И он увидел намного больше всего этого вчера вечером, когда эта дерзкая девчонка вытянула к камину тяжелую ванну, потом наполнила ее горячей водой при помощи ведер и бросила в воду ароматные травы.

Он не понял, что она делает, пока она не предстала перед ним совершенно обнаженной как в тот день, когда она пришла в замок две недели назад, но теперь он был слишком потрясен, чтобы пошевелиться.

Почувствовав странное головокружение, он, наконец, собрался с мыслями и выскочил из гостиной, за спиной он услышал как девочка с иронией фыркнула. На недавно вымощенной террасе он упорно боролся с самим с собой, но как выяснилось лишь для того, чтобы четверть часа спустя вернуться и наблюдать за ней, спрятавшись в тени дверного проема, где она не могла его видеть. С трудом сглатывая, пытаясь замедлить бешеный ритм своего дыхания и потушить пожар, разбушевавшийся в его крови, он наблюдал как она сначала намыливала каждый миллиметр своего тела, а потом тщательно смывала.

Когда его руки начали дрожать, а тело болеть в самых неожиданных местах, он закрыл глаза, но увиденные образы врезались намертво в его мозг. Еще тринадцать дней, сказал он самому себе. Осталась меньше двух недель до того момента, когда он сможет вернуться к своему королю.

Но с каждым проходящим днем его любопытство относительно нее все возрастало. О чем она думала, когда сидела у камина и наблюдала за языками пламени? Почему у нее не было мужчины, а у остальных женщин из деревни были? Почему она наблюдала за ним с таким выражением на лице? Почему она так трудилась над своим письмом? Почему она хотела, чтобы он прикасался к ней? Что из всего этого получится, должен ли он будет подчиниться?

Но самым обременительным в последнее время, когда его мысли все меньше были о короле и все больше о загадочной тянущей боли внизу живота и между его ног или о болезненной пустоте в груди, был вопрос:

Как долго он сможет сопротивляться искушению всё выяснить?

– Что ты пишешь? – спросил Эйдан как бы мимоходом, давая понять своим тоном, что ему все равно что она ответит и ответит ли вообще.

И хотя сердце Джейн пело, она притворялась, что не обращает на него внимания. Они сидели на стульях у камина в углах, расположенных по диагонали. Она склонилась над столом рядом с тремя масляными лампами, а он сидел чуть ли не в камине сверху пламени. Он тайно наблюдал за ней через пространство в полдюжину футов в течение часа, и вопрос, который он только что задал ей был первым вопросом со времени ее появления в Дан Хааконе не касающимся дел замка. Скрыв улыбку, она продолжала писать как будто не слышала его:

Он поднялся со стула так внезапно, что стул опрокинулся и упал на пол. В его аквамариновых глаза блестел огонь желания, он вырвал у нее стопку бумаг и отбросил их в сторону. Он навис над ней, его напряженный взгляд казалось проникал прямо ей в душу.

– Забудь об этих бумагах. Забудь о моем вопросе. Я хочу тебя, Джейн, – резко сказал он. – Ты нужна мне. Сейчас.

Он начал раздеваться, расшнуровывая свою льняную рубашку и стягивая ее через голову. Он прижал палец к ее губам, когда она начала говорить.

– Тише, девочка. Не отказывай мне. Это бесполезно. Этой ночью ты будешь принадлежать мне. Ты моя и только моя навсегда, на целую вечность и даже еще на один день после вечности.

– А почему еще один день? – прошептала она через его палец, прижатый к ее губам, ее сердце бешено стучало в возбуждении и ожидании. Она никогда раньше не была с мужчиной, только мечтала об этом и видела в снах. А сейчас стоящий перед ней темный Горец был воплощением ее мечты до самой мельчайшей детали.

Он подарил ей соблазнительную улыбку и развязал плед, позволив ему соскользнуть с его упругих ягодиц по стройным мускулистым бедрам. Облокотившись на подлокотники стула, он приблизил свою голову к ее голове.

– Потому что даже вечности, проведенной с тобой не хватит, чтобы удовлетворить меня, сладкая моя Джейн. Я очень требовательный мужчина.

