- Аксакал дома? - спросил тот.

- А тебе на что? - лениво поинтересовался страж. - Вшей своих в банк сдавать принес?

- Да заткнись ты! - возмутился оборванец. - Мне письмо аксакалу передать надо.

Он достал откуда-то из-за пазухи помятый конверт и ткнул под нос сторожу.

- Воткни себе в задницу! - отрезал хорезмиец, отпихнул задрипанного курьера и попытался закрыть ворота. Каракалпак взвыл дурным голосом, поплевал в кулаки и бросился на обидчика. Завязалась драка.

Вышедший на шум Крафт долго на мог сообразить, что к чему из путаных объяснений.

- Письмо? Какое письмо? От кого? Да говори ты толком, кайсак!

- Думли-немис велел передать, - взмолился оборванец, переиначивая на свой лад фамилию Дюммеля,

- Дюммель, что ли?

- Да, - каракалпак все еще не мог успокоиться. - А этот сын собаки!..

- Хватит! - рявкнул Крафт. - Где письмо?

Конверт, скомканный и затоптанный, валялся на земле. Брезгливо морщась, Крафт поднял его, вскрыл и достал сложенный вдвое листок. Послание гласило: "Герр Крафт! Из верных источников мне стало известно, что в хранилище вашего банка проник вор. Примите срочные меры.

Ваш Зигфрид Дюммель".

Розыгрыш? Крафт на мгновенье представил себе обрюзглую физиономию Дюммеля и тотчас отверг эту мысль. Какое там чувство юмора!.. Уж кто-кто, а Дюммель на розыгрыш не способен.

- Фаэтон! - скомандовал Крафт и толкнул продолжавшего пожирать каракалпака глазами сторожа. - Живо запрягай фаэтон, идиот!

Перед массивной бронированной дверью, ведущей в хранилище отделения Русско-азиатского банка в Ново-Ургенче, столпились управляющий отделением Крафт, трое членов правления, служащий, миршаб в полосатом халате с саблей наголо, пристав и двое понятых: мадам Любимова - владелица публичного дома и пожилой казак старообрядец, смахивающий на деда Мороза, случайно забравшегося в сорокаградусное хорезмское лето.

Служащий банка обследовал печати и пломбы на двери, оглянулся на Крафта.

- Все целехонько. Может, не открывать?

- Открывайте! - приказал управляющий,

Служащий пожал плечами и повиновался.

Плавно, без скрипа отворилась тяжелая дверь. По* тянуло подвальной сыростью. В падавшем из двери свете смутно угадывались серые холщовые мешки на деревянных полках.

Крафт первым спустился по ступенькам. За ним последовали остальные.

- Посветите, Евстигнеев, - глухо прозвучал под сводами голос Крафта. Служащий поднял над головой фонарь и присвистнул: на полу, на подстилке из пачек ассигнаций спал, подложив под голову туго набитый холщовый мешок, человек, словно рыбьей чешуей, усыпанный золотыми монетами различного достоинства.

- Вот это да! - ахнул кто-то из членов правления. Пристав наклонился над лежащим и озадаченно взялся за затылок. Миршаб убрал саблю в ножны.

- Ну что? - нетерпеливо поинтересовался Крафт. - Так и будем стоять?

- Штабс-капитана Хорошихина позвать надобно, - вздохнул пристав. - Это по его части.

- Да вы в своем уме, милейший? - возмутился Крафт. - С каких пор жандармы ворами занимаются?

- Так-то оно так, - пристав оставил в покое затылок, поправил фуражку. - Только это его человек. Мне вмешиваться никак невозможно.

За штабс-капитаном послали фаэтон. Между тем Евстигнеев обошел весь подвал и вернулся в полном недоумении.

- Таракану проползти негде. Как он сюда забрался, ума не приложу.

"Если кто и может ответить на этот вопрос, то только Дюммель", - подумал Крафт.

- Ваше благородие! - взмолился старообрядец. - Дозвольте отлучиться. С утра скотина не поена.

- Может, и впрямь отпустить? - пристав вопросительно взглянул на Крафта. - Все одно протокол составляться не будет.

- Поступайте, как считаете нужным, - буркнул управляющий.

- Иди, борода, - разрешил пристав. - И вы, мадам, можете быть свободны. Но чтобы никому ни гу-гу! Понятно?

- Уж куда понятнее! - откликнулся старик, проворно поднимаясь по ступеням.

- А я, пожалуй, подожду, - проворковала мадам Любимова, достала из сумочки пудреницу и принялась демонстративно пудрить нос. - Такое не каждый день увидишь.

