Статьи, с которыми Григорий рекомендовал мне ознакомиться, были заложены узкими полосками бумаги. Я решил сейчас же начать читать. Мне не хотелось думать о разговоре, который только что произошел.
Первая статья была подписана «Инж. Федоров, кандидат технических наук» и называлась «Экономичный способ крепления горных выработок».
Статья была большая, но я прочел ее залпом. Автор отстаивал новый способ крепления пород. Вместо дорогостоящего бетонирования он предлагал другой метод крепления и обделки. Надо, доказывал автор, просто пробурить в кровле и в боках штольни отверстия соответствующей длины и диаметра и забить в них металлические бруски-штанги. Тот конец штанги, который уйдет в породу, должен быть расщеплен, и в разрез вставлен клин. А на внешнем, противоположном конце надо сделать нарезку, навинтить шайбу и гайку. Штангу забить, а гайку плотно завинтить. Таким образом, утверждал Федоров, будет значительно увеличена несущая способность горных выработок и обеспечена их устойчивость.
Автор предупреждал, что штанговая крепь по первому впечатлению может показаться ненадежной, поэтому у некоторых специалистов и существует скепсис в отношении к этой необычной крепи. В результате, продолжал свои рассуждения Федоров, опыт одного из советских горных техников, который еще пятнадцать лет назад предложил крепить таким образом главную штольню апатитового рудника, не получил у нас распространения. За рубежом же штанговое крепление стало широко применяться на рудниках, при строительстве туннелей, подземных электростанций и других сооружений. Так, писал Федоров, на строительстве Ист-Делаверкского туннеля в Нью-Йорке, проходящего в сланцах и песчанике, более двадцати километров было закреплено штангами.
Федоров приводил другие многочисленные факты применения нового метода крепления в зарубежной практике и указывал, что этим методом заинтересовались также на некоторых советских рудниках и шахтах. И далее автор переходил к техническому описа-~ нию штангового крепления…
…Я прочел все статьи не отрываясь. Для меня они были сейчас интереснее и увлекательнее любого романа. Голова моя горела. Ведь это выход, выход из нашего невозможного положения! Никакой бетон, ничто не будет теперь тормозить окончание туннеля!
Я вскочил и стал быстро ходить по комнате. Ведь если я правильно понял, нам нужен только металл, чтобы нарубить эти штанги. Хорошо, допустим, что при всех условиях кое-где, в наиболее слабых породах, не избежать бетонной обделки! Но, во-первых, часть бетонных работ мы уже выполнили. А во-вторых, какое-то количество бетона мы ведь получаем и сейчас. Его, бесспорно, хватит для обделки на наиболее слабых участках…
…Когда прошел первый период опьянения открывающимися перед нами перспективами, я стал рассуждать более трезво и хладнокровно.
«Нет, не может быть, чтобы все было так просто, — возражал я самому себе. — Ведь это как в романе: прочел статью, поговорил с кем-то — и, пожалуйста, выход найден! То хоть закрывай строительство, а тут раз-два — и все возможности его быстрого завершения. Не может так в жизни быть, тут что-то не так!
Но, с другой стороны, ведь время Ньютонов прошло, новое не рождается в одиноких раздумьях мудреца, научные открытия — это огромный коллективный процесс, своего рода цепная реакция… И разве не вполне естественно, что мы, работники далекой заполярной стройки, прочитав статьи, напечатанные в наших научных журналах, попробуем применить у себя то, что в них предлагается? Для чего же тогда пишутся эти статьи? Разве не для того, чтобы мы учились по ним?!» Правда, во всех статьях содержались оговорки: штанговый метод применим там, где имеются породы определенной крепости. Прилагались некоторые расчеты. Но разве нам трудно рассчитать крепость пород на тех участках, которые казались мне наиболее устойчивыми и могли бы остаться без обделки? «Думать надо, думать!»
Эти слова, сказанные Баулиным и случайно повторенные Агафоновым, прозвучали тогда для меня от: влеченно, как лозунг, как общая фраза.
Я вспомнил весь разговор в кабинете Баулина. Нет, это я, а не Баулин декламировал тогда, произнося общие фразы насчет новой техники с единственным намерением выпросить цемент.
