– Наше слово – верняк, – подтверждает О’Боп. – И Эдди Фрил по-другому не скажет.

О’Боп видит облегчение на лице Персика и поддает жару.

– В этом блокноте и копы есть. И профсоюзники. На улице гуляет пара миллионов долларов.

– Мэтти Шихэн – богатый человек, – роняет Персик.

– А чего он-то? – говорит О’Боп. – Почему не мы? Почему не ты?

Они следят, как ворочаются мысли Персика. Караулят, как он обмозговывает выгоду, взвешивает риск. Через минуту он говорит нерешительно:

– Но Шихэн оказывает услуги моему боссу.

– Заполучи блокнот, – возражает О’Боп, – и сам сможешь оказывать ему такие же.

Кэллан спохватывается, что перестарался, держа пистолеты на изготовку. Руки у него устали и дрожат. Ему охота опустить пистолеты, но нельзя расслабляться. И еще он боится: если они не договорятся с Персиком, ему не суметь попасть в цель даже с такого расстояния – так трясутся у него руки.

– А вы кому-нибудь говорили, – наконец спрашивает Персик, – что видели мое имя в книжке?

О’Боп мгновенно выпаливает «нет!», и скорость его реакции подсказывает Кэллану: этот вопрос – очень важный. А еще ему интересно, зачем Персик занял деньги и на что потратил.

– Бешеный ирландец, – бормочет себе под нос Персик. Потом говорит: – Вы затаитесь пока что. Постарайтесь не убивать никого хоть денек-другой, ага? Я с вами еще встречусь по этому делу.

После чего разворачивается и поднимается по лестнице, ведущей из подвала; брат тянется за ним.

– Господи! – выдыхает Кэллан. И плюхается на пол.

Руки у него ходят ходуном.

Персик звонит в дверь дома Мэтта Шихэна.

Дверь открывает здоровущий ирлашка. Персик слышит, Шихэн кричит из комнаты: «Кто это там?»

Голос испуганный.

– Да это Джимми Персик, – отвечает бугай, впуская Персика. – Он у себя в кабинете.

– Спасибо.

Персик проходит по коридору и сворачивает налево, в комнату Мэтта.

Комната оклеена тошнотворно-зелеными обоями. Трилистники[52] и всякое такое дерьмо понатыканы по всей комнате. Большой портрет Джона Кеннеди. Рядом – портрет Бобби. Фотография папы римского. У парня тут есть все, разве что лепрекон[53] на табурете не сидит.

Из кресла Мэтт все-таки встает – Персику нравятся проявления уважения – и улыбается показной широкой улыбкой, какая в ходу у ирландских политиков.

– Джеймс, рад тебя видеть. Ну как, удалось уладить ту маленькую неприятность за время моего отсутствия?

– Угу.

– Нашел этих ублюдков?

– Эге.

– И?..

Нож входит в него как в масло, не успевает Мэтт выговорить «Что за черт!» ни по-английски, ни по-ирландски. Персик профессионально попадает между ребрами под левой грудной мышцей, резко дергает лезвие вверх и проворачивает его, чтобы в госпитале не возникло этических проблем.

Чертов нож застревает, и Джимми приходится упереться в широкую грудь Мэтта ногой, чтобы выдернуть его. Шихэн с такой силой грохается на пол, что подскакивают все портреты на стенах.

Впустивший Персика громила остолбенело застыл в дверях.

И непохоже, чтоб он рвался что-то предпринять.

– А ты сколько ему должен? – спрашивает Персик.

– Семьдесят пять.

– Нет Мэтта – нет долга.

Вдвоем они разрубают тело, отвозят на Уордс-Айленд и сбрасывают в канализационный люк.

На обратном пути Персик распевает:

Через месяц после наступления того, что стало называться в Адской Кухне «Наводнением Лунной реки», жизнь Кэллана переменилась. Он не только жив, что сюрприз для него, но к тому же еще и герой квартала.

Потому что, пока Персик спускал Шихэна в канализацию, они с О’Бопом поработали черным фломастером в блокноте Мэтти и списали некоторые долги. Они развлекались от души: какие-то цифры замазывали, сокращали, другие оставляли нетронутыми – те, которые, как они рассчитывали, сделают их состоятельными людьми.

Денежные времена настали в Адской Кухне.

