Когда же Тэсс анализировала свои чувства, идя по улице, то ощущала себя как зритель, фантастическим образом попавший в фильм, когда все происходящее вокруг тебя вполне реально, красиво, захватывающе, но ты не являешься частью этого. Неприятно и даже жутковато. Тэсс старалась поменьше думать об отношениях с миром. Или быстрее возвращаться в ставшее более или менее родным пространство своего дома. Так сформировалась одна из многих черт, отличающих ее от других, – невероятно стремительная походка. Тэсс спешила всегда, даже тогда, когда торопиться было некуда. Просто чтобы поскорее выйти из ситуации, которая наполняет душу ощущением острой и печальной дисгармонии.

Пальцы Тэсс, нервно вцепившиеся в холодный подоконник, совсем заледенели. Она поежилась и подула в ладони. Мысль о горячем ароматном чае показалась сладкой… Тэсс пошла на кухню, наступив по пути на несколько листов с почти что ненавистными ровными строчками. В сумерках белая бумага казалась сиреневато-серой. Страницы были разорваны.

В кухне полумрак был еще гуще, чем в комнате. Складки красноватой ткани с рельефным геометрическим узором закрывали окно. Тэсс несколько мгновений постояла, наблюдая за тем странным оттенком, какой приобретают в таком освещении деревянный стол и табуреты, уютные шкафчики и полки с расставленными на них баночками и другой посудой. Отчетливое ощущение присутствия другого мира, который прихотливо проявляется в этих потусторонних красках и расплывающихся силуэтах, вновь наполнило ее. Ей нужно было дать этим образам выражение, словесные формулы, чтобы они, не переполняя душу, вылились в книгу, но у нее уже не было сил.

Тэсс зажгла свет. На какое-то мгновение она почувствовала себя немножко счастливой, когда поняла, что электрическое освещение против обыкновения не кажется фальшивым, а, наоборот, вполне уютным и нужным.

Большая фарфоровая чашка – мамина – приятно согревала озябшие ладони. Глоток душистого терпкого чая наполнил душу ощущением покоя и тепла. Не хотелось ни о чем думать, ничего видеть, только чувствовать, как приятно пахнет горячий чай и как быстро разбегается по жилам кровь, потихоньку приливая к щекам, как уходят на задний план проблемы и тревожные мысли. Если бы во всей вселенной не существовало ничего, кроме этого момента единения с собой…

Внешнюю и внутреннюю тишину бесцеремонно нарушил пронзительный звонок. От неожиданности Тэсс вздрогнула, и несколько горячих капель пролилось ей на руку. Она болезненно поморщилась. В соседней комнате надрывался телефон. Придется подойти.

Тэсс метнулась в комнату и по дороге зацепилась ногой за отодвинутый табурет. Ей удалось сохранить равновесие и не упасть, но теперь от душевного спокойствия не осталось и следа. Добежав до телефона, она схватила трубку и зло выдохнула:

– Алло!

– Привет, малыш! – Джон почему-то находил уместным так называть Тэсс, даже несмотря на то, что она была старше его.

– Привет. – Ее голос звучал ровно, но он был очень далек от жизнерадостного.

Джона в свою очередь давно уже не волновал вопрос, отчего у его возлюбленной бывает дурное настроение и как вернуть ее в нормальное состояние. Устал. «Меланхолия в хронической форме» – поставил он диагноз Тэсс, испытывая известное удовольствие от такой, как ему казалось, удачной формулировки.

– Что поделываешь?

– Пью чай.

– Здорово! – обрадовался Джон. – Значит, раз ты свободна, через полчаса буду у тебя.

– Думаешь, я собираюсь еще полчаса пить чай? – не без сарказма поинтересовалась Тэсс.

– Нет, думаю, что просто хочу тебя сегодня увидеть. До скорого. – И в трубке послышались короткие гудки.