Вот, вот сна, новая техника! Думай, рассчитывай, на то ты и инженер, на то тебя и поставили во главе строительства! Да, наверное, все это не так просто: взял, прочитал статьи—и завтра все пойдет по-новому! Наверное, возникнут трудности, которые сейчас и предвидеть-то невозможно… Ну и что ж из этого? Ведь было время, когда я и котлован не умел правильно вырыть, чтобы заложить фундамент для компрессора, — его заливала вода; было время, когда нам никак не удавалось произвести врезку, начать проходку штольни… Будут трудности и теперь, наверняка будут. И все же выход есть, я его вижу, надо только все обдумать… обдумать! Решение есть, должно быть, оно где-то тут, совсем рядом!..
Я почувствовал необыкновенный прилив сил. Все, что беспокоило, раздражало, мучило меня в последнее время, потеряло остроту, отодвинулось куда-то. Сейчас только одна мысль владела мною — сознание, что выход может быть найден. Надо все обдумать. Не увлекаться сразу. Все взвесить. С чего же начать?
И тут только я вспомнил, что всего лишь несколько часов назад Волошина взяла образцы пород на анализ. Дело, которому я не придал никакого значения, внезапно становилось важным и срочным.
Я кинулся к вешалке, чтобы схватить полушубок и бежать туда, к палаткам геологов, разыскать Волошину к попросить ее сделать анализы как можно скорее, не откладывая. Но, посмотрев на часы, я увидел, что уже около одиннадцати. Поздно! Надо дождаться утра. В конце концов одна ночь ничего не решает.
Что же делать? Лечь спать? Нет, я не мог спать. Но идти к кому-нибудь теперь, на ночь глядя, было просто невозможно. А может быть, я и не хотел никуда идти? Может быть, мне хотелось совсем другого? Чтобы я был здесь, в этой комнате, но не один — нет, не один, а с ней, с ней!..
Одинокая радость не радость, ею надо делиться… О, если бы Светлана была здесь!
И вдруг мне пришла в голову мысль, что это я, я виноват в бегстве Светланы. Наверное, мне не удалось найти слова, которые убедили бы ее, поддержали, вдохнули бы силу, веру в себя… Ну конечно! Ведь я даже и не искал таких слов. Да — да, нет — нет, «никаких компромиссов»! Что же, я был последователен… А на кой она мне черт, эта последовательность, если из-за нее я потерял человека, которого любил? А что, если схватить сейчас полушубок, разбудить шофера, махнуть на станцию. Через два часа пройдет московский поезд, через два дня — Москва, адрес Светланы я теперь знаю…
…Я стоял, прижавшись спиной к стене, и воображал наше первое после разлуки свидание. Мне чудилось, что я держу ее в объятиях, слышу ее сбивчивый шепот… «Зачем — ты это сделала, зачем?» — говорю я. И она отвечает: «Все прошло, совсем прошло, я буду с тобой, только с тобой, я поеду с тобой куда хочешь: на север, на восток, на любой край земли…»
…Мы снова здесь, в Тундрогорске. Я привез ее. Она живет тут, в зтой комнате. Она и я. Вот здесь она сидит. Это ее место за столом. И я говорю ей: «Ты подумай, Света, как все просто! Мы не будем бетони-. ровать вот эти участки, — я показываю их вот на этом висящем над кроватью чертеже. — Мы испробуем новый метод…»
А может быть, она что-нибудь знает о нем? «Знаешь? Нет? Тогда быстрее прочти вот эти статьи. Может быть, ты умеешь читать и по-английски? Странно, я никогда не спрашивал тебя, знаешь ли ты английский! Наверное, нет. Ведь мы мало занимались, языком в институте…»
Я смотрю на то место за столом, где должна сидеть Светлана. Как странно, что ее нет! Наверное, Она просто вышла на минутку и сейчас войдет. Это ты, Светлана?
Но нет, это Рожицын. Его первые слова и он сам Есе еще кажутся мне нереальными:
— Простите, Андрей Васильевич, я увидел в комнате свет. Вы не спите?
Да, это он. Светланы здесь нет. Она далеко. Дальше, чем когда бы то ни было.
— Я всего на несколько минут, — говорит Рожицын. — Можно?
