Царевич не доверял московскому войску. На ночь он приказывал располагать войско не ближе чем за милю от своего становища.

Ночью шатер Дмитрия охраняла польская стража из ста хорошо вооруженных человек. Днем, не отходя ни на шаг, его сопровождали всадники Скотницкого.

Ежедневно царя встречали бояре разных городов, принося подарки: соболей, золото, серебро. Ежедневно навстречу ему выходили священники в золотых одеждах и служились многочисленные молебны.

Толпы людей залезали на стены монастырей и крепостей, на крыши домов, на всякие балкончики, заборы, деревья, чтобы видеть царевича.

На всем пути Дмитрия народ располагался не в горизонтальном, а вертикальном измерении. Высокие березы и липы буквально чернели от публики.

Святые отцы Николай Лавицкий и Андрей Чижевский собственными глазами видели это преклонение перед будущим царем и все больше верили в то, что наконец может произойти величайшее событие столетия – соединение двух христианских церквей под рукой Папы Римского.

Роскошь церковных иерархов и бояр на фоне нищих горожан поражала поляков. Темные, закопченные избы, крытые то соломой, то досками, то дерном, рваная серая одежда, дешевая невкусная еда.

Литовцев просто угнетала беспомощность простого люда перед любым старшим.

В Туле один крестьянин мочился около иконной лавки. Два пристава злобно его избили, велели грязь совать за пазуху, есть ее и целовать это место.

На этом полунищем фоне большое, совершенно неизгладимое впечатление произвел на рыцарство прием, оказанный русскому императору в городе Серпухове.

На зеленом поле перед городской стеной учрежден был целый лагерь из белых шатров. Для утомленных походом людей это было прекрасное зрелище.

Огромный многоцветный царский шатер-дворец возвышался в центре лагеря. Он был не просто огромен, он был нереально велик. Был снабжен четырьмя воротами с раскатами в обе стороны. И вообще выглядел как сказочный замок, как нечто немыслимое, не из этого европейского – из восточного азиатского мира.

Навстречу Дмитрию, ехавшему верхом в сопровождении польских, казацких и московских воевод, вывели двести прекрасных одномастных лошадей.

Дмитрий поблагодарил воеводу города, милостиво принял подарки и сказал Скотницкому:

– Пересади всю свою охрану на этих коней! Да смотри, чтоб за лошадьми следили как за своими!

Лучшего коня он подарил Басманову.

На следующий день царь устроил угощение для поляков, московских воевод и именитых бояр. Были приглашены и казацкие вожди по усмотрению атамана Корелы.

Внутри шатра были прекрасные вышитые золотом комнаты. Был рабочий кабинет для царя с большой приемной перед ним. А огромная столовая со столом на пятьсот человек вызвала удивление и у самых богатых поляков.

Шатер изготовлялся в Серпухове по заказу царской семьи, чтобы придать блеск царствующему роду даже в сложных военных походах. Годуновы не успели его забрать. И серпуховский воевода установил его для Дмитрия.

Царевич воспринимал все как должное. Его красноречие очаровывало всех русских. В нем светилось некое величие, которое трудно описать словами. Величие, невиданное прежде среди даже самых первых русских фамилий.

Откуда-то взявшееся несметное количество поваров и кухонной челяди варили и разносили еду. Ее ставили в огромных блюдах на стол.

Гости ели куски мяса руками. Руки ополаскивали в бочках с водой, расставленных позади скамей.

Несмотря на май, на столе Дмитрия были свежие зеленые огурцы. Их при выращивании закладывали в закрывающиеся кочаны капусты и всю зиму они там хранились.

– Ну что, государь, завтра идем на Москву? – тихо спросил царевича Басманов.

Он сидел от Дмитрия по правую руку. За время переходов от Кром к Серпухову они успели серьезно подружиться. Рядом располагался еще один любимец – князь Рубец-Мосальский. По левую руку Дмитрия сидел герой Кром атаман Корела.

