– Не на двадцать, а на восемнадцать!

– А-а! – В восклицании Крытого содержалось такое количество иронии, что Катерина стушевалась. Действительно, аргумент убойный, ничего не скажешь!

– Ладно, я лучше тебе другое скажу. Решился наконец вопрос о моем участии в концерте Яна Сибелиуса. В Хельсинки поедем, документы уже в оргкомитете, – заметила скрипачка, надеясь таким образом сменить тему разговора.

– И приятель твой придет? – смотрящего не так просто было сбить с толку.

– Ну, может быть… А что, нельзя?!

– Меня смущает разница в возрасте.

– Ну и что? Мы же ничего с ним такого…

– Этого еще не хватало! И все же познакомь меня с ним. Хочу лично пообщаться.

– Хорошо, – просто пообещала девушка, не придав просьбе большого значения. В конце концов Антон – взрослый, достойный мужчина, не шпана какая-нибудь! Не стыдно и познакомить. Согласилась она еще и по той причине, что ей надоел этот разговор. Но Григорий почему-то не желал оставлять эту тему – видимо, его природное чутье подсказывало, что тут не все гладко.

– Так где же он работает?

– Антон говорил мне, но я забыла, – ответила Катя. Она попыталась припомнить, но так и не смогла.

– Ладно, а про меня он спрашивал что-нибудь?

– Сегодня спрашивал, когда… когда ты… короче, когда ты в парке нас увидел.

– Что ты ему сказала?

– Сказала, что ты тоже юрист!

Григорий не удержался и хмыкнул, настолько неожиданно прозвучал ответ племяшки. Он посмотрел на свои руки, фаланги пальцев которых были украшены синими перстнями.

«Да уж, юрист, ничего не скажешь! Пять „академий“ и одна – по малолетке!» – Крытый встал и приоткрыл окно. Девушка занялась посудой.

«Взрослеет! – подумал он с небольшой толикой грусти. – Женихи скоро табуном ходить будут! „Скоро“! Уже вот увязался один!»

Крытый прекрасно все понимал, он хорошо помнил себя в молодости. Паранджу на свою любимицу Григорий надевать не собирался, что сделаешь – жизнь! Но увиденный сегодня кавалер Крытому не понравился. Поскольку Рублев обладал обостренным чутьем, он с первого взгляда, просвечивая не хуже рентгена, видел сущность любого человека.

Так вот, хотя он с молодчиком еще ни разу не разговаривал, у него сразу почему-то возникло негативное отношение к нему. Он видел, как тот по-хозяйски обнял Катерину у подъезда и на глазах у всех бабок облизал ей ушко.

«Опытный кобель, – решил смотрящий, – к девчонке сопливой клеится!»

Катю он решил пока не расстраивать.

«Потихоньку объясню этому „кавалеру“ при случае, что да как, – решил про себя Григорий, дымя сигаретой в открытое окошко, – думаю, не дурак. Поймет. Да-а! Невеста! – окинул Рублев внимательным взглядом ладную фигурку Катюшки. – Отдам замуж, одному куковать придется! Да и не беда – привычка есть. И так всю жизнь, почитай, один, без семьи! Век возле себя все одно не удержишь – у нее своя судьба, своя дорога в жизни! Нужен ты ей больно, урка старый!»

Катя закончила с посудой и взяла на руки кошку. Та довольно заурчала.

– Так что там с твоим загранконцертом? – вернулся к прежней теме Рублев.

– Нормально. Говорю же, что после Питера – сразу в Хельсинки.

– Я тоже с тобой поеду. А то, как я погляжу, тебя без присмотра уже оставлять нельзя.

– Дядя!..

– Ладно, шучу, шучу! Вот посмотри, – вспомнив про сегодняшнюю покупку, Григорий достал пакетик с украшениями. – Как раз к твоим концертам!

– Ой, дядя Гриша! – обомлела девочка, когда увидела гарнитур. Цепочку с кулоном она тут же повесила поверх платья и, чмокнув благодарно довольного Григория в щеку, побежала вертеться перед зеркалом.

«Надену сиреневое платье и посмотрю, как с ним!» – восторгу Катерины не было предела.

Переодеться девушка не успела. Из спальни она услышала, что на кухне что-то грохнулось, и дядины непечатные комментарии по этому поводу:

– …твою мать, паскудина, прости господи! Чтоб тебя, зараза, трижды подняло и ахнуло!

