Столько лет прошло… Алла Ивановна изумилась бы, узнав, КАК хорошо Соня ее помнит, но ведь никто не знает, какими занозами мы продолжаем жить в чьей-то памяти.

Сейчас Алле Ивановне вменили бы эмоциональное давление, мстительно думала Соня. Ей хотелось… нет, не нагрубить, а просто установить с Мышью ДРУГИЕ отношения. Например, покровительственно улыбнуться и сказать: «А, да-да, я помню, кажется, вас называли Мышь…», или презрительно отвернуться, или еще что-нибудь в этом роде. Но установление новых, непривычных отношений вместо тех, что уже когда-то были, требует душевных затрат, поэтому Соня еще немного испуганно-вежливо поулыбалась Мыши, а затем сосредоточилась и приступила к обязательным звонкам.

Звонок первый.

– Ты только не сердись сразу, я в поезде, я в Москву еду… Нет, не с первым апреля… – тоненько сказала Соня, но, вовремя спохватившись, перевела голос в нижний, драматический, регистр. – У Левки неприятности, и у Ариши тоже неприятности. Нет, у каждого свои неприятности, а не одни на всех. Не сердись. Нет, точно не с первым апреля…

И зашептала-заворожила в трубку:

– Ты меня любишь? Любишь-любишь… – тут Соня немного смешалась.

Алла Ивановна заметила, что ее бывшая ученица не удержала лицо, – такая реакция бывает у человека, который вдруг понимает, что шепчет-ворожит в пустоту.

Звонок второй.

– Валентина Даниловна, я знаете где? Не знаете? А я в поезде. В Москву еду. Нет, ничего не случилось, просто… настроение плохое. Нет, не очень рассердился, почти совсем не рассердился. Ну и черт с ним? Хорошо. Присмотрите за Антошей? Ему к понедельнику сочинение по Лермонтову задано. Лермонтов у него в левом ящике стола. Целую крепко, ваша репка.

– Избаловала ребенка. Что задано, «Герой нашего времени» или «Мцыри»? – прокомментировала Алла Ивановна. – Это твоя подруга?

– Свекровь.

Звонок третий.

– Мне пришлось срочно уехать. Не забудьте Антоше гранат почистить. У него завтра теннис не в пять, а в четыре. Все, пока.

Любопытная Мышь пошевелила носом:

– Это твоя подруга?

– Домработница.

Соня, гордясь, рассказала Алле Ивановне про своего ребенка, и Мышь, гордясь, рассказала Соне про своего ребенка.

Антоша любит животных и играет на саксофоне, то есть хочет играть. На фотографии – пухлые щеки, уплывающий взгляд.

Алеша – известный пластический хирург, играет в теннис, скоро женится, то есть Алла Ивановна хочет, чтобы он женился. На фотографии – короткая стрижка, прямой взгляд.

Несносная Мышь все говорила и говорила… Бу-бу-бу, бу-бу-бу… Алексей прекрасный хирург, Алексей бесплатно оперирует в муниципальной больнице, Алексей на свои деньги сделал детям из ожогового центра подарки к Новому году, Алексей, Алексей, Алексей…

Соня задремала, изредка встряхиваясь, как щенок, и проявляя натужный интерес: «Да что вы говорите, Алла Иванна, неужели, потрясающе, не может быть, просто замечательно…» Странно все же – у бесполой Мыши сын!.. Кто-то обнимал ее, говорил: «Мышь, любимая»… – рассеянно размышляла Соня.

…Бу-бу-бу… Она надеется, что Алексей скоро женится… Девушка из очень хорошей московской семьи… бу-бу-бу… семья замечательная, они творческие люди, интеллигентные, с положением… бу-бу-бу, бу-бу-бу…

…Когда же ты замолчишь, Мышища невыносимая, достала меня со своим Алексеем!..

– Алексея вся Москва знает…

Соня фыркнула. В Москве всегда говорят «вся Москва знает» или «вся Москва сейчас увлекается…», а в Питере никому не приходит в голову сказать «весь Питер вчера ходил в кино» или «весь Питер считает…». В Питере каждый сам по себе, а в Москве все вместе. И любая Мышь думает, что ее знакомые и знакомые знакомых и есть «вся Москва». А может быть, и правда есть эта «вся Москва»?.. Может быть, питерцы не любят москвичей, потому что они просто не умеют их готовить?..

