К таким нахальным возражениям Большой Мэтт не привык, и ему это совсем не нравится. А еще не нравится, что дело стоит. Уже через несколько часов эти звереныши должны были оказаться в его руках, но вот уже несколько дней, как их не могут найти. Хотя разнесся слух, что они еще в квартале – а это уже открытый вызов ему, – но где именно, никому не известно.
Даже люди, которым положено бы знать, понятия не имеют.
Большой Мэтт даже призадумался, не изменить ли и вправду наказание. И решает, что, может, справедливее будет отрубить им пальцы, которые нажимали на курок. Чем больше он это обмозговывает, тем больше его привлекает эта идея. Пусть эта парочка мыкается по Адской Кухне с культяшками вместо пальцев как напоминание о справедливом возмездии тем, кто не выказывает должного уважения авторитетам.
Значит, отрубить им пальцы – на том и остановимся.
Большой Мэтт Шихэн может быть великодушным.
Но тут он вспоминает, что у него больше нет Эдди Мясника и выполнить эту работу некому.
А еще через день у него не остается ни Джимми Бойлана, ни Толстяка Тима Хили: Бойлан мертв, а Хили запропастился невесть куда. Кэвину Келли приспичило заняться каким-то бизнесом в Олбани. У Марти Стоуна заболела тетка в Дальнем Рокавее. А Томми Дуган в запое.
И все это заставляет Большого Мэтта заподозрить, что, может быть, тут зреет заговор, бунт.
И он заказывает билет, чтобы лететь в другой свой дом, во Флориде.
Что могло бы стать радостной новостью для Кэллана и О’Бопа, да только перед тем, как сесть в самолет, Мэтт связывается с Большим Поли Калабрезе, новым representante – боссом Семьи Чимино, и просит прислать киллера.
– Как думаешь, что он ему пообещал? – спрашивает Кэллан у О’Бопа.
– Долю в Джевитс-центре?
Большой Мэтт контролирует строительные профсоюзы и профсоюзы водителей, работающие в этом центре, расположенном в Вестсайде. Итальянцы облизывались на долю в этом бизнесе уже где-то с год, а то и больше. Навар только с контрактов на цемент приносит миллионы. Сейчас Мэтт не в том положении, чтобы в очередной раз отказать им, но он вполне справедливо может рассчитывать на маленькую услугу в обмен на свое согласие.
Профессиональную услугу.
Кэллан с О’Бопом сидят взаперти в квартире на Сорок девятой улице. Они устали и плохо выспались. Лежат впотьмах и смотрят на небо. Или что там заменяет небо в Нью-Йорке?
– Мы убили двоих, – говорит О’Боп.
– Ну.
– Хотя, по правде, это была самозащита, – продолжает О’Боп. – Я про то, что типа пришлось, ведь так?
– А то.
Через некоторое время О’Боп замечает:
– А вот интересно, может Микки Хэггерти нас продать?
– Думаешь?..
– Ему за ограбление светит от восьми до двенадцати. Может, предложит нас в обмен: мы в тюряге, он на свободе.
– Да ну, – сомневается Кэллан. – Микки – парень старой закалки.
– Может, конечно, и старой, но все равно отсидел, поди уж, задницу. Это у него вторая ходка.
Но Кэллан уверен: когда Микки отсидит срок и вернется в квартал, то вряд ли захочет всю оставшуюся жизнь прятать от людей глаза. А уж кому, как не Микки, знать: ему ни в одном баре в Кухне не подадут и блюдца арахиса, если он переметнется к копам.
Нет, Микки Хэггерти беспокоил его меньше всего.
Об этом думает Кэллан, глядя из окна на «линкольн-континенталь», припаркованный на другой стороне улицы.
– Так что, пожалуй, нам пора рвать когти отсюда, – говорит он О’Бопу.
О’Боп сует рыжие вихры под кран, пытаясь охладиться. На улице сто четыре градуса[50] жары, а они парятся в двухкомнатной квартирке на пятом этаже, где вентилятор размером с пропеллер на игрушечном самолетике и напор воды – ноль, потому что соседские гаденыши пооткрывали на улице все пожарные гидранты. В довершение ко всем несчастьям еще прикатила шайка от Семьи Чимино и теперь стережет внизу, чтоб пришить их с Кэлланом.
И обязательно это сделают, выждав для приличия до темноты.
– Что ты предлагаешь? – спрашивает О’Боп. – Выскочить и устроить войну? Перестрелка в O. K. Коррале?[51]
– И то лучше, чем тут до смерти изжариться.
