Момент положительный: она станет первой женщиной-президентом Соединенных Штатов, по крайней мере на какое-то время. Быть может, до конца срока полномочий Кеннеди, истекающих в будущем январе. Не следует предаваться иллюзиям – ее никогда не выдвинут на следующий срок.

Она может добиться президентства путем, который кое-кто будет расценивать как акт предательства. Кроме того, она женщина, а литература всегда изображала женщину, как причину падения великого человека, и еще существовал миф о том, что мужчина никогда не должен доверять женщине. Ее поведение будет воспринято как «неверность» – страшный грех, который мужчины никогда не прощают. И вообще, она предаст национальный миф о Кеннеди и станет еще одной убийцей.

Эта мысль поразила ее. Она улыбнулась, поняв, что ее ситуация беспроигрышна. Ей нужно только отказаться подписывать декларацию.

Тем самым она не выступает против конгресса.

Конгресс, возможно, действуя незаконно без ее подписи, вынесет Кеннеди импичмент и согласно конституции решит, что она должна принять пост президента. Но она докажет свою верность и, если через тридцать дней Фрэнсис Кеннеди вернется к власти, она по-прежнему будет пользоваться его поддержкой и располагать помощью его группы при своем выдвижении. Что же касается конгресса, то они всегда были ее врагами вне зависимости от того, как она себя вела. Зачем же ей становиться их Иезавелью? Их Даниилом?

Ситуация для нее все более прояснялась. Если она подпишет декларацию, избиратели никогда не простят ей, а политики будут презирать ее. А потом, если даже она и станет президентом, конгресс скорее всего проделает с ней такой же трюк. Возможно, подумала она, они обвинят ее в неспособности осуществлять управление страной во время менструаций, – это жесткое мужское выражение станет поводом для комиксов по всей стране.

Элен Дю Пре приняла решение – не подписывать декларацию. Таким образом она продемонстрирует, что не рвется к власти и сохраняет лояльность.

Она начала писать обращение, которое передаст своему административному помощнику. В нем она объясняла, что будучи в ясном сознании, не может подписать документ, дающий ей такую власть, что в этой борьбе остается нейтральной. Однако это может оказаться опасным, подумала она, и скомкала лист бумаги. Она просто откажется подписывать, а конгресс пусть действует дольше. Она распорядилась соединить себя по телефону с сенатором Ламбертино. Потом она позвонит другим законодателям и объяснит свою позицию, но писать ничего не станет.

Отказ вице-президента Элен Дю Пре подписать декларацию оказался ударом для конгрессмена Джинца и сенатора Ламбертино. Только женщина могла вести себя так непоследовательно, Быть такой слепой в политической борьбе, такой глупой, чтобы не ухватиться за шанс стать президентом Соединенных Штатов. Но они будут действовать без нее и своих возможностей не упустят – дело должно быть сделано. Патси Тройка нащупал правильный ход – отбросить все предварительные меры. Конгресс должен назначить себя тем органом, который будет все решать. Но Ламбертино и Джинц еще пытались каким-то образом изобразить конгресс беспристрастным. Они и не заметили, что в эти минуты Патси Тройка влюбился в Элизабет Стоун.

«Никогда не спать с женщиной старше тридцати» – такова была заповедь Патси Тройки. А сейчас он впервые подумал, что помощница сенатора Ламбертино могла бы стать исключением из этого правила. Это была высокая и стройная женщина с серыми глазами и прелестным спокойным лицом, которая, безусловно, отличалась умом и знала, как держать язык за зубами. Но заставило его влюбиться то, что когда все узнали об отказе вице-президента Элен Дю Пре подписать декларацию, она улыбнулась ему понимающей улыбкой, признавая тем самым, что он провидец, так как он один предложил правильное решение.