– Николаева! Не спи, когда я с тобой разговариваю! – прикрикнула Мышь и завела с зевающей Соней беседу о прекрасном.

Николаева, русская литература погибла… бу-бу-бу… бульварные романчики о пластилиновых страстишках… бу-бу-бу… А где же истинные страсти, метания духа, любовь, ради которой под поезд?!. Где новый Толстой, я тебя спрашиваю? А, Николаева?! Анна Каренина… бу-бу-бу… грех… бу-бу-бу… Вронский… бу-бу-бу…

– Да, Алла Иванна…

– Сейчас все такие неразвитые, инфантильные… Совсем не умеют чувствовать!.. Душевная жизнь современных тридцатилетних сводится к «позвонил, блин, не позвонил, блин»… Тогда современной Анне Карениной должно быть лет семьдесят… Хотя… Я иногда думаю, что произошло бы с Анной Карениной в наши дни, – застенчиво потупившись, сказала Мышь.

– О господи, что? – удивилась Соня. Глупая романтическая Мышь мечтает о любви – не испытать, так хоть почитать… – Да ничего.

Ничего бы с ней не произошло, потому что сейчас все это НЕВОЗМОЖНО. В наше время не бывает таких безумных страстей, любовь, из-за которой под поезд, слишком дорогая вещь, на эти деньги можно купить много вещей подешевле. Сейчас все больше клонится к романам и романчикам – как полюбили, так и разлюбили. В наше время никого больше не волнует вопрос супружеской измены, в наше время невозможно разлучить женщину с ребенком, в наше время никто не бросается под поезд от любви – вот такие у Сони были соображения.

– Ха!.. А если включить телевизор? А если ток-шоу? Там такое рассказывают!.. – такие у Мыши были соображения. – Ну ты же была способная девочка… представь себе, что ты пишешь сочинение.

Соня знала «Анну Каренину» наизусть. Да что там знала, она жила в этом романе: Анна, Каренин, Вронский – они все были для нее живые, уж во всяком случае, много живее приставучей Мыши. Уж лучше обсуждать с Мышью современную версию «Анны Карениной», чем слушать ее надоедливую болтовню о сыне…

Соня с Мышью разыгрались, обсуждая персонажей, и особенные страсти почему-то разгорелись вокруг образа Каренина.

– Каренин – олигарх или банкир, потому что он был обеспеченным человеком из высшего общества, – это Мышь, увлеченно, всерьез.

– Каренин НЕ олигарх и НЕ банкир, потому что ЭТИ люди не испытывают человеческих чувств, а только и смотрят, как бы кого недружественно поглотить или обанкротить, – это тоже Мышь, поразмыслив, увлеченно, всерьез.

– Каренин не должен быть чиновником, потому что наш чиновник – гадость, а Каренин – прелесть, – это Соня, хихикая.

– Каренин – это президент, потому что он был государственный человек из Петербурга, – это тоже Соня, поразмыслив, хихикая.

На взрослый взгляд, в отличие от зависимого детского, колкое злобненькое остроумие Мыши оказалось забавным, и до Москвы они приятно провели время за литературными трудами. Когда за малиновыми шторками показалась Москва, бывшие учительница и ученица уже придумали почти всех персонажей, Мышь для романтической истории, а Соня для комикса – про преступную любовь и трагическую гибель героини под колесами поезда на Московском вокзале.

– Николаева, а зачем ты в Москву? – спохватилась Мышь. Она любила знать о своих учениках все.

Я, как Анна, еду в Москву улаживать семейные дела брата. Всю дорогу приятно беседую с Мышью. Мышь сойдет за графиню Вронскую. Сына Мыши зовут Алексей, как Каренина и как Вронского. Мой муж тоже Алексей. Ой!

Ой-ой-ой!.. Анна встречает Вронского на вокзале, и начинается – страсть…

Жаль, что я не смогу влюбиться в сына Мыши. А было бы забавно.

Аллу Ивановну у вагона встретил известный в Москве пластический хирург Алексей Князев, а Соню у вагона не встретил Левка, известный в Питере виртуоз вербовки и врун. Левка всегда опаздывал, всегда придумывал сразу несколько очень важных обстоятельств непреодолимой силы, и сейчас по его вине Соня выглядела перед Мышью и ее сыном бедной невстреченной сироткой.