Проснувшись, Шейла не увидела в постели Рафаги, хотя смутно помнила, как он обнимал ее во сне. Из кухни доносились какие-то звуки. Она встала, ощутив лишь несильную головную боль.

Рафага бросил на нее беглый взгляд, когда она появилась на кухне. Шейла хотела поздороваться, но тут же осеклась. Его гнев темным облаком навис над столом. Воздух казался наэлектризованным, как перед грозой.

– Buenos dias, Консуэло, – сказала Шейла, стараясь не замечать гнетущей обстановки.

Темные глаза женщины метнулись в ее сторону. Робкая улыбка тронула ее губы, прежде чем она кивнула и вернулась к своему занятию.

Рафага раздраженно сказал что-то по-испански.

– Si, senor, – чуть слышно отозвалась Консуэло и с видимым облегчением поспешила к двери.

Гневный огонь мелькнул во взоре Шейлы, ее возбуждение росло. Вечером Ларедо старался не смотреть в ее сторону, теперь Консуэло прячет от нее глаза.

А главное – Рафага. Его гнев можно было понять, только на сей раз причина его была Шейле неизвестна.

Налив себе кофе, Шейла направилась к столу, за которым сидел Рафага, не притрагиваясь к еде, приготовленной Консуэло. Ей окончательно расхотелось есть.

– Еда на столе, – сказал Рафага.

– Я не голодна, – покачала головой Шейла.

Он не стал спорить, не напомнил, что со вчерашнего дня она ничего не ела. Хотя он не двигался, Шейла чувствовала его раздражение так явно, как если бы он барабанил пальцами по столу. Именно эта молчаливость и неподвижность тревожили Шейлу и еще ощущение, что внутри его происходит какая-то борьба.

Однажды она уже пыталась сбежать отсюда – в грозу. Тогда он тоже разозлился, но не так, как сейчас. Она украдкой посмотрела на него. Его лицо казалось высеченным из гранита. Мрачный непроницаемый взгляд не выдавал его мыслей.

Шейла стиснула зубы, это бесконечное молчание становилось невыносимым.

– Почему ты ничего не говоришь? – спросила она. – Ну хорошо, я сбежала, ты меня поймал. Это же не первая моя попытка.

– В прошлый раз ты не покинула каньон, – резко сказал Рафага.

Новая мысль пришла ей в голову.

– Надеюсь, ты не обвиняешь в этом Хуана? – Она вспомнила, что случилось с Хуаном Ортегой, когда он не подчинился приказу Рафаги. – Это не его вина. Его лошадь повредила ногу. Он не мог меня остановить.

– Я не виню Хуана. – В голосе Рафаги снова прозвучали стальные нотки.

– Тогда что же? – Шейла нахмурилась и сжала губы от возмущения. – Что произошло?

– Ты покинула каньон без моего разрешения.

– Ах, извините, пожалуйста, – язвительно проговорила она. – Мне следовало сначала предупредить тебя, что я решила сбежать отсюда. Это было бы правильно, да?

Он поиграл желваками.

– Ты нарушила закон.

– Твой закон! – вспыхнула Шейла. – Я не обязана подчиняться твоим законам! Для меня они ровно ничего не значат!

– Ты не поняла ничего! – взорвался Рафага. Гнев его пугал особенно потому, что он не повысил голоса. – Когда я сделал тебя своей женщиной, мои правила и законы стали обязательными и для тебя.

– Очень жаль! – Она открыто выражала непокорность, не желая пасовать перед ним.

– Совершенно верно, – согласился Рафага, – потому что если для тебя обязательны наши законы, то обязательно и наказание за их нарушение!

– Вот оно что! Я… – Саркастическая насмешка так и застряла у нее на губах, когда до нее вдруг дошел смысл его слов.

Наказание за нарушение законов и неподчинение приказам совершалось там, в яме, за загоном. Шейла побледнела. Ей стало дурно при воспоминании о покрытой кровавыми рубцами спине Хуана Ортеги.

– Надеюсь, ты не хочешь сказать, что меня… – Она выскочила из-за стола, пытаясь отогнать от себя страшную мысль. – Ты не сделаешь такого со мной!

Рафага встал перед ней. Его пальцы впились ей в плечи, но она не обращала внимания на боль.

