Я вскочила с дивана и истерически крикнула:

– Я хочу уйти домой.

– Холодная сучка. Просто холодная сука, – сказал он, прикладываясь к стакану.

– Вы гнусный и чудовищный человек, – сказала я. Я уже не владела собой.

– Тогда какого чёрта ты увязалась с нами? – спросил он, а я подошла к двери и позвала Бэйбу. Она спустилась по лестнице, застёгивая на шее золотую цепочку.

– Я хочу вернуться домой, – ожесточённо произнесла я, – где Реджинальд?

– Он уснул, – ответила она. Потом взяла свои туфли со столика в прихожей и вошла в комнату за нашими пальто.

Она спросила Харри, может ли он отвезти нас домой, и он надел куртку и вышел, раздраженно поигрывая связкой ключей.

Было приятно оказаться на улице и увидеть газон перед домом, залитый лунным светом. Этот газон и лунный свет были полны достоинства. Жизнь была прекрасна, только если удаётся встретить прекрасных людей. Жизнь прекрасна и полна надежд. Надежд, которые питает любой человек, когда он смотрит в летний день на цветник, полный великолепных голубых цветов, растущих у основания необыкновенно прекрасного фонтана. А воздух между тем полон играющих серебряных брызг, орошающих этот синий ковёр из цветов.

Я села на заднее сиденье. Он вёл автомобиль на очень большой скорости и, как мне показалось, был не прочь угробить нас.

На углу нашего переулка Бэйба сказала, что мы выйдем здесь, потому что, заехав в наш узкий переулок, ему было бы трудно развернуться.

– Спокойной ночи, Барбара. Ты хорошая девочка и, если тебе понадобится моя помощь, сразу же звони мне, – сказал он ей, а мне пожелал только спокойной ночи.

Мы быстро шагали по улочке. Похолодало, и садики могло побить морозом. Ярко светили луна, звёзды и уличные фонари, поэтому шторы на всех окнах были тщательно закрыты. Только из одного окна пробивалась полоска света и оттуда же доносился детский плач.

– Слава Богу, у нас есть чем перекусить, – сказала Бэйба, доставая откуда-то из-под пальто полотенце с парой помидоров, половиной цыплёнка и куском ветчины.

– Откуда ты всё это раздобыла?

– Когда я уходила с Реджем. Он сразу же заснул, а я пошла бродить по дому и в шкафчике на кухне нашла все эти вкусности.

Она дала мне помидор. Я вытерла его о рукав пальто и надкусила. Он оказался сладким и сочным, и я обрадовалась этому, потому что после всех этих крепких напитков меня мучила жажда.

– Что случилось с тобой? – спросила Бэйба.

– Что случилось! Да этого мужика надо было бы пристрелить, – ответила я.

– Если он вёл себя как помешанный, то почему ты не влепила ему пощёчину?

– А ты бы ударила Реджинальда?

– Нет, не ударила бы. У нас с ним всё прочно. Мне он нравится.

– Он женат?

– Разве у нас было бы прочно, если бы он был женат? – жёстким тоном спросила она меня.

– Он похож на женатика, – сказала я, но мне было совершенно всё равно. Мне было хорошо. Всё уже кончилось, и вот мы шагаем по тротуару под деревьями, возвращаясь домой в час ночи. Завтра воскресенье, и можно будет встать попозже. Я даже пританцовывала на ходу, потому что я была счастлива, помидор оказался вкусным, а жизнь только начиналась.

Впереди нас у тротуара стоял небольшой чёрный автомобиль. Похоже было, что он стоял либо у нашей калитки, либо у следующей. Когда мы подошли поближе, я увидела, что боковое стекло опускается, а когда мы поравнялись с машиной, я увидела, что внутри сидит он. Он улыбнулся нам и открыл дверь. Я рванулась к нему.

– О, мистер Джентльмен, – удивлённо произнесла Бэйба.

– Привет, – сказала я. Он выглядел очень усталым, но обрадовался нам. Это было понятно по выражению его глаз. Они сияли.

– Довольно поздний час для возвращения домой, – заметил он. Он смотрел только на меня.

– Да, поздновато, – сказала Бэйба, заходя в калитку. Она не дала себе труда придержать её, а просто захлопнула.