Девушка поспешила на кухню, понимая, что причина беспокойства может быть только одна.

Навстречу ей молнией пронесся белый комок и скрылся под кроватью.

– Что случилось? – оглядев кухню, юная хозяйка и сама уже увидела следы преступной Муркиной деятельности: разбитый горшок с фикусом и кувшин.

– Воробей за стеклом, видите ли, ей не понравился! – в голосе дяди Катерина не обнаружила и намека на злость, скорее веселое удивление. – Зараза, сиганула аж чуть не под потолок!

– Сейчас уберу, – засуетилась Катерина, отправившись в ванную.

Сережки и колечко, зажатые в руке, были положены на полочку у умывальника. Там девушка их и забыла.

После обеда облака побежали гуще. Ветер трепал листву. Олег Борисович Мещеркин гнал свою личную машину, боясь опоздать на встречу с Блондином.

Настроение было под стать погоде – переменчивое. И рука вроде откровенно чесалась к деньгам, но при этом опять почему-то проснулась в высоком, худощавом полковнике питерского ГУВД какая-то злость. Просыпалась она каждый раз в нем, когда он вот так вот встречался с господином Ганиным и ему подобными субъектами. Злость эта была равномерно распределена в трех направлениях: на себя самого, поскольку приходилось стелиться перед всякой мразью, которой самое место за решеткой, на государство – за те гроши, что платило оно ему ежемесячно в виде зарплаты, и – то, что оставалось, – просто на всех окружающих людей.

Желваки поиграли на острых скулах, и Мещеркин сильнее выжал акселератор. Молодой гаишник неуверенно взмахнул жезлом. Красная «Ауди» резко затормозила.

– Лейтенант, глаза протри! – рыкнул на него Мещеркин, тыча в лицо своим удостоверением. – Ты пьян, что ли, с утра?

– Простите, господин полковник, – пролепетал тот, держа руку под козырек.

«Ауди» взяла резкий старт и покатила дальше. Выпустив пар, Олег Борисович немного успокоился. На ум пришли житейские заботы – младшему в этом году в институт поступать, и Мещеркин сразу прикидывал, с кем нужно будет решать этот вопрос.

«Старостина побеспокоить нужно, – выруливая на мост, размышлял он. – У Марины через неделю день рождения. Устрою сабантуй на даче – вот их и приглашу с женой!»

До места встречи – кладбища на Васильевском острове – Мещеркин добрался меньше чем за полчаса. Приехал он раньше оговоренного времени на целых пятнадцать минут.

Народу было немного, что неудивительно само по себе. На кладбищах вообще редко бывает много людей. На похоронах и в Родительскую субботу в основном.

Полковника это устраивало больше всего. Да и вероятность встретить кого-то из знакомых тут минимальная. А если, не дай бог, служба внутренней безопасности захочет накрыть, то им трудновато будет на местности, просматриваемой со всех сторон.

Нетерпеливо бросив взгляд на часы, Олег Борисович не спеша пошел вдоль оградок. Пожилая женщина в черном платке проковыляла мимо. Больше никто полковнику навстречу не попался.

«Оставь надежду, всяк сюда входящий!» – неожиданно пришло ему на ум.

«Где ж это было написано? – попытался вспомнить милицейский чин. Он подобрал прутик и вертел теперь его в руках. Не помогло, так он этого и не вспомнил. – Сколько народищу здесь лежит. Тоже, поди, суетились, спешили куда-нибудь. А теперь что? Два метра земли и – никаких забот!»

Но как человек приземленный долго о высших материях полковник рассуждать не мог, и посему все размышления растаяли, уступив место одному вопросу: зачем он так экстренно понадобился авторитету по кличке Блондин?

Полковник был уже в курсе, что утром тот встречался с Боксером, но также знал, что встреча закончилась мирно, без стрельбы.

От размышлений отвлек негромкий звук подъезжающего автомобиля, и Олег Борисович увидел «Лендкрузер».

Тот припарковался рядом с «Ауди», и Блондин вместе с двумя бойцами покинул салон импортного внедорожника. Бойцы остались топтаться у машины, а Ганин заспешил к Мещеркину.

Без всякого «здрасьте» он протянул полковнику руку, которую тот пожал без удовольствия.