Правда, красиво?..

– Хорошо, Петр Ильич меня не отругал, – вздохнул Женя, возвращаясь к эпизоду в холле.

– Ты же не виноват в происшествии.

– Не о нем речь! Я ж тетку пустил. Ну ту, с ребенком.

– Нельзя было?

– Конечно, – кивнул Женя. – Мы должны останавливать посторонних. Велено только клиентов привечать, тех, кто к риэлторам или к вам топает, остальных разворачивать.

– И часто в офис проникают посторонние?

– Люди иногда дверью ошибаются, – пояснил Евгений. – Рядом контора есть, где мобильными торгуют, к ним идут, а попадают к нам. Я вежливо говорю: «Ступайте налево по тротуару». Никогда не хамлю, как Алешка.

– А женщина с малышом куда направлялась? И попробуй подробно описать ее внешность.

Женя тяжело вздохнул.

– Волосы черные, длинные, как у цыганки, накрашена ярко, помада красная, глаза карие, кожа желтая, на лбу между бровями родинка. Вошла в холл и попросила: «Молодой человек, пустите в туалет! У малыша живот прихватило!»

– И ты проявил христианское милосердие?

– Сначала действовал по инструкции, – оправдывался Женя, – сказал: «Не положено! Идите к метро, там есть будки». А тетка давай просить: «Не дотерпит он, маленький совсем, одежду испачкает, что мне потом делать? Я аккуратно его над унитазом подержу». Ребятенок хнычет: «Хочу писать, хочу, хочу…» Еще она на дочку наорала!

– На девочку с вязанием?

– Точно!

– Чем же она вызвала гнев мамаши?

Евгений залпом допил кофе.

– Девчонка вбежала и с порога говорит: «Мам! Там дождь пошел, я тут постою!». Капли с волос стряхивает, вязание из сумочки тянет. И здесь баба вразнос пошла, как зашипит на нее: «Ах ты, горе луковое! Другие в твои годы с подругами носятся, а ты все шарфы какие-то вяжешь, деревяшками своими стучишь тук-тук, тук-тук… Голова болит!» Только она так сказала, у меня башку и схватило, даже закружилась слегка. Дочка, правда, не ответила, села на диван…

Женя замолчал.

– Можешь не продолжать, – сказала я. – Значит, ты пустил постороннюю в туалет…

– Маленькому же до метро не дотерпеть! – попытался оправдаться Женя.

– Охранник не имеет права нарушать должностные инструкции!

– Что плохого от бабы с ребенком? – возмутился парень. – Не шахидка какая-нибудь с поясом, хоть и смуглая, но наша, москвичка, акала сильно. И ребенок светленький совсем.

– Сильно сомневаюсь, что террорист войдет в здание, размахивая бомбой, – едко заметила я. – Чаще всего людей и ловят на жалость. Беременная женщина на дороге, старушка, сломавшая ногу, младенец, плачущий в коляске… Но только потом выясняется, что вместо живота подушка, под старушку загримирована молодая, а младенец – мастерски сделанная кукла.

– У ней живой малыш хныкал! И я тетку в служебный сортир отправил, не в клиентский! Они с этой, которая там грохнулась, не сталкивались – одна пошла в один коридор, а больная из другого вырулила, никто к ней не приближался! – Секьюрити застонал. – Ну ваще! Я у рецепшен, девчонка на диване спицами стучит…! Потом эта – хлоп, упала. Не приставайте ко мне больше!

– Голова болит?

– Нет, перестала. Я устал, домой отпрошусь…

– Думаю, Петр Ильич тебя не отпустит.

– Он не зверь! Евлампия Андреевна, хоть режьте, больше я ничего не знаю! – взмолился Женя. – Баба с малышом в сортир утопала, девчонка далеко от больной сидела, деревяшками щелкала, я с больной головой. Вот и весь натюрморт. Ну ни с какого боку я к этой истории! Первый раз больную тетку видел!

– Во второй.

– Не, в первый! – стоял на своем Евгений.

– Ошибаешься.

– Почему это?

– В показаниях свидетелей важна точность. Ты утверждаешь, что не видел нашу клиентку раньше?

– Ну ёлы-палы! Никогда ее не встречал до сегодняшнего дня!

– А видел дважды. Первый раз, когда Катя входила в здание, второй – когда она шла на выход и упала.

Женя подпрыгнул на стуле.

