– Пойду, разберусь! – Терр-Розе сделала попытку вырваться из рук толстяка.

– Держи ее крепче, Сократ! – рассмеялась Анаис. – А то будут жертвы и разрушения! Вахтанг, пойдемте еще шампанского выпьем?

– Канэшно, дарагая!

Никогда одиночество не бывает светлым. Прозрачным – да, но светлым никогда. Оно зарождается где-то под сердцем и разрастается по всей душе, как уродливый сорняк с прекрасными, но мертвыми цветами. Одиночество не просветляет разум, оно заставляет метаться в жалких попытках избавиться от него, и, если не вытянуть с корнем весь сорняк, то хотя бы оборвать, растоптать прекрасные цветы.

Даже самая легкая форма одиночества не лечится. Оно растлевает, выхолащивает душу и приводит к осознанию себя, как единицы мира, этим миром не востребованной…

Под утро уже все друзья умели танцевать национальные танцы сыновей Кавказа, невольно переняв и их акцент, и манеру разговора – уж очень они были заразительны. К рассвету и вовсе стали друг другу почти родными, а гости с Кавказа и слушать ничего не желали о том, что их новоиспеченным друзьям нужно куда-то уезжать. Жившая тремя этажами выше грузинская компания отправилась провожать друзей к их номерам. Должно быть в честь праздника ни один лифт не работал, пришлось подниматься пешком. Вахтанг топал в обнимку с Сократом.

– Слушай, дарагой, ты замэчатэльний чэловек!

– Спасибо, ты тоже, – толстяк слегка покачивался после танцев и выпитого.

– Жэна у тэбэ есть?

– Нет, пока нет.

– А нэвэста?

– Нет.

– Как жэ так? – густые брови удивленно поползли вверх. – Кто же за сином смотрит?

– Сам смотрю.

– Маладэц, дарагой! Толка малчику мама нужна.

– Нужна, да где ж ее взять? – Сократ пыхтя преодолел очередной лестничный марш.

– Нэ волнуйся, я тэбэ памагу. У мэнэ есть сэстра, нэ родная, правда, красавыца: пасмотришь – аслэпнешь!

– Правда?

– Абэжаешь! Она дэтэй любит, тваему малчику атличный мат будэт!

– Что моему мальчику будет?

– Мат, матэрь.

– А-а-а… Ну, я не знаю, надо подумать.

– Канэчно, дарагой, падумай и сэводня же атвэт скажи!

– Хорошо, вот только сомневаюсь, что она согласится переехать так далеко. Все, наш этаж, мы пришли.

– Ты в каком номэрэ?

– Четыреста четырнадцатом.

– Замэчательно! Ми придем!

Распрощавшись, друзья, уставшие, но довольные и счастливые, разошлись по комнатам.

– Тише, Юта не разбудите, – Сократ открыл дверь. – Не топочите, вы так!

Тусклый свет зимнего утра мягко лился в незашторенное окно. В пустой постели мирно сопел щенок, на полу лежал плюшевый шмель.

– Вот трусишка, опять в шкаф забрался, – проворчал толстяк, открывая дверцы и заглядывая внутрь. Юта там не было. – Куда он мог подеваться? – растерялся Сократ. – Алмон, Макс, ищите!

Друзья быстро обыскали небольшой гостиничный номер, но поиск результатов не дал.

– Ничего не понимаю, дверь же была заперта… – Сократ рассеянно погладил спящего щенка. – Макс, иди, спроси у дежурной, может, она что-нибудь видела.

– Ага.

Макс ушел и вскоре вернулся.

– Ну, что?

– Она сказала, что Ют ушел с каким-то мужчиной, говорит, что малыш был совершенно спокоен, улыбался, держал мужчину за руку, поэтому она подумала, что это кто-то из наших.

– Как этот мужчина выглядел? – голос Алмона прозвучал глухо.

– Я спросил, но дежурная не помнит… хоть и трезвая… с виду.

Сократ тяжело опустился на кровать и закрыл глаза.

Анаис перевернулась на спину и вставила сигарету в тонкий длинный мундштук. Сквозь неплотно прикрытые портьеры пробивались тусклые полоски света, отбеливая ее золотистую кожу. «У меня будет все, – думала девушка, наблюдая за сигаретным дымом, – все, абсолютно все… весь мир будет моим… только моим…» Она улыбнулась уголками губ и подушечками пальцев провела по спине лежащего рядом Захарии. Он открыл глаза и улыбнулся в ответ.

Раздался стук.

– Да! – крикнул Макс.

Дверь распахнулась, и на пороге возник Вахтанг с бутылкой шампанского.