– Я спросил что ты пишешь? – сказал он напряженным голосом.

Его крепкое тело мерцало бронзой в приглушенном свете дюжин масляных ламп.

– Я не могу противостоять твоим чарам, девочка. Бог свидетель, я очень старался, – почти простонал он низким напряженным от желания голосом. – Я думаю о тебе днем и ночью, я не могу спать потому что очень сильно хочу тебя. Это сумасшествие и я боюсь оно никогда не пройдет.

Джейн подавила мечтательный вздох и перестала писать, перо замерло над бумагой. Она лукаво посмотрела на него, внешне она была абсолютно спокойна, но внутри нее бушевал пожар сладкого томления. Его глаза метали молнии и ярко выделялись на темном лице, он напряженно ерзал на стуле, как будто готов был в любой момент вскочить. И наброситься. Ах, если бы!

– А какая тебе разница? – пожала Джейн плечами, стараясь придать своему голосу бесстрастное выражение. Ее уже тошнило от необходимости быть терпеливой. Она знала, что присутствие крестьян, участие в ремонте того, что когда-то было его домом, и его ночные тайные наблюдения за ней во время купания, наконец, начали давать свои благодатные плоды. У нее хватило сообразительности и терпения хорошо играть роль пассивной и бездеятельной особы на протяжении прошедших двух недель, но сейчас настало время стать более активной. У нее осталось двенадцать дней и она ни в коем случае не потеряет его.

– Ты ничего не делаешь просто так, – сухо ответил он. – Я просто хочу знать с какой целью ты так усердно практикуешься в письме каждый вечер.

Джейн снова пустила в работу перо:

Он поднял ее со стула и притянул к себе, так что ее тело плотно прижалось к его. Посмотрев прямо ей в глаза, он намеренно пошевелил бедрами так, чтобы она смогла отчетливо почувствовать как сильно возбуждено его огромное мужское достоинство. Твердый и горячий, она могла отчетливо чувствовать через шелк платья его впечатляющий возбужденный член…

Джейн издала вздох полный сексуальной неудовлетворенности – описание любовных сцен могло стать настоящей пыткой для девушки, у которой не было своего мужчины – она отложила перо в сторону. Красотка тут же запрыгнула на стол и набросилась на перо, кусала и теребила его с невероятной усердностью. Джейн спасла перо от игривого котенка, пока тот не разорвал его как все предыдущие, попавшие ему в лапы. Эта сцена спасения пера позволила Джейн на какое-то мгновение помедлить с ответом. Она знала, что любая даже малейшая оплошность с ее стороны и один неверный шаг могли побудить его снова наглухо укрыться в своем защитном эмоциональном панцире. Он ясно дал понять, что никогда не позволит ей прикоснуться к нему. Значит ей надо найти способ заставить его прикоснуться к ней.

– Я не практикуюсь в письме. Я пишу рассказы.

– Какие рассказы?

Джейн посмотрела на него голодными глазами. Какой же он сидел там, черт возьми, сексуальный. Только вчера он начал носить плед, сказав, что в нем было прохладней работать. И вот он сидел в нескольких футах от нее, выглядел в точности как ее Эйдан, одетый в темно-красный с черным плед и без рубашки. Его торс слегка поблескивал от пота из-за такой близости к огню камина.

– Ты не поймешь ни одного из них, – спокойно сказала Джейн.

– Почему не пойму? – сердито спросил он. – Я понимаю многие вещи.

– Ты не сможешь понять о чем я пишу, – продолжала подстрекать она. – Я пишу о делах смертных, то есть о том, что ты понять не способен, в принципе. Ты же помнишь, что ты не смертный, – настаивала она.

И она добавила сладким голоском:

– Кстати, ты выяснил кто ты на самом деле вообще такой?

Ага, наконец-то, самодовольно подумала Джейн, заметив каким он стал разъяренным. Ее Эйдан был очень гордым человеком и ему очень не нравилось, когда его недооценивали. В течение прошлой недели он проявлял негодование в отношении всего, что хоть чем-то напоминало прямой приказ, что безмерно радовало ее и дало ей повод предположить, что он выразит незамедлительное неповиновение как только Джейн отдаст ему прямой приказ.