– Ни в коем случае, – также тихо ответил Дмитрий.

– Что так? – спросил воевода.

– Ты сам подумай.

Басманов сразу понял, в чем дело. Ему тоже не хотелось бы смотреть в глаза царевичу Федору и его матери – царице Марии.

– Как же тогда нам быть? – спросил Басманов.

– Никак нам тогда не быть, – ответил царевич. – Такие дела всегда сами собой решаются. Без нас.

Потом он повернулся к Мосальскому:

– Ты все слышал, князь?

– Все, государь.

– Вот и действуй соответственно.

В Москву прибыли эмиссары Дмитрия.

Первого июня в подмосковную купеческую слободу Красное Село с хорошо вооруженным небольшим отрядом явились бояре Пушкин и Плещеев. Расчет был точный, купцы Годуновых не жаловали.

Годуновская стража пыталась отогнать отряд. Но народ буквально за руки хватал стрельцов, не давая достать оружие, и стрельцам пришлось отступить.

Встав ногами на седло коня, которого придерживали с двух сторон два пеших казака, Плещеев громко стал оглашать грамоту Дмитрия:

– «Князьям и боярам моим Федору Ивановичу Мстиславскому, Василию и Дмитрию Ивановичу Шуйским, прочим князьям и боярам московским, воинству московскому и всему московскому люду».

Он читал грамоту громко отдельными кусками, чтобы хорошо слышавшие его передние ряды могли передать содержание дальним людям.

– «Мы, великий государь и дедич Московии, пришли напомнить вам, что вы давали присягу отцу нашему Ивану Васильевичу, напомнить о вашем святом долге».

Текст плыл над народом.

– «Мы не ставим вам в вину, что вы стояли против нас – прирожденного государя своего по неведению или бояся казни. Теперь же приказываем вам, помня Бога и православную веру, прислать ко мне с челобитьем архиереев, бояр, гостей и лучших людей».

И опять слова передавались от человека к человеку с комментариями:

– Бояр призывает! Хочет, чтобы покланялись!

– А ведь поползут, на брюхе поползут. Никуда не денутся.

– «Мы обещаем не класть опалу на служилых людей, гостям и торговым людям обещаем учинить облегчение в пошлинах и податях. В противном случае, если не последуете моему указу, вас ждет праведный суд Божий и моя царская опала».

Толпа притихла.

– «Мы располагаем грозными силами. В рядах нашего войска есть русские, поляки, татары, и со всех сторон к нам подходят большие силы. Они собираются в Воронеже, и все пойдут с нами на Москву. Только ногайских татар мы держим пока в стороне, не хотя видеть разорение великое в христианстве».

Плещееву не дали договорить. Толпа стала кричать:

– Да здравствует государь наш Дмитрий Иоаннович!

– Солнце наше взошло!

– Конец Годуновым!

– В Москву! В Москву!

Коней Плещеева и Пушкина взяли под уздцы и повели в город. Толпа возрастала с каждой минутой. И медленно-медленно шла к Кремлю.

К Кремлю подошло уже просто людское море. Каша из конных и пеших, бояр и детей боярских, стрельцов и ремесленников, крестьян и нищих.

Плещеева и Пушкина подвели к Лобному месту, и им пришлось повторить всю грамоту от начала до конца.

Москва вставала на дыбы. Многим становилось страшно от прихода новых неизвестных порядков, но можно было и хорошо пограбить.

«Господин наш» приступил к делу. Важно было не ошибиться, не задеть тех, кто уже переметнулся к Дмитрию и сносился с ним.

Крупные бояре умело руководили процессом. Когда толпа хотела разграбить винные подвалы Кремля, Богдан Бельский со своими стражниками умело направил ее на подвалы врачей-иноземцев. Он помнил, кто так позорно выщипывал ему бороду на позорном месте.

– Грабить подвалы государя! Да вы что, изменники! В плети их! Гоните к врачам!

Толпа бросилась на подворья иностранцев.