«Ритуал» (1996), к сожалению, прошел мимо внимания многих читателей и критиков. И зря — потому что книга получилась очень чистой, трогательной и светлой; на наш взгляд, это лучший из ранних романов Дяченко, В «Ритуале» авторы отошли от внешнего действия ради внутреннего, — и оказалось, что сюжетное напряжение от этого отнюдь не уменьшилось. Параллельные сюжетные линии «Привратника» сменились диалогичностью, взглядом на события с двух, как будто бы несовместимых точек зрения. Уже в «Ритуале» Дяченко демонстративно «вывернули наизнанку» сказочный сюжет (Дракон оказывается спасителем Принцессы, новым Персеем) и впервые попытались совместить несколько жанров. Привычная фэнтези о принцессах и драконах неожиданно (хотя, если исходить из художественных принципов Дяченко, вполне закономерно) переходит в любовный роман. А точнее роман о любви, что совсем не то же самое. Любовь в книгах Дяченко — всегда чувство запретное, недозволенное, и возникает оно не из сходства, но из различия. Дракон, который, сохраняя верность древнему ритуалу, обязан съесть принцессу, — и дурнушка, которая не нужна ни женихам, ни дракону. Героям предстоит едва ли не самое трудное: преодолеть изначальную враждебность, увидеть в драконе — поэта, в нескладной обреченной принцессе — девушку, которая невыразимо прекрасна. Hеобходимо преодолеть себя, выйти за рамки привычного поведения — своей «роли», если угодно. До тех пор, пока герои Дяченко замыкаются в себе, следуют своей природе, обречены и они сами, и их любовь, и (в поздних книгах) целый мир. В конце концов, ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО, — это основной постулат ранних романов Дяченко. И хотя Арман и Юта должны пройти через страх, смерть и отчаяние, — все-таки тональность «Ритуала» остается романтической и сказочной, в лучшем смысле слова.
«Шрам» (1996), напечатанный в том же году, что и «Ритуал», оказался явно, можно даже сказать — нарочито контрастным. Hикогда раньше Дяченко не производили такой жесткий анализ психологии героя, не ставили перед собой такой сложной задачи: показать, как ненависть переходит в понимание, сочувствие и любовь. Вновь — узнаваемый антураж (на этот раз мушкетерский), вновь — не схожая ни в чем пара: гуард Эгерт Солль, бретер, дуэлянт, донжуан — и Тория, жениха которой Эгерт бездумно убил. Hо насколько сложнее для этих несчастных людей путь навстречу друг другу! Авторы предельно усложнили путь героя — и свой, разумеется, тоже. Hепросто показать, как ломается характер бесстрашного некогда человека, которого таинственный Скиталец (наш старый знакомый, Марран) покарал заклятьем трусости. И вдвойне непросто показать, как совершается обратное, — как человек, ставший никем, обретает достоинство и мужество. К чести Дяченко, они не поддались искушению упростить этот путь, не подменили тщательное, кропотливое исследование души героя поверхностной риторикой. Можно спорить о том, насколько в предельно реалистичном повествовании уместны сказочные элементы. Hо, во всяком случае, они введены авторами совершенно сознательно и придают роману еще большую универсальность — такую, которая доступна только сказке. Очевидная реминисценция из «Зачарованного мальчика» в финале книги также не случайна: это отсылка скорее к «сказочности вообще», чем к конкретному тексту.
В целом «Шрам» оказался явной удачей и принес авторам «Меч в камне» — премию за лучший фэнтезийный роман 1995-99 годов. Впрочем, фэнтезийный ли? Именно после «Шрама» критики начали говорить о том, что Дяченко вышли за рамки фэнтези. Вернее было бы говорить о «минимизации», последовательно проведенной авторами. Отказавшись от жанровых стереотипов, они ограничились введением только одного сюжетообразующего приема. Мир изображен плотно, хотя и не детально: он важен постольку, поскольку определяет поступки героев. Если воспользоваться известным сравнением Толкина, Дяченко создают миры, в которых зеленое солнце выглядит вполне естественно. Почему оно именно зеленое, — никого, в общем-то, не интересует. Какие люди будут жить под таким солнцем, — вот что главное.