– Оставь ключ в двери, – сказала я ей вслед. Я села в автомобиль, и мы прижались друг к другу. Но нам здорово мешал рычаг переключения передач, поэтому мы перебрались на заднее сиденье. Когда он поцеловал меня, я ощутила холод его кожи.

– Ты пила, – сказал он.

– Да, пила. Мне было так одиноко, – ответила я.

– И я. Не пил, но чувствовал себя одиноким, – и он снова поцеловал меня. Его губы были холодными, приятно холодными, как лёд в бокале коктейля.

– Расскажи мне всё, – сказал он, но прежде чем я смогла начать говорить, а он слушать, мы слились в долгом объятии. Целуясь, я приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на него. Свет уличного фонаря заливал весь салон автомобиля. Его глаза были плотно закрыты, ресницы трепетали, а его бледное, словно вырезанное из камня лицо было лицом очень старого человека. Я тоже закрыла глаза и думала только о его губах, его холодных руках и о горячем сердце, бьющемся под его курткой и накрахмаленной рубашкой. И только в этот момент мне пришло в голову снять своё пальто и продемонстрировать ему мою блузку. Он поднял танцевальные рукава и покрыл мои руки поцелуями от запястий до локтей.

– Давай куда-нибудь поедем, – попросил он. – Но куда?

– Выедем за город и полюбуемся на море.

Мы перебрались на переднее сиденье, и он включил мотор.

– Ты долго ждал меня здесь? – спросила я.

– С полуночи. Я спросил вашу домохозяйку, когда вы придёте домой.

– Ты не прислал мне даже строчки из Испании, – сказала я.

– Это так, – подтвердил он, – но я думал о тебе почти всё время.

Он взял меня за руку. В том, как он взял меня, были одновременно и нежность, и страстность. Когда потом он поцеловал меня, моё тело растаяло. Оно стало мягким, текучим, податливым.

И хотя было приятно сидеть рядом с ним, глядя на море, я представила нас где-нибудь в другом месте. В лесу, среди деревьев, в обнимку на берегу лесного ручья. На зелёной лужайке, окружённой зарослями папоротника.

– Так вас исключили? – мимоходом спросил он.

– Да, мы написали мерзкую записку, – сказала я. И покраснела, представив, что Марта могла рассказать ему во всех подробностях.

– Ты просто забавная маленькая девчонка, – сказал он и улыбнулся.

Сначала я было возмутилась, что он назвал меня забавной маленькой девчонкой, но потом нашла, что это звучит очень ласково. Да и вообще всё, что он говорил, было тронуто печатью ласки и очарования.

Вот так мы встретили рассвет над Дублинским заливом. Это был холодный рассвет, под нами серело пустынное море. Мы сидели так несколько часов, перемешая разговоры объятиями и сигаретами. Мы приходили в восторг от зелёных огней пароходов, стоящих в гавани; мы смотрели друг на друга в предрассветной полутьме и шептали друг другу любовные слова. Потом наступил рассвет, а когда первая чайка поднялась в воздух, зелёные огни все разом погасли.

– Хотел бы ты, чтобы весь день светила луна? – спросила я.

– Нет. Я люблю утро и дневной свет.

Его голос был уже печальным, сонным и отсутствующим. Он снова удалялся от меня.

Когда мы приехали сюда, он поставил автомобиль между двух дюн, поросших жёсткой травой. Теперь он быстро, опытной рукой развернул его. Мы ехали прямо по плотному песку. Прилив прибывал, и я знала, что он сотрёт вскорости следы наших колёс, и я никогда уже не смогу вернуться на это место и найти их. Мы тихо сидели, уже внутренне отстранённые друг от друга. С мистером Джентльменом всегда было так. Когда всё казалось идеальным, он ускользал, словно не мог вынести, когда всё было хорошо.

Мы остановились у калитки нашего дома. Мне ужасно хотелось пригласить его к завтраку. Но я боялась Джоанны.

– Мы по-прежнему друзья? – нерешительно спросила я.

– Конечно, – ответил он и улыбнулся мне. Мы договорились встретиться во вторник.

– Ты сейчас поедешь домой? – спросила я.

– Да.

Он выглядел печальным и холодным, и мне захотелось сказать ему об этом.

– Думай обо мне, – сказал он, трогая автомобиль с места.

Когда я вошла в дом, Джоанна варила сосиски. Увидев меня, она перекрестилась. Я съела завтрак и сразу же отправилась спать. Это было первое воскресенье, когда я не пошла в церковь.