– Софроня… , – и упал на пол. Софронис подбежал к нему вытер платком струйку крови, тянувшуюся из носа, и стал делать искусственное дыхание. Он вспомнил все, что знал об искусственном дыхании. Видимого успеха усилия Софрониса не принесли. Телефона в квартире не было. Он выбежал на площадку и долго жал на кнопку звонка соседней квартиры. Соседи рассматривали его в глазок и только после нескольких криков Софрониса, дверь отворилась, и Софронис не сказав ни слова, ринулся к телефону. Он дозвонился с десятой попытки до скорой помощи. Машина приехала только через час. Когда Софронис вошел в квартиру и наклонился к телу, распростертому на полу, он не узнал того, кто четверть часа назад был его другом. Странная фигура с заострившимися чертами лица, приобретшего землистый оттенок, остекленевшие глаза, устремленные вверх....
Софронис, не находил себе места, мучаясь двойной загадкой. Что хотел рассказать ему друг, и почему он так внезапно, страшно умер. Положим первая загадка еще могла иметь хоть какое-то толкование. Он давно заметил преувеличенный интерес друга к своей девушке. Но никак не хотел соглашаться с мыслью, что у них могла быть банальная связь. А вот второй вопрос, почему такая скорая, внезапная смерть и что после? Куда подевалась субстанция оживлявшая мертвый теперь остов, бывший когда-то его другом?
– Ну, что сейчас вспоминать, того, что не исправишь, – послышался голос собеседника Софрониса. – Если бы тебе действительно хотелось выяснить кое-что по этому поводу, ты бы подобрал книгу, предназначенную именно тебе и прочел бы все о чем тебе хотелось узнать. А ты отбросил ее от себя, как ядовитую змею. С чего бы это? И про девушку там все хорошо написано. А ты испугался. Вот так почти все вы, живые, предпочитаете жить с повязкой на глазах. Так Вам удобнее, комфортнее. Я не в обиду тебе, я ведь тоже такой был, когда по земле ходил. Ни дня в простоте, чтобы подумать о чем-то возвышенном. Стихи читал только в состоянии влюбленного угара. А влюбленность, смешно вспомнить во что она потом вылилась. Во что превратился предмет моей влюбленности. В толстую, задерганную тетку. Она и говорить разучилась, только кричала и советы свои дурацкие без конца давала. А знаешь какая была, совсем как твоя мечта на фотографии. Тонкая, изящная с нежной душой. Я знаю куда все девается, а ты нет. Вот если бы пожелал, то узнал бы, а ты как страус, спрятал голову и ничего не хочешь знать. Такое знание дается не всем, а только избранным. Избранные – не значит какие-нибудь аристократы, белая кость, арийцы и тому подобная ерунда, избранные – значит люди, мучающиеся вопросами мироздания, не перестающие задавать себе и другим дурацкие, на взгляд обывателя вопросы и мучительно ищущие смысл, в совершенно бессмысленном существовании. Ты вот все думал, почему на тебя валится больше напастей, чем на нормальных людей. Потому что ты, сам того не ведая, посылаешь больше запросов в космическую библиотеку, и тебе непременно приходит ответ. Вся загвоздка в том, что ответ приходит в необычной форме. В виде события, случайности. Требует расшифровки. Откуда взялись суеверия? Люди из долгого опыта, научились распознавать самые простые послания. Но вся беда в том, что форма ответов меняется, неизменной остается суть и не всегда удается верно истолковать послание. Есть среди Вас, живых и похитрее, которые уже поняли, что в настоящем мире главное – только информация, информация любым путем. Вот эти умники и правят сегодня миром. Весь ужас в том, что они используют только ненужный хлам из всего богатства информации. Да, да, те самые сплетни, непроверенные слухи, кассеты с клубничкой. А что происходит от того, что самая лучшая, нужная для человечества часть скрыта от взоров живущих, и не просто скрыта, она их не интересует. Задавал ты себе когда-нибудь подобный вопрос? Почему столько нелепиц, страданий, войн, почему бы не воспользоваться информационным потоком, льющимся из других вселенных? Им все время подкидывают заветную информацию, подкладывают на видное место, вот оно то самое, заживете, наконец, как люди должны жить, ан нет же, подавай им заветный мусор, без которого они жить не могут.