– Пришел, как толка праснулся, – радостно сообщил он. – А вы что, так и нэ ложились?

– Нет, а сколько времени? – спросил Макс, он сидел рядом с окаменевшим Сократом.

– Уже пачти абэд!

– Правда? Мы и не заметили, как время пролетело, – Макс закурил, стараясь не обращать внимания на разболевшуюся голову, и Алмон пошире раскрыл форточку.

– Что-то праизашло? – Вахтанг поставил шампанское на стол и присел на корточки напротив Сократа. – Что случилось, дарагой?

– Вахтанг, – еле-еле проговорил толстяк, – кажется, у меня украли сына.

Прекратились снегопады, зима на Марсе шла на убыль. Таял снег, теплее становились дни, ярче ночи. В воздухе уже витал запах зарождающейся жизни, хотя земля еще дремала подо льдом. Цветы и травы крепко спали в ожидании пробуждения, момента, когда солнце прожжет огненными пальцами снег и позовет расправить хрупкие зеленые плечи, раскрыть цветочные глаза… Под корой деревьев начинали свой бег жизненные соки. Движенье становилось все быстрее, однажды, не найдя выхода, оно взорвется влажными почками и проснется клейкими листьями… На Марсе начиналась весна – прекраснейшее в своем безумстве время года.

– Как укралы?! – Вахтанг не сел, а упал на стул. – Что ты гаварыш такое?!

– Не знаю, что произошло, – толстяк потер глаза, – он пропал, дежурная говорит, его увел какой-то мужчина.

– Нэужэли у такго генацвалэ могут быть такие врагы?

– Выходит, могут.

Ссутулившись, Сократ смотрел в пол, он казался разом постаревшим на десяток лет.

– Нэ валнуйся, дарагой, ми пэревэрнем вэсь этот город и найдэм тваего сина!

– Спасибо, Вахтанг, – вяло улыбнулся Сократ, – боюсь, моего сына уже нет в этом городе. Мне остается только ждать, ждать, чего же от меня потребуют…

– Кагда пахититэль объявится, сколка нужно дэнег, ти толка скажи!

– Неизвестно, когда мы сможем вернуть, – осторожно заметил Макс.

– Зачэм абижаешь? Разве я вазму дэнги с друзэй? У мэнэ будэт горе, ты мнэ паможишь, развэ нет?

– Конечно. Знать бы, когда я получу известие… жив ли Ют вообще…

– Нэ нада, нэ гавари так! Ми все равно дастанем этого падлэца из-под земли! Здравствуйтэ, дэвочки!

В дверях стояли Анаис и Терра.

– Вы что, не ложились спать? – спросила Анаис. – Что-то случилось?

– Ютфорда украли, – ответил Алмон.

– Что?

– Да, – кивнул Макс, – украли, увел какой-то мужик.

– Что ж вы нам ничего не сказали?! – ахнула Анаис.

– А что бы изменилось? – Алмон налил в стакан воды из графина и протянул Сократу, толстяк машинально осушил стакан в два глотка. – Вместо того, чтобы отдохнуть и выспаться, вы сидели бы и нервничали вместе с нами.

– О, почти все в сборе! – на пороге появились Ластения и Дэн, за их спинами толпились друзья с Кавказа. Чего такие кислые? – улыбнулся Дэн. – Не выспались?

– Малчика укралы! – горестно сообщил Вахтанг.

– Какого малчика? – от растерянности Ластения не заметила, как тоже заговорила с акцентом.

– Ютфорда украли.

– Как украли?! – опешил Дэн. – Когда? А нам почему ничего не сказали?!

Номер так заполнилась людьми, что негде стало развернуться. Стоял непрерывный гул голосов, в воздухе висели сизые клубы табачного дыма – все пребывали в напряженных размышлениях. Усатый худощавый парень куда-то сбегал, принес банку растворимого кофе, стаканы и кипятильник. Грузины сосредоточенно гудели, обсуждая печальное событие на своем языке, друзья обсуждали случившееся между собой и никто не заметил, как в воздухе возникло голубоватое свечение.

С бледным лицом в обрамлении золотистых кудрей, в желтом воздушном платье, Анаис походила на порочного ребенка. Широко распахнутыми глазами она смотрела на Палача, и в этих прекрасных глазах плескалось море отчаяния. Палач пребывал в состоянии оторопелой жути и старался не встречаться с девушкой взглядом. Молодой человек медленно бродил из угла в угол, пытаясь думать, но его взгляд, все мысли снова и снова обращались к большой кровати под роскошным пологом. Палач искренне желал сгореть этой кровати, хоть и понимал, что ложе не виновато в его мучениях.