- Мадам! - густо багровея, пристав взял Любимову под локоть и потянул к выходу. - Извольте покинуть помещение.

- Хам! - взвизгнула Любимова. - Как обращаешься с дамой!

- Марш в свой вертеп, стерва! - рявкнул пристав. - Я тебе такого хама покажу, не рада будешь!

- Что за шум? - весело поинтересовался, появляясь в дверях, штабс-капитан Хорошихин. - Добрый вечер, мадам! Рад вас приветствовать, господа!

Пристав отпустил Любимову, взял под козырек.

- Имею честь доложить, ваше благородие. В подвале банка мною обнаружен неизвестный, оказавшийся на проверку агентом Хлебаловым.

- Что? - вытаращил глаза Хорошихин. - Как он сюда попал?

- Не имею чести знать, ваше благородие! - рявкнул пристав.

- Да тише ты! - штабс-капитан выхватил фонарь из руки банковского служащего и поднес к лицу Хлебалова. Тот беспокойно заворочался.

- Так... - Хорошихин резко выпрямился. - Очистить помещение от посторонних!

- Слушаюсь! - щелкнул каблуками пристав. - Прошу, господа. Прошу, прошу...

- Господин Крафт!

- Да, господин Хорошихин?

- Что здесь происходит?

- Это я у вас должен спросить, штабс-капитан.

- Ку-ку! - как гром с ясного неба игриво прозвучало в подвале. Хорошихин и Крафт, как по команде, одновременно повернули головы. Сидя на ассигнациях, Хлебалов улыбался блаженной улыбкой и игриво грозил пальцем. - Петр Петро-о-вич! Ми-илай! Хотите, озолочу?

У Хорошихина явственно заскрежетало в животе. Ни слова не говоря, он подскочил к Хлебалову и с размаху ударил кулаком в нос.

- Так-то лучше, - резюмировал Крафт. - А теперь немедленно все покиньте хранилище. Евстигнеев!

- Слушаю, господин Крафт!

- Опечатайте помещение.

- За что, ваше благородие? - всхлипнул Хлебалов, шмыгая расквашенным носом.

- Идиот! Кретин! Баранья башка! - Хорошихин выскочил из-за стола, сунул кулак под многострадальный хлебаловский нос. Хлебалов зажмурился, но отпрянуть не посмел. - На весь Ново-Ургевч осрамил, подлец! На все ханство Хивинское!

- Виноват, ваше благородие! - плаксиво запричитал филер, не открывая глаз. - Хотел как лучше...

- За каким чертом ты в хранилище полез? Как ты вообще туда попал, каналья?

- Не могу знать, ваше благородие. Не иначе как бес попутал.

- Бес! - фыркнул Хорошихин, возвращаясь к столу. Распахнул окно и, задернув занавеску, сел в кресло. В комнате потянуло вечерней прохладой. - Ну, чего стоишь как болван? Открой глаза!

- Слушаюсь, ваше благородие.

- Садись.

- Постою, ваше благородие.

- Садись, говорю!

- Слушаюсь. - Хлебалов опасливо, как на ежа, опустился на стул.

- Выкладывай все как есть.

"Шалишь, брат! - злорадно подумал Хлебалов. - Дурака нашел. Я тебе расскажу, а ты сам за Симмонса примешься. Тогда уж мне точно ни шиша не достанется. Нет уж, дудки. Умолчу. Авось пронесет".

К Симмонсу, он, как ни странно, обиды не питал. После трюка с банковским подвалом, тот даже вырос в его глазах. Аферист по натуре, он и в других ценил прежде всего умение вывернуться из любых положений, выйти сухим из воды, урвать и не упустить лакомый кусок. На этот раз он сплоховал, дал обвести себя вокруг пальца. Но игра еще не окончена. И уж теперь-то он, Хлебалов, не позволит себя облапошить.

Будь Хлебалов поумнее, задумайся он над тем, каким образом переправил его Симмонс в подвал Русско-азиатского банка, он бы наверняка счел за благо отступиться. Но Хлебалов был глуп и жаждал реванша.

- Что ж ты молчишь, шельма? - продолжал допытываться Хорошихин. - Признавайся, где нализался? С кем-нибудь из банковских?

- Так точно, ваше благородие.

- С кем?

- Запамятовал, ваше благородие. По пьяному делу.

- Запамятовал значит. Так-так... - Не сводя глаз с Хлебалова, Хорошихин мизинцем поправил рыжеватые, загнутые кверху усы. "А ведь хитрит, сукин сын. Скрывает что-то. Ну ничего, сейчас ты у меня заговоришь, негодяй". - Ты, стало быть, пьянствуешь, а поднадзорный твой тем временем...