Софронис внимательно слушал, не прерывая собеседника. Он осунулся, глаза горели, со стороны был похож на фанатика, повстречавшегося со своим идолом. В какой-то момент Софронис проснулся, взгляд стал более осмысленным:
– Послушать тебя Дан, Ведь ты же Дан Балиев, я угадал, то несметное количество появившихся в последнее время колдунов, эктрасенсов, целителей, ведьм, вуду, магов, белых и черных, только вот про оборотней я еще объявлений не видел, как раз и приближаются к твоей теории. Они, вроде, во всяком случае так они о себе заявляют, видят и слышат скрытую информацию и пользуются ею.
– Напрасно иронизируешь, друг. Конец одного тысячелетия, начало другого. Знаешь какие сейчас появились, почти комфортабельные ниши, для того, чтобы проникнуть в космическое информационное поле. Люди стараются. Себя не забывают при этом. Только все на том же уровне шелухи, ненужной обертки. Деньги приманить. Соперницу устранить. Мужа за ухо обратно привести. Порчу на нелюбимую соседку навести. Зачем? Неужели не ясно, что впустую. Деньги приманил. А потом не ты ими командуешь, а они тобой. Удовольствий много. Не спорю. Пока глаза наедятся. Пока все купишь, потрогаешь. Все позавидуют. Много времени пройдет. Может, вся жизнь. Что, ж не самый плохой расклад, в идеале. Только так не бывает. Бывает совсем по-другому. Бесконечная гонка. Успеешь сорвать куш или нет. Подставят или не подставят. Съедят или подавятся. Успеешь вовремя переметнутся или нет. До желудочных колик. До инфаркта. До ненависти окружающих. Соперницу устранить и что потом. Она перед твоим мысленным взором живым укором, как привидение маячить будет. И все время стремиться, чтобы он, упаси господи, на другую, помоложе, постройнее не посмотрел. Изнуряют себя бедные дамочки диетами, фитнессами, массажами, чтобы ко времени положения во гроб быть краше двадцатилетних. Объясни мне это безумие.
– Дан, ты сам себе противоречишь, многомудрый ты наш. Только что ты сетовал, на то, во что превратилась твоя любимая. А дамочки, о которых ты только что говорил, как раз не хотят ей уподобиться. Деньги, ты сейчас сказал пламенную речь против денег. Ты же согласишься, что они двигатель цивилизации. Сколько сделано изобретений и открытий на заказ, за деньги. За тот самый презренный металл. Правда, много, как ты выражаешься, шелухи. Но без нее никак. Издержки. И как же ты хочешь, чтобы без сплетен, без суеты, ты забываешь, что мы не небожители, а люди. Обычные люди.
Балиев закашлялся, помрачнел.
– Вот то-то и оно. Я тебе хотел сказать, что если ты надеешься, что во втором параллельном мире, куда попадают люди с земли, они ведут себя иначе и хоть что-то начинают понимать, имея уже доступ к громадной космической информации, то ты ошибаешься. Они так же бездарны, как и на земле. Так же занимаются склоками и интригами. Так же воюют и ненавидят друг друга. Изредка можно увидеть обратное. Любовь и смирение. И то лишь в трагическом варианте, а не иначе.
Софронис потер переносицу и задумчиво протянул:
– А что же будет со всеми параллельными мирами и неисчерпаемой и невостребованной на земле информацией, если люди найдут эликсир жизни и перестанут сообщаться с другими мирами. Если они замкнутся в рамках одной вселенной. Если они перестанут умирать и будут жить вечно? Дан, ты должен знать ответ на этот вопрос, разве не так?
– Неужели ты еще не догадался, Софронис, что средство от смерти, в принятом смысле слова, было найдено еще на заре цивилизации. Ты думаешь патриархи, жившие не одну сотню лет выдумки, выжившего из ума сказителя? Состав эликсира жизни был найден очень и очень давно, о нем забыли за ненадобностью. Все очень просто. Эликсир давали только мудрецам, возглавлявшим род. Они не старились очень долгий срок, выпивая в определенное время необходимое количество эликсира, однако не могли остановить войн, болезни, уберечь людей от стихийных бедствий. Было от чего впасть в отчаяние и подумать об уходе в иной мир. Проходили годы, сменялись столетия. Постепенно менялся климат на земле. Лишения и превратности земного существования не исчезли, они лишь изменили форму. Представь себе, в наше время, к середине земной жизни, скажем годам к пятидесяти, будем щедрыми, отпустим сегодняшнему человеку сто лет жизни, человек уже устал. Он все меньше грезит наяву и все больше мечтает о том, чтобы отдохнуть. Наступает такой день, когда его перестает интересовать земной мир, его тянет, подсознательно, в другую вселенную. Те самые патриархи добровольно отказались принимать это средство и в конце концов о нем забыли. Это был их выбор.
