Она отключила телефон и недоуменно пожала плечами:

– Кто-то заходил, привет маме от меня отсюда передавал… Ой, Егор, тебе от мамы привет, она очень рада, что мы встретились.

Они еще немного поболтали, потом Егор вдруг заторопился, оставив Аню с Антоном доедать мороженое без него.

– Антон, как ты думаешь, – Аня задумчиво покручивает кольцо на своей руке, – это все правда?

– Не знаю, Ань. – Антон смотрит серьезно и спокойно. – Почему-то мне кажется, что правда, хотя в жизни бывают такие невероятные совпадения, что диву даешься. Действительно нужно проверить, может, дома у вас есть какие-то документы, может, письма или дневники. Вот вернешься в Москву, – на этих словах Антон вдруг помрачнел и даже запнулся, – в общем, поищешь, посмотришь.

Впервые в своих разговорах они коснулись этой страшной темы. Впервые вслух были произнесены слова о том, что Ане нужно будет уезжать. Антон ждал, что Аня поднимет на него глаза и спросит прямо, как умеет только она: «А ты разве не едешь со мной?» А у Ани этот вопрос готов был сорваться с языка, но удержал его внезапный приступ гордости: «Мне не следует спрашивать его, ведь сорваться с места и уехать – это непросто, а выслушивать отказ, даже со сверхубедительными оправданиями, я не хочу». И она промолчала. А Антон, не дождавшись вопроса, решил, что он не будет торопить события, все равно он ее никому не отдаст, но забегать вперед и обещать «светлое будущее» было не в его характере. «Мужчина не обещает, мужчина делает» – фраза, вычитанная им давным-давно в какой-то книжке, почему-то врезалась в память, и он считал ее своим правилом. Поэтому он тоже промолчал, но, взяв руку Анечки, нежно поцеловал ее в ладонь. Тепло, исходящее от его прикосновения, разлилось по всему телу, и Аня улыбнулась:

– Пойдем домой, Антон, Юлька, наверное, беспокоится уже, куда я пропала.

– Пойдем. – Антон продолжал держать ее руку. – Я люблю тебя.

Простые слова, просто сказанные, закружили голову, и Аня неожиданно подумала: «Хоть бы Юльки еще не было дома…» Потом смутилась от своих же мыслей и закусила губу, боясь, что непозволительные слова вырвутся наружу. Но Антон и так все понял по ее раскрасневшимся вдруг щекам, счастливо засмеялся и почти бегом потащил ее домой. Юльки дома не было.

Он стоял около окна и смотрел на ночной город. Множество переливающихся огней, словно гигантские светящиеся змеи, окутывали невидимые в ночи дома, скользили по невидимым улицам, сворачивались клубками на невидимых площадях. За стеклянным щитом окна звуков не было слышно, и поэтому мерцание, движение и всполохи огней напоминали странный таинственный ритуальный танец, подчиненный неведомому неслышному ритму. Для него ночные огни всегда были похожи на драгоценные камни. Алмазы, рубины, сапфиры, изумруды ночного города, вспыхивающие нестерпимым блеском в скользящем потоке драгоценностей, навевали мотивы восточных сказок и казались ожившими сокровищами. Итак, сегодня он пошел ва-банк. Не то чтобы он полностью раскрылся и выдал себя, но он засветился. Однако другого выхода у него не было. Иначе он просто терял бы время, а его не так уж много. Он усмехнулся: на самом деле ничто его не торопило, кроме собственного азарта, собственного нетерпения и ощущения близости разгадки. Он не мог терпеть. И немного форсировал события. Правду сказать, это было напрасно, он почти ничего не узнал, почти ни на йоту не продвинулся к сокровищам. Да-да, сокровищам, себе-то он может признаться, что архив – все эти выцветшие бумажки, автографы царей и прочая писанина, – все это ему уже давно не интересно. У графа были – должны были быть! – еще и драгоценности: ведь дарил же он украшения своей приемной дочке, а потом и внучке. Совсем, совсем не бедствовал граф Стомбальо – не зря он потратил столько времени на изучение его хозяйственных записей и знал, что дела у графа шли совсем неплохо. Хорошо шли у него дела. А значит… перед глазами вновь замерцали драгоценные камни, сливающиеся с огнями ночного города. Он вздохнул. Он найдет, обязательно найдет сокровища графа. Осталось совсем немного. Он чувствует, а интуиция его редко подводит.

