел в них озабоченность. Надо ведь, за него переживает!

— Знаешь, Йоси-сан, такого друга, как ты, у меня в жизни не было. Вот я увидел твой «Зеро» над подлодкой и сразу понял: теперь, что бы ни случилось, мы прорвемся. Брент умолк, осененный новой мыслью. — Слушай, твои англичане отличные ребята.

— Ну так! Побольше бы нам отличных ребят. — Он поболтал в стакане золотистую жидкость. — Кого-то ведь надо сажать в пустые кабины.

— В Японии добровольцев хоть отбавляй.

— И не только в Японии. Теперь к нам рвутся пилоты из Франции, Америки, Германии… даже из Греции и Турции.

— Так ведь это же хорошо. Вот их и посадишь.

— Да, конечно. Но смешанная эскадрилья… не знаю даже. Гусь свинье не товарищ. Правда, на «Сифайры» грех жаловаться — хорошая машина. А теперь у нас есть еще «Грумманы».

— «Хеллкэт F6F»? И сколько? Один? Два?

— Эскадрилья. Двенадцать машин. А в них лучшие морские летчики США. Все добровольцы. Их уже зачислили в штат Департамента мемориалов.

— Когда они будут здесь?

— Через месяц, думаю. Они заканчивают обучение в Пенсаколе. — Йоси негромко хмыкнул. — Что-то вроде АДО наоборот.

— «Американский добровольческий отряд»? «Летучие тигры» из Китая?

— Угу. Я сам с ними дрался в сороковом и в сорок первом. Ирония судьбы!

Брент знал еще из первоначального опроса на борту «Йонаги», что Йоси Мацухара воевал в Китае и сбил три китайских самолета. Но с тех пор он ни разу не упоминал об этом в разговорах. Тема деликатная, он чувствовал, что летчик ее избегает. За мыслями о друге собственные беды показались уже не столь тяжкими.

— Да, действительно… — Он решил отвлечь Мацухару. — Скажи, Йоси-сан, а у тебя есть женщина?

Японец покачал головой и сделал большущий глоток из стакана.

— Не можешь забыть Кимио?

Йоси стиснул зубы.

— Я виноват в ее смерти.

— Что за бред?

Карие глаза грозно сверкнули.

— Не смей так со мной говорить!

— А ты болтай больше. Я тоже, между прочим, там был. Это я привел вас в засаду. Увязался за шлюхой, вместо того чтобы…

— Нет! Я должен был ее защитить, а не смог! Вместо меня ей всадили шесть пуль в грудь! — Он залпом осушил стакан.

— Тебя не переубедишь.

— Нет, Брент-сан, не переубедишь.

— До сих пор ищешь смерти?

— Адмирал Фудзита отказал мне в моей просьбе.

— И мне отказал.

— Ты-то тут при чем? Вот это действительно бред — американец делает себе харакири!

— Я думал, ты меня считаешь самураем.

— Считаю.

— Тогда это не бред.

Глаза Йоси потеплели.

— Может, и не бред, Брент-сан.

— Ты хочешь умереть там? — Брент потыкал пальцем в потолок.

— Разве есть лучшее место?

— Розенкранц и Ватц будут рады тебе услужить.

— Еще чего! Я первый их убью и только потом отправлюсь к предкам.

— Я бы тоже хотел удостоиться такой чести. — Бренту вдруг вспомнились слова Дэйл. — Мы живем в безумном мире, Йоси-сан.

— А мы и есть безумцы.

— Почему? Из-за того, что самураи?

— Не только. Просто наш образ жизни несовместим с «тачками», магнитофонами, кино… Адмирал даже телевизоры запретил.

— И это, по-твоему, безумие?

— Конечно. Мы не станем нормальными, пока не будем давиться за машинами, тостерами, видео, пока не задурим себе мозги наркотиками.

— Философия Камю.

— И Кафки.

Брент увидел, как загорелись его глаза. Вот и Фудзита после выхода из ледового плена набросился на книги и очень любит делиться с Брентом мыслями о прочитанном.

— Они знали, что пишут, — продолжал Мацухара. — Оба восставали против абсурдного существования, социальной несправедливости, невозможности самореализации. В особенности Кафка смотрел на мир как на враждебное, неуправляемое чудовище. — Он взял со стола маленький томик и любовно погладил его. В каюте Мацухары тоже все полки ломятся от книг.

— Кафка прежде всего бунтовал против тирана отца. Но в целом ты прав. Он чувствовал, что простой человек беспомощен перед властью имущих, которые взирают на всех свысока, словно с далекой галактики, и никогда не задумываются о судьбе других людей. Но это опять-таки было связано с отцом.

— В той или иной степени все мы бунтуем против отцов. И все-таки мне ясно одно: отец там или не отец, но Кафка открыл универсальную истину. Есть люди, от которых зависит вся наша жизнь. Миллионы лет они использовали нас, причисляя к самой древней профессии. Кафка очень точно описал наш мир, особенно в «Процессе», где он приходит к выводу, что самоубийство — единственно угодный Богу способ окончить жизнь.

— Еврейский самурай! — ухмыльнулся Брент.

— А что ты думаешь? Он вправду похож на нас.

— Значит, мы и есть нормальные люди.

— Стало быть, так, Брент-сан.

— Джозеф Хеллер поспорил бы с тобой.

— Автор «Поправки-22»?

— Да. По его мнению, вояки самый безумный народ.

— Но мы-то с тобой знаем, что он не прав.

— Еще бы! Ведь он не был знаком с Кафкой.

— Или с Каддафи, — добавил летчик.

Оба рассмеялись, чокнулись и выпили.

Йоси начал стучать ногтем по своему пустому стакану; тот зазвенел, как колокол.