– Ничего себе лучше! – возражает О’Боп. – Здесь духотища, конечно, но там нас пристрелят, Кэллан. Как бродячих псов.
– Когда-никогда все равно придется спуститься, – говорит Кэллан.
– Ни хрена! – О’Боп вынимает голову из-под крана. – Пока нам таскают сюда пиццу, незачем и высовываться.
Он тоже подходит к окну и смотрит на длинный черный «линкольн».
– Эти засранцы-итальяшки не меняют своих привычек, – замечает он. – Могли б прикатить на «мерсе» или «БМВ», ну, не знаю… на долбаном «вольво» или еще на чем. Нет, вечно хреновы «линкольны» и «кадиллаки». Точно тебе говорю: это у них, видно, правила такие в мафии или чего там.
– А кто в машине-то, Стив?
В машине сидело четверо. Еще трое парней стояли у дверцы рядом. Покуривают беззаботно, пьют кофе, треплются. Точно объявление мафии кварталу: мы приехали пришить кое-кого, так что лучше вам держаться подальше.
О’Боп вгляделся, прищурив глаза.
– Шайка Пиккони, подчиняющаяся банде Джонни Боя Коццо, – говорит он. – Ветвь Демонти из Семьи Чимино.
– Откуда ты-то знаешь?
– Парень на пассажирском сиденье лопает персики из банки, – объясняет О’Боп. – А значит, это Джимми Пиккони, то есть Джимми Персик. Он помешан на консервированных персиках.
О’Боп – настоящая Книга пэров мафиозных семей. Он следит за их жизнью, изучает привычки, как фаны бейсбольных команд, которые знают назубок фамилии всех игроков и помнят счет любого матча. В голове у него хранится подробная схема организации Пяти Семей.
Так что О’Боп в курсе, что после смерти Карло Чимино в Семье происходят постоянные подвижки. Большинство крутых парней не сомневались, что Чимино выберет себе в преемники Нила Демонти, но вместо этого он назначил своего зятя Поли Калабрезе.
Выбор не пришелся по вкусу старой гвардии: они считали, что Калабрезе чересчур мягок, чистоплюй одним словом. Он упорно заколачивает деньги в легальном бизнесе. Крутым ребятишкам: акулам-ростовщикам, вымогателям и простым взломщикам квартир это совсем не нравилось.
Джимми Пиккони, Большой Персик, – один из недовольных. И сейчас в «линкольне» он именно об этом и говорит.
– Мы – криминальная Семья Чимино, – доверительно делится он со своим братом, Персиком Маленьким. Джои Пиккони на самом деле выше старшего брата, Большого Персика, но никто не решился высказать это замечание вслух, и прозвища прилипли – с кожей не отдерешь. – Даже долбаная «Нью-Йорк таймс» называет нас криминальной Семьей Чимино. Мы должны совершать преступления. Захоти я быть бизнесменом, так поступил бы на работу в эту, как ее… корпорацию «Ай-би-эм».
Персику не нравится и то, что Демонти обошли назначением.
– Он уже старик. Ну какой вред, если бы мистер Нийл погрелся последние годы на солнышке? Он заслужил это. Хозяину нужно было назначить его боссом, а Джонни Боя – заместителем. Тогда у нас сохранилось бы «наше дело», коза ностра.
Для молодого парня – Персику всего двадцать шесть – он настоящий консерватор, разве только без галстука. Ему по душе традиции, старые способы ведения дел.
– В прежние дни, – рассуждает Большой Персик, точно он тогда жил, – мы бы попросту оттяпали без всяких разговоров долю в Джевитс-центре. И не пришлось бы лизать задницу какому-то старому ирлашке вроде Мэтти Шихэна. Хотя Поли все одно и кусочка нам не даст. Ему плевать, пусть мы хоть с голоду передохнем.
– Но… – перебивает Персик Маленький.
– Что «но»?
– Но Поли дает работу мистеру Нийлу, мистер Нийл дает ее Джонни Бою, а Джонни Бой дает нам, – договаривает Персик Маленький. – Все, что мне нужно знать, – Джонни Бой дает нам работу, и мы ее делаем.
– Мы еще только сделаем эту хреновую работу, – поправляет Большой Персик. Он не нуждается в объяснениях. Еще Маленький будет рассказывать ему, как все крутится! Персик и сам знает, и ему нравится, как оно крутится в ветви Семьи Демонти – на старый лад.