Тэсс помотала головой. Так сильно было ощущение, что все это когда-то уже происходило, много-много раз: один и тот же разговор почти без изменения повторялся каждый вечер, и Тэсс чувствовала себя как белка, бегущая в колесе и узнающая уже каждую перекладину под лапами. Ах да, простите, есть же еще второй вариант развития событий: «Малыш, я сегодня не могу приехать, мы с ребятами как раз собрались сходить в…»

Тэсс скептически окинула взглядом комнату. Творческий беспорядок стал ее постоянным спутником, даже Джон больше не отчитывал Тэсс за неаккуратность. Правда, время от времени ее все же посещало хозяйственное вдохновение и она наводила порядок. Тэсс ощутила легкий укол совести или, может быть, отголосок возмущения своего эстетического чувства, но откупилась от него только тем, что подняла с пола разбросанные бумаги. Из коридора в комнату падало немного света. Взгляд устало скользнул по знакомым словам, складывавшимся в такие же знакомые предложения…

«Проснувшись утром, я долго боялся открыть глаза. Боялся, что странный кошмар все еще продолжается. Или что он стал слишком реальным и проснуться я не смогу уже никогда. Только подползший к щеке и согревший ее солнечный лучик рассеял мой страх. В том мире нет солнца. Значит, у меня впереди еще один день…»

Тэсс разжала пальцы. Разорванные пополам страницы медленно опустились на пол.

Она прошла в ванную. Небольшое зеркало с маленькой трещиной в углу отразило бледное лицо с тонкими чертами и неправдоподобно большими усталыми глазами. Тэсс нахмурилась, а потом раздраженно показала своему измученному отражению язык. Она открыла кран, чтобы набрать ванну. Горячая вода полилась тяжелой, сильной струей, воздух быстро наполнялся клубами плотного белого пара. Тэсс сидела прямо на полу, держа кончики пальцев под струей. Потом быстро разделась и опустилась в теплую воду с пушистой шуршащей пеной на поверхности. Тэсс закрыла глаза.

Как хорошо! И странно. Мое тело наслаждается теплом и обволакивающе мягким прикосновением воды, но душа будто существует отдельно. Ей больно, горько, ее окружает только пустота. Сейчас придет Джон. Он будет ласкать меня. Тело мое соединится с телом мужчины, а душе будет все равно. Как же можно жить с такой разъединенностью?

Прямо у уха с нежным шелестом лопались мельчайшие пузырьки белоснежной ароматной пены. Этот тихий звук, который тем не менее никак нельзя было заглушить, вызвал в Тэсс волну непонятного отчаяния. Я не могу повлиять даже на такую мелочь… Что же это за жизнь, в которой я не могу почти ничего?!

Повинуясь злому порыву, Тэсс опустилась на дно ванны, так низко, что вода скрыла ее с головой. Уши заполнил непрекращающийся гул. Выдохнула. Сияющие пузырьки с шумом устремились к поверхности воды. А теперь – глубокий вдох, всего-то одно простое движение – и конец. Очень легко. Вот я есть – и вот меня уже не стало. Тэсс без удивления заметила, каким неживым светом играют блики на ее теле. Такая тонкая грань… Разве может быть граница между жизнью и смертью такой проницаемой? Если она так прозрачна, возможно ее нет вообще? Всего один вдох. Не будет больше Джона и его пресной любви. Не будет этих страшных и никому не нужных книг. И ярких кленов с плотными шероховатыми листьями тоже не будет. И прохладного запаха опадающей листвы. И окон с витражами. И маминых любимых обоев… В ушах звенело. Вода уже не хотела отпускать. Легкие горели изнутри. И никаких глупых смутных надежд на то, что все еще будет хорошо.

Тэсс резко села и стала судорожно хватать воздух ртом. Она сама не осознавала до конца, как родилась в ее голове мысль о смерти и как удалось преодолеть этот соблазн.

Тишину в квартире взорвал дверной звонок. У Джона были ключи, но ему всегда хотелось, чтобы Тэсс сама встречала его. Она поспешно встала. Вода и пена стекали с разгоряченного тела. Тэсс завернулась в полотенце и побежала открывать дверь, не обращая внимания на мокрые следы, остающиеся от ее босых ступней на полу. Как я могла? Ведь я почти решилась… Тэсс стало страшно. Она боялась себя.

Джон увидел ее на пороге и замер восхищенный: так привлекательна была женщина с лихорадочно блестевшими глазами, мокрыми прядями волос, обрамлявшими тонкое лицо, каплями душистой воды на плечах и хлопьями белой пены, застрявшими кое-где в черных волосах.

– Привет, котенок, – хрипло сказал он и сжал Тэсс в объятиях.