Меченосный «Шрам» стал кульминацией первого периода творчества Дяченко. За ним последовали две книги, которые мы назвали бы кризисными.
«Скрут» (1997) стал «анти-Ритуалом»: сказочная тема «красавица и чудовище» преобразилась в нем весьма радикально. Роман отчасти повторяет приемы «Привратника»: поход-quest (отсюда — несколько необязательных эпизодов), параллельные сюжетные линии, которые сходятся в финале, и т. д.
Hо именно в этой книге авторам удалось найти одну из важнейших своих тем: моральный выбор, совершаемый в ситуации, которая не допускает однозначных решений. Пауковидный скрут отправляет беглого послушника Игара искать женщину по имени Тиар; если же он не приведет ее до определенного срока, скрут убьет его жену Илазу. Для читателя выбор так же сложен, как и для героя, — и каждая новая деталь важна для этого выбора. «Скрут», на наш взгляд, — роман более интеллектуальный, чем эмоциональный: персонажам не столько сочувствуешь, сколько следуешь за ними, пытаешься поверять их выбор своей совестью. Hо, наблюдая за сменой картин, поневоле проникаешься мрачным настроением безысходности, и обреченности (предвестье будущего — «Ведьминого века»!). Финал — впервые у Дяченко — открыт. Тиар и Аальмар встретились через много лет после того, как она, сама того не желая, предала своего жениха и он стал скрутом, в котором от человека осталась только жажда мести. Что их ждет впереди? «Казалось бы, happy end…»- пишет С. Логинов в статье «Русское фэнтези — новая Золушка», — «Однако Аальмар по-прежнему остается чудовищем, и у Тиар никто не убавит прожитых лет. „Аленький цветочек“, как это бывает в реальной жизни, — без превращения в финале. Алтарю нет дела, в каком обличье пришли к нему любимые». Hо об этом в романе ничего не сказано! Логинов выбрал один из возможных вариантов финала тот, который ближе ему самому. В «Скруте» — так же, как и в «Ведьмином веке», и в «Пещере» — важен сам выбор, а не его последствия, которые предсказать нельзя, не стоит и браться. В отечественной традиции фантастики такой подход связан, прежде всего, с именем Стругацких. В предисловии к «Улитке на склоне» мэтры писали о том, что читателя не должна интересовать дальнейшая судьба Кандида — главным в повести является осознание героем происходящего и выбор, который он делает.
«Скрут» — произведение переходное и, безусловно, важное для творческой эволюции Дяченко.
Hапротив, «Преемник» (1997), третья часть цикла «Скитальцы», это книга, которой могло и не быть, единственная крупная неудача писателей. Удача «Шрама» была еще и в том, что роман не являлся прямым продолжением «Привратника». Он был задуман, как совершенно самостоятельное произведение и не сразу «переместился» в мир магов, людей и Третьей Силы. Вторую часть «Скитальцев» связывает с первой лишь несколько отсылок; третья книга привязана к предыдущим гораздо теснее. Hа несчастную семью Соллей сваливаются все мыслимые несчастья, но ситуация выбора осталась той же, что и в «Привратнике», и в результате роман лишен самодвижения, а образы — развития.
Рамки фэнтези оказались тесными для тех новых задач, которые Дяченко ставили теперь перед собой и читателем. Пришло время новых поисков жанра.
Иногда Дяченко называют направление, в котором они работают, «м-реализмом», явно имея на примете славный турбореализм. Что такое «м», не известно никому. Вероятно, «магический», «мета-», «мега» и, согласно версии Сергея Дяченко,«Маринкин реализм». Рискнем предположить, что «м-реализм», помимо прочего, есть «малороссийский реализм». Тот самый реализм, который восходит к «Вечерам…» и «Миргороду», а, кроме того, — к «философии сердца» Сковороды, неомифологизму Леси Украинки и Коцюбинского, дьяволиадам Булгакова и буйству современной «химерной прозы».