– Если бы я мог изменить правила для тебя, я бы сделал это. – Действительно ли она углядела страдание в его взоре или ей это только показалось? – Единственное, что в моей власти, – это смягчить наказание, потому что ты женщина и жила раньше по законам другого народа и не привыкла к нашим порядкам. – Голос его оставался ровным и твердым.

– Нет, ты не можешь подвергнуть меня такой пытке! – Она пыталась отбросить его руки.

Он резко встряхнул ее за плечи.

– Ты нарушила закон, который мы считаем священным. Он стоит на страже нашей свободы и охраняет нас от риска быть обнаруженными. Я не в силах изменить его.

– Но ведь я – твоя женщина. Конечно же, ты… – все еще не сдавалась Шейла.

– Закон не может быть обязательным для одного и необязательным для другого, – оборвал ее Рафага. – Он либо существует, либо нет.

Его руки обвились вокруг нее, притянули ее к груди. Рука на затылке прижала ее голову. Она отчаянно дрожала от обуявшего ее страха.

– Я не могу встать на пути закона, не могу отменить наказание, querida [Любимая (исп.). ], – глухо произнес он. – Я могу лишь требовать снисхождения и проследить, чтобы тебе не причинили особой боли. Это все, что я могу сделать.

Она непроизвольно вздрогнула, и его руки еще крепче сомкнулись вокруг нее, словно он хотел взять на себя часть охватившего ее страха. Шейла закрыла глаза, ощущая, как холодеет кровь в ее жилах.

– Когда? – прошептала она.

Не надо было объяснять Рафаге, что она имеет в виду.

– Сегодня утром. Сейчас, – мрачно сообщил он. Шейла уткнулась лицом в его рубашку, внутри у нее все замерло. – Так будет лучше. Тебе не придется томиться в ожидании.

– Ты знал об этом, – горько проговорила она. – Еще вечером. И Ларедо тоже. И Консуэло узнала утром. Вы все знали.

– Да, знали.

– И до сих пор не нашли нужным сказать мне о том, что предстоит!

– Мы все знали, что тебе придется расплачиваться за проступок. Ты не знала. Но я не хотел заменять твое неведение страхом.

Шейла вспомнила о том, что, когда она пошла спать, Рафага остался сидеть без сна, один в этой комнате. Теперь она поняла: он был подавлен тем, что должно было произойти утром. Этим объяснялась и вспышка его гнева, адресованного вовсе не ей.

Рафага позволил ей немного отодвинуться от себя, но его рука все еще лежала на ее талии, другой рукой он обнимал ее за шею и плечи.

Его темные глаза смотрели ей прямо в душу, горящую от возмущения и страха.

– Я ненавижу тебя, – прошептала Шейла дрожащим голосом.

– К исходу дня ты возненавидишь меня еще больше.

В это время в дверь постучали. Шейла вздрогнула, и сердце ее замерло.

– Пора, – холодно объявил Рафага.

Сдавленный крик вырвался из ее груди. Она попыталась вырваться из его цепких рук, но он легко справился с ней.

– Ты женщина, norte americano [Североамериканка (исп.). ], – негромко и резко произнес Рафага. – Все ожидают, что ты будешь рыдать и умолять о пощаде, что ты упадешь в обморок при виде плети и забьешься в истерике, когда тебя поволокут к столбам.

Шейла выпрямилась, осознавая, что он бросает ей вызов. Она представила себе, как будет выглядеть, если поступит так, как описал Рафага, и поняла, что не переживет такого унижения. Холод сковал ее тело, лишая сил и приглушая волнение и страх.

– Можешь отпустить меня, – холодно сказала она. – Я не сбегу.

– Неужто ты собираешься разочаровать зрителей? – В его голосе сквозила чуть заметная насмешка.

В дверь снова постучали, на этот раз более настойчиво.

Рафага повернулся к ней и объявил бесстрастным голосом:

– Нам пора.

Твердым шагом она прошла мимо него к двери, не обращая внимания на незнакомцев. На крыльце она немного помедлила, разглядывая лошадей, позволив себе взгрустнуть о своей чалой, которая никогда уже не встретит ее приветственным ржанием.

– На которой из них мне ехать? Или… – она смерила Рафагу ледяным взглядом, – …я должна идти пешком, как овца на заклание?

– Ты поедешь на гнедой, – ровно проговорил Рафага.