Отсюда возникли две различные линии преемственности, каждая из которых пользовалась известностью в своей области. Все ответвления от изначального источника перечислить невозможно. При Дэ-шане, Линь-цаи, Гуй-шане и Ян-шане, Цао-шане и Дун-шане, Сюэ-фэне, Юнь-мэне и других каждая школа развивала свои практики — как высшие, так и низшие.

Но когда дошло до продолжения традиции, их последователи создали секты и клики. Полностью позабыв о реальности, они, в конце концов, установили множество окольных путей, противоречащих и сталкивающихся друг с другом, так что стало попросту невозможно отличить глубокое от поверхностного.

В высшей степени достойно сожаления, что они так до сих пор и не понимают, что Великий Путь не знает граней; все потоки истины одинаковы па вкус. Все эти секты создают цветистые украшения на пустом месте и втыкают иголки в камни и железо; они принимают диспуты за «сверхзнание», а шевеление губами — за медитацию. Возникают стычки из-за подтверждения или неподтверждения; горы самомнения и презрения к другим вздымаются всё выше и выше. В своём гневе они превращаются в настоящих чудовищ; а их суждения и истолкования свидетельствуют о том, что они совершенно отвернулись от учения. Если им не посчастливится встретить настоящих учителей, они едва ли смогут когда-нибудь выбраться ил ямы заблуждений. Они ведут к плохим следствиям, даже исходя из благоприятных причин.

Если хочешь разъяснить колесницу до самого конца и научить людей основам учения, то до тех нор, пока ты не знаешь границы, всё, что ты делаешь, — это распространяешь ересь.

Поэтому, прежде всего, полагается превозносить, а уж потом — поддерживать, осуждать или восхвалять те или иные доктрины, используя остроту ума. Если берёшь на себя ответственность распространять основы учения, помни, что в твоих руках либо дарование, либо лишение жизни.

Порой наставник недоступен, словно гора, вздымающаяся на тысячу миль; порой он со всем соглашается и следует времени, словно плывёт по течению. Подобно правителю, сжимающему в руках меч власти, самое лучшее — это приобрести авторитет.

Активная деятельность определяется, прежде всего, временем; даровать и лишать необходимо подобно главнокомандующему. Волны вздымаются, горы возвышаются, молния сверкает, ветер обрушивается; слон неспешно идёт, а настоящий лев испускает страшный рев.

Нам часто попадаются те, кто, будучи не в состоянии оценить собственные силы, ворует слова других. Они знают, как выпустить, но не знают, как собрать; они могут даровать жизнь, но не могут отнимать её. Они не отличают слугу от хозяина, а ложное от истинного; они наносят оскорбление древним и уничтожают сущность учения.

Каждый из них измеряет и рассчитывает, исходя из собственных умозрительных представлений, и при этом блуждает в царстве запутанных элементов сознания и материального мира и рассуждает о них. Поскольку они ничего не знают о пробуждении, которое прямо перед ними, они обладают лишь подражательным пониманием.

Разве так просто водрузить знамя учения на вершине не-пребывания и проповедовать, как это делал Будда? Разве вы не помните слова великого наставника Юнь-мэня: «Во всей Поднебесной трудно отыскать хоть кого-нибудь, кто мог бы составить изречение».

А разве не говорил наставник Хуан-бо: «У великого наставника Ма было свыше восьмидесяти учеников; когда их спрашивали, все они бойко отвечали, но лишь наставник Лу-шань чего-то стоил?»

Таким образом, если человек занимает пост учителя и при этом понимает, как давать наставления и вести за собой, только тогда его можно назвать истинным наставником. Откуда нам это известно? Разве вы не помните слова древних: «Знать почву по росткам, знать людей по тому, что они говорят?» Даже если человек только моргнул глазом или поднял брови, о нём уже можно сказать всё: что уж тогда говорить о том, кто призван быть образцом. Разве не следует быть предельно осторожным?