– Митя, почему вчера вас на пляже не было? – Анечка ласково треплет мальчишку по выгоревшей стриженой макушке. – И где Георгий Дмитриевич?

– Папа вчера уехал, его срочно домой вызвали. – Митя вздохнул. – Бабуля лучше знает.

– Его в клинику вызвали, – поясняет бабушка Мити, – там какой-то сложный пациент. Всегда так: говорит, что отдыхать будет, а только позвонят, что «интересный» случай, – тут же срывается. А я думаю, какой может быть «интересный» случай, болезни там, сложности, а он – «интересный» случай.

Пожилая женщина говорит немного ворчливо, но с тайным чувством гордости за сына.

– А когда же он уехал? И билеты достал?

– А он самолетом, автобусом на Симферополь, а оттуда – самолетом. Вчера уже звонил из дома, что долетел. – Женщина вздохнула, а потом вдруг вспомнила: – Он вам привет передавал, сказал, что в Москве свидитесь обязательно, вот и телефон просил передать.

Аня взяла строгую визитку. Она немного расстроилась, что Георгий Дмитриевич так скоро уехал, но тут же подумала, что в Москве непременно ему позвонит и они еще поговорят о ее способностях. Может, у него даже найдутся знакомые специалисты по таким непростым случаям. От этих мыслей ей стало легче, и она потянула Митю купаться:

– Пойдем поныряем с пирса. – Аня обернулась к бабушке. – Можно я его возьму? Там и Егор, мы осторожно.

Встреча с Антоном была назначена на три часа. Он сказал, что в это время сможет уйти с работы, чтобы пойти в музей. Аня только-только успела быстро принять душ, как уже позвонил Егор и спросил, готова ли она, а то он сейчас за ней зайдет.

– Егор, давай встретимся у Дачи, – взмолилась Аня, – я еще не готова, а идти мне недалеко, я успею. А если ты меня будешь ждать, я только дольше суетиться буду.

– Ладно, в три у Дачи, – покладисто сказал Егор, – можешь даже минут на пятнадцать опоздать, чтобы мы с чистой совестью покритиковали прекрасную половину человечества.

Аня засмеялась. Как легко ей с Егором! Аня быстро набросала записку для Юльки, на случай если они задержатся в музее. В конце напомнила, что сегодня вечером, часов в восемь, возвращается бабушка Катя, чтобы Юлька была в это время дома. Раскаленное солнце пробивалось даже сквозь плотные шторы, и Аня подумала, что на улице, наверное, совсем уж невыносимо. Возвращаясь с пляжа, она шла по тенистому парку и по солнцепеку пробежала всего несколько метров, а сейчас ей предстоит идти по улице. Конечно, деревьев и кустов в городе много, но язык не поворачивается назвать их зелеными насаждениями. Изможденные серо-зеленые листья, сворачиваясь в узкие трубочки под беспощадным солнцем, давали сомнительную тень, выгоревшая трава жалась под почти усохшие кусты, и только в парках с большим скоплением деревьев и кустов подобие зелени создавало подобие прохлады. Аня шла по плавящемуся асфальту, и жаркий пряный воздух действовал на нее одурманивающе. «Плавится мозг и стекает в песок», – вспомнились ей шутливые строки, сочиненные кем-то из студентов, когда им пришлось долго работать на солнце во время практики. Но вспомнить всю песню не удавалось. Аня улыбнулась. Где ж тут вспомнишь, если плавится мозг!

Она почти не опоздала, но Антон и Егор уже сидели на скамейке и что-то бурно обсуждали. Когда Анечка подошла, они тут же включили и ее в свое обсуждение.

– Аня, я считаю, что надо сказать сразу, что ты – наследница графа, – убеждал Антон, – а иначе они и разговаривать не станут, тем более что-то показывать.

– А где доказательства? – возражал Егор. – Самозванцами выглядеть в глазах интеллигентной аудитории как-то не очень хочется.

– А что ты тогда спрашивать будешь? – горячился Антон. – Врать, что студент исторического факультета и пишешь диплом по культурному наследию графа Стомбальо? Так тебя тут же раскусят, гуманитарий липовый.