– Ну вы даете! Какое же это знакомство? Вас, к примеру, я каждую смену впускаю. И че, получается, мы с вами любовники?

– Речь идет о точности, – перебила я. И вновь сменила тему: – Девчонка со спицами свое имя не называла?

– Молча сидела.

– Тетка представилась?

– Нет.

– Малыша окликала?

– Нет.

– Ни разу?

– Нет.

– К девочке она по имени не обращалась?

– Нет!

– Точно?

– Чтоб мне с места не сойти! – перекрестился Женя.

– Может быть, – пробормотала я.

По мнению Жени, Катя просто потеряла сознание. Сердечный приступ не такая уж редкая вещь, и помощь в этом случае надо оказывать быстро. Однако редко кто лишается чувств около столика, за которым обедает бригада реаниматологов с чемоданом необходимых лекарств, а поблизости находится микроавтобус, набитый нужной аппаратурой. Но сегодня «Скорая» оправдала свое название.

Наверное, Катерина очень переживала смерть мужа, вот сердце у нее и не выдержало. Но посмотрим на ситуацию с другой стороны. Муж Кати – абсолютно, по ее словам, здоровый, не старый человек – неожиданно скончался от инфаркта. Вскоре дурно делается и самой Ветровой. Тоже внезапно, без видимой причины. А если к этому присовокупить дурацкую записку с детской считалочкой про зайчика, то… то в голове у детектива начинают зарождаться нехорошие подозрения.

Забыв попрощаться с Женей, я пошла в офис. Если супруга Ветровой все же убили, то преступник явно тяготеет к театральным эффектам! Олег скончался в прямом эфире на телепередаче, а Катерине стало плохо в офисе, на глазах свидетелей. Хм, очень странно, обычно убийце не нужен шум. Бизнесмен, умерший дома или в рабочем кабинете, не вызовет интереса СМИ, а про кончину под прицелом камер не написал только ленивый журналист.

В кармане завибрировал мобильный. Марков!

– Докладываю про жильцов, – оттарабанил Коляша. – «Парадиз», считай, стоит пустым!

– Это как? – удивилась я. – Квартиры не проданы?

– У каждой есть собственник. Второй этаж – Иван и Ольга Серебряковы. Постоянно проживают в Америке, муж отошел от дел, теперь стрижет купоны. Московская квартира используется ими редко, во время коротких визитов на родину. В последний раз Серебряковы ночевали в «Парадизе» два года назад. Апартаменты находятся под охраной. На третьем хозяева Георгий и Фаина Брюковы. Они имеют еще загородный дом в поселке Бубново, где проживают постоянно. Зачем им «Парадиз» – непонятно, ни разу там не бывали. Квартира, естественно, подключена на пульт. Наверное, вложили деньги, недвижимость всегда в цене. Четвертый этаж занимает сам Баларов. Но, опять же, ни он, ни его жена туда носа не показывают. Бизнесмен больше любит другую квартиру, пентхаус на Ленинском проспекте. Сыну Баларова в «Парадизе» принадлежит пятый этаж, но сейчас он с супругой в Испании. Уехали еще в апреле, вернутся в октябре. У них такое расписание: шесть месяцев в пригороде Барселоны, остальная часть года в Москве. Младший Баларов художник, ему без разницы, где писать картины.

– С таким-то папой мог вообще ничего не делать, – пробормотала я.

– Говорят, младший Баларов талантлив, – возразил Николай, – его полотна идут нарасхват, он много зарабатывает. Выходит, что постоянно в «Парадизе» проживали лишь Ветровы. В доме тьма охраны – вдесятеро больше, чем жильцов. Повсюду камеры. Имеются горничные, открыты прачечная, фитнес-центр, СПА-салон. Плюс гараж. Количество служащих зашкаливает! Все на местах, отсутствие клиентов ничего не значит, обслуга всегда на низком старте. Думаю, она там ошизела от безделья.

– Странно, – заметила я.

– У Баларова денег лом, может себе позволить содержать свору бездельников, – вздохнул Коляша. – Устраиваются же люди… Вот мне ни разу не предложили пойти на службу в сладкое место.

– Ты без работы скончаешься от тоски!

– Верно, – согласился Коля.

– Но мне кажется странным не количество персонала. Удивительно другое.

– И что?

– Баларов озабочен безопасностью, но завел огромный штат прислуги. А ведь чем меньше коллектив, тем легче за ним следить. Орда служащих, шляющихся по «Парадизу»…