Будущий наставник, который поведёт людей к источнику, должен прежде всего различать истинное и ложное. Если истинное и ложное различены, необходимо также правильно оценивать время и ситуацию. Также необходимо обладать «оком источника», а произнося слова, указывать или откликаться, не проявляя при этом непостоянства.

Поэтому, хотя в суждении нет ничего личного, мы по-прежнему в зависимости от условий, различаем в словах «цель». Так, в доме Цао-Дун прибегают к «стуку и вызову», в доме Линь-цзи — к «взаимодействию»; Юнь-мэнь «включает в себя, охватывает и отсекает потоки», а в доме Гуй-Ян молча сопоставляют квадратное и круглое.[9] Подобно долине, в которой отражается эхо мелодий и звуков, подобно тому, как при проходе через горную заставу сопоставляют две половины бирки, хотя способы и методы различны, это не скрывает их совершенной гармонии.

Наставники последних поколений полностью утратили основу; они не ведут за собой учеников. Исполненные себялюбия и эгоизма, они меряются друг с другом остротой ума, принимая преходящее за истинное. Разве они обладают сердцем, способным повести других? Мы не слышим более о знании, уничтожающем ложь. Наставники наобум то кричат, то бьют учеников тростью и говорят при этом, что они учились у Дэ-шаня и Линь-цзи; они показывают друг другу циклические символы, претендуя на то, что глубоко понимают Гуй-шаня и Ян-шаня.

Поскольку слова их лишены всеохватывающего источника, как они могут в своих действиях явить знание «ока сущности»? Они дурачат молодых и обманывают проницательных. Поистине они навлекают на себя насмешки обладающих пониманием и призывают беду на свои головы. Вот почему Пробудившийся-в-ночи говорил: «Если не хочешь навлечь на себя дьявольскую карму, не клевещи на истинное учение Будды».

Всех подобных им и не перечислишь. Они забывают о наследии своих учителей, не имея собственного понимания. Они не обладают основой, на которую можно было бы опереться, а потому сознание их замутнено к беспрестанно блуждает. Их можно только пожалеть, но трудно сказать им об этом.

В школах пробужденных всегда есть принцип и всегда есть проявление. Проявления утверждаются на основе принципа, и принцип показывается посредством проявлений. Принципы и проявления дополняют друг друга, как глаза и ноги. Если есть проявления, но нет принципа, люди увязнут в грязи и не смогут выбраться; если есть принцип, но нет проявлений, люди будут пребывать в неопределённости и не смогут обрести прибежища. Для того чтобы избежать двойственности принципа и проявления, самое лучшее — чтобы они полностью сливались.

Возьмём, к примеру, дом Цао-Дун: в нём есть относительное и абсолютное, светлое и тёмное. В доме Линь-цзи есть «хозяин и гость», есть сущность и действие. Хотя обусловленные учения этих школ различны, суть в них одна и та же. Нет ни одной школы, которая бы не включала в себя другие; будучи собранными воедино, они составляют одно целое. Точно так же в «Созерцании сферы реальности» говорится о запредельном принципе и явленных событиях и опровергаются внутренняя плотность и пустота.

Природа океана безгранична, и при этом она заключена в кончике волоса; гора, вздымающаяся ввысь на полюсе, огромна, и при этом её можно упрятать в семени. Разумеется, дело здесь не в восприятии совершенномудрых; просто образ реальности таков. Равно как не рождён он чудесным действием сверхъестественных сил и не является неким именем, насильственно данным тому, что ложно по природе. Его не следует искать, исхода из чего-то другого; всё происходит из деятельности сознания.

Будды и чувствующие существа равны, так что, если истина эта не понята, будут возникать пустые разговоры, препятствующие различению загрязнённого и чистого и смешивающие истинное и ложное. Относительное и абсолютное взаимодействуют друг с другом; сущность и действие перемешаны в спонтанной естественности. Об этом сказано так: «Если не понята хотя бы одна вещь, мелкая пыль застилает глаза». Если человек не может справиться со своими собственными болезнями, разве он в состоянии лечить болезни других? Необходимо быть предельно внимательным и беспристрастным; речь идёт вовсе не о пустяках.