У Патси Тройки были хорошие позиции. Во-первых, женщины не любят заниматься сексом так же часто, как мужчины, ведь они больше рискуют. Но до тридцати лет у них больше похоти, чем мозгов. После тридцати они становятся искуснее, начинают думать, что мужчины получают больше от природы и от общества. Никогда не знаешь, привалил ли тебе случайный кусок задницы или ты подписываешь некое долговое обязательство. Но Элизабет Стоун выглядела скромной и неприступной девственницей, как это умеют некоторые женщины. Кроме того, она обладала большей властью, чем он. Он мог не бояться, что она будет суетиться, и неважно, что ей уже около сорока.

Пока она с конгрессменом Джинцем обсуждали стратегию, сенатор Ламбертино заметил, что Тройка заинтересовался его помощницей, но его это не озаботило. Ламбертино был одним из самых добродетельных людей в конгрессе, он не бывал замешан в грязных скандальных историях, имел тридцатилетнюю жену и четверых детей. В финансовых делах он тоже был чист и достаточно состоятелен, а в политике был чист настолько, насколько может быть чист любой политик в Америке, к тому же, он действительно болел душой за народ и страну. Он отличался честолюбием, но ведь это стимул политической деятельности, и сказать по правде, его добродетели отнюдь не удерживали его от участия в различных махинациях. Отказ вице-президента подписать декларацию поразил конгрессмена Джинца, а вот сенатора не так-то легко было удивить. Он всегда думал о вице-президенте как об очень умной женщине и желал ей добра, поскольку верил, что ни одна женщина не имеет ни достаточно прочных политических связей, ни финансовой поддержки, чтобы выиграть борьбу за президентство. Она будет весьма уязвимым противником на предстоящих президентских выборах.

– Нам следует действовать быстро, – говорил сенатор Ламбертино. – Конгресс должен назначить соответствующий орган или сам объявить о недееспособности президента.

– Как насчет команды из десятка сенаторов? – спросил Джинц с легкой ухмылкой.

– А как насчет комитета из пятидесяти членов палаты представителей? – с раздражением отпарировал сенатор.

– Я хочу обнадежить и удивить вас, сенатор, – умиротворяюще произнес Джинц. – Полагаю, что добьюсь того, чтобы один из членов президентского штаба подписал декларацию об импичменте.

Вот это фокус, подумал Тройка. Кто же это может быть? Не Кли и не Дэйзи. Это может быть либо Оддблад Грей, либо советник по национальной безопасности Викс. Хотя нет, мелькнуло у него в голове, Викс в Шерабене.

– Перед нами сегодня, – резко сказал Ламбертино, – неприятный долг. Не это долг исторический, и нам лучше приступить немедленно.

Тройка удивился, что Ламбертино не спросил имя члена президентского штаба. Потом он догадался, что сенатор не хочет его знать.

– Вот вам моя рука, – объявил Джинц и протянул руку для рукопожатия, означающего нерушимую связь.

Альберт Джинц добился поста спикера палаты представителей благодаря тому, что приобрел известность как человек слова. Газеты частенько печатали статьи об этом. Рукопожатие Джинца считалось прочнее любого юридического документа. И хотя он выглядел как алкоголик-растратчик с карикатуры – коротенький, толстенький, с вишнево-красным носом, седыми волосами, облеплявшими его голову, как рождественскую елку в снегопад, – в конгрессе его считали самым благородным в политике человеком. Когда он обещал кому-нибудь хороший куш из бездонной бочки бюджета, человек этот куш обязательно получал. Когда коллега по палате представителей хотел заблокировать какой-нибудь законопроект, а Джинц в политическом плане был его должником, то законопроект не проходил. Если конгрессмену нужно было протолкнуть закон, в котором он был лично заинтересован, и он платил услугой за услугу, закон принимался. Правда, Джинц частенько выбалтывал прессе кое-какие секретные сведения, но благодаря этому печаталось так много статей о его безупречном рукопожатии.

Сегодня Джинца ожидала грязная работа – удостовериться, что палата представителей проголосует за импичмент президенту Кеннеди. Ему предстояло сделать сотни телефонных звонков, выдать тысячи обещаний, чтобы обеспечить поддержку двух третей членов палаты. Не то чтобы конгресс не захотел голосовать за импичмент, но цену за это следовало заплатить. И все нужно провернуть менее чем за двадцать четыре часа.