Кэллан с О’Бопом обосновались в пабе Лиффи, будто владели им, что, в общем, если внимательно изучить черный блокнот, было близко к истине. Люди, заходившие туда, чуть ли не кланялись им: одни из благодарности, что их сняли с крючка у Мэтта, другие из страха, что попали в новую кабалу к парням, которые замочили Эдди Фрила, Джимми Бойлана, а вполне вероятно, и самого Мэтти Шихэна.

И еще кое-кого заодно.

Ларри Моретти.

Кэллан переживал только из-за этого убийства. Эдди Мясник, да и Джимми Бойлан, а уж тем более Мэтти Шихэн – это была необходимость. Но Ларри Моретти они убили из мести, за то, что он помог Эдди изувечить труп Майкла Мэрфи.

– От нас этого ждут, – убеждал О’Боп. – Иначе нас не будут уважать.

Моретти догадывался о своей судьбе. Он затаился в норе на Сто четвертой улице, рядом с Бродвеем, и пил по-черному. За две недели он ни разу не вышел из дому: просто ходить не мог, так что стал легкой добычей для Кэллана и О’Бопа, когда они ворвались в дверь.

Моретти валялся на полу с бутылкой в обнимку. Сунул голову между стереоколонками и слушал какой-то дерьмовый диск, басы ухали, точно канонада тяжелой артиллерии. На секунду Ларри приоткрыл глаза и взглянул на приятелей, которые застыли с нацеленными на него пистолетами, а потом снова закрыл. О’Боп завопил:

– Это тебе за Майки! – и давай палить.

Кэллану ничего не оставалось, только присоединиться, но как же погано стрелять в лежачего.

Теперь надо было разрубить тело. О’Боп, оказывается, подготовил все заранее. Они закатили Моретти на лист толстого пластика, и Кэллан только теперь понял, каким же сильным был Эдди Фрил, если рубил мясо. Работа до хренища тяжелая, к тому же Кэллан пару раз мотался в ванную: его рвало. Но наконец они все-таки справились, распихали куски по мусорным мешкам, а потом отвезли на Уордс-Айленд. О’Боп считал, что им нужно засунуть «штуковину» Моретти в картонку из-под молока и походить с ней по кварталу, но Кэллан твердо сказал – нет.

Им такое дерьмо ни к чему. Слухами земля полнится, и уже на следующий день многие заходили к Лиффи выразить восхищение. А вот Бобби Ремингтон не пришел. Кэллан понимает: Бобби боится, вдруг они думают, что он сдал их Мэтти, но Кэллан точно знает, что это не Бобби.

Это подсуетилась Бэт.

– Ты только старалась защитить брата, – говорит ей Кэллан, когда она появляется в его новой квартире. – Я понимаю.

Девушка уставилась в пол. Она постаралась: длинные волосы расчесаны, блестят, на ней красивое платье. Черное, с низким вырезом.

Кэллан все понимает. Она на все готова, чтобы спасти свою жизнь и жизнь брата.

– А Стиви это понимает? – спрашивает Бэт.

– Я ему растолкую.

– Бобби так плохо, – говорит она.

– Да все в порядке…

– Ему нужна работа, а он не может получить профсоюзную карточку…

Кэллан испытывает странные ощущения от этих слов, обращенных к нему. За подобной услугой люди обычно шли к Мэтти.

– Ладно, это мы сумеем устроить, – обещает Кэллан. У него теперь есть незаполненные бланки, карточки, подписанные начальниками профсоюзов водителей, строителей и всяких других. – Скажи ему, пускай зайдет. Мы же с ним друзья.

– А мы с тобой друзья? – спрашивает девушка.

Он хочет ее. Черт! Он бы с превеликим удовольствием ее отымел. Но получится не то. Вроде только потому, что у него сейчас есть власть над ней.

И он говорит:

– Ну да, конечно, мы друзья.

Дает ей понять, что все в порядке, все в норме, она не обязана спать с ним.

– И все? Только друзья?

– Да, Бэт. И все.

Ему не по себе, ведь она вырядилась, накрасилась и все такое, но ему больше не хочется спать с ней.

И оттого ему грустно.

В общем, Бобби заходит, они подцепляют его на крючок, устроив на работу, и его новый босс сразу зачисляет его в бездельники – и Бобби в этом отношении не подводит. Люди приходят: кто платить проценты, кто просить какого-то одолжения, и где-то с месяц они изображают из себя маленьких крестных отцов в кабинке паба Лиффи.