Дюммель, уже изрядно навеселе, переходил с места на место, встревал в чужие разговоры, допытывался, как нравится господам бал, без разбору лез чокаться на брудершафт.

- Алкоголик чертов! - процедил Симмонс сквозь зубы.

- Ты что-то сказал? - обернулась к нему Эльсинора.

Она была ослепительно красива в розовом бальном платье. Широкий вырез открывал покатые плечи, нежный рисунок ключиц и начало ложбинки между округлостями грудей. Золотистые волосы разметались по плечам, обрамляя удлиненное, расширяющееся к вискам лицо с огромными чуть раскосыми глазами, точеный нос с трепетными крылышками ноздрей над капризным абрисом темно-вишневых губ. "А ведь она нисколько не изменилась за те два года, что мы живем здесь, - с удивлением подумал он, вглядываясь в ее лицо. - Пожалуй, помолодела даже".

- Ты что-то хочешь сказать? - Она улыбнулась и наклонила к нему голову, так что волосы защекотали щеку.

- Н-нет. - Он с трудом подавил в себе желание отстраниться: было в ее улыбке что-то неискреннее, наигранное, фальшивое.

- Тебе нездоровится?

Он пожал плечами.

- Сам не пойму. Наверное, оттого, что не выспался.

- Давай выпьем?

- Давай, - кивнул он, взял со стола бутылку с шампанским и наполнил фужеры.

- По-русски, - усмехнулась она. - В Европе наливают чуть-чуть, на донышко.

- Пить так пить, - сказал он и вдруг ощутил волну теплой щемящей нежности и с удивлением понял, что волна эта исходит от Эльсиноры.

- Я люблю тебя, Люси, - произнес он еле слышно и покосился на соседей, но те, занятые своими разговорами, не обращали на них никакого внимания.

- Я тоже.

Теперь она уже не улыбалась, внимательно глядя на него широко раскрытыми и без того огромными глазами.

- С тобой что-то происходит, Эрнст. Но об этом потом. А сейчас выпьем. Только до дна.

- До дна так до дна.

Они чокнулись и осушили фужеры. Он взял из вазы персик, очистил от кожуры и протянул Эльсиноре.

- А ты? - спросила она.

- Я не хочу.

По ту сторону стола упитанный жизнерадостный сангвиник штабс-капитан Хорошихин доказывал своему визави управляющему Русско-азиатским банком Крафту:

- Что бы там в Европе ни трубили, а хивинский поход явился для туземцев благодеянием.

И хотя Крафт и не думал возражать, продолжал с еще большим жаром, загибая палец за пальцем:

- Рабство отменили - раз! Порядок навели - два! Деспотизм хана ограничили - три! Промышленность и торговлю развиваем четыре!

Незагнутым остался мизинец. "Самая малость, - подумал Симмонс и усмехнулся. - Валяйте, штабс-капитан, дальше, что же вы?"

- Разве я не прав, господин полковник? - неожиданно обернулся штабс-капитан к Облысевичу. Тот поднес было ко рту рюмку с коньяком, поперхнулся и промокнул губы салфеткой.

- Безусловно правы, штабс-капитан. Никто этого и не оспаривает.

- Как не оспаривают? - опешил Хорошихин. - А я слышал...

На противоположном конце стола окончательно захмелевший Дюммель встал и громогласно откашлялся. За столом продолжали разговаривать как ни в чем не бывало. Дюммель достал из кармана клетчатый носовой платок, поднес к носу и затрубил так, что задребезжала посуда на столе. Все вздрогнули и уставились на барона.

- М-минутытыточку внимания! - выпалил он заплетающимся языком. - Пып-предлагаю тост за оазисы.

- Ты только послушай, что он плетет, Люси! - прошептал Симмонс. - Пойду остановлю.

- Подожди, - она опустила ладонь на его запястье и поднялась. - У меня это лучше получится.

Между тем Дюммель водрузил на нос роговые очки и выволок из кармана книжицу в матерчатом с золотым тиснением переплете.

- Чего вытаращились? Не хотите за оазисы? Зря. Книжки читать надобно, господа. Вот эту, например. Облагораживает, знаете ли.

"А ведь ровнее заговорил, стервец, - удивился Симмонс. Очки, что ли, его протрезвили".

- Читаю, - продолжал барон, почти не запинаясь. - "Словарь Дубровского. Полный толковый словарь всех общеупотребительных иностранных слов, вошедших в русский язык. С указанием корней. Настольная, справочная книга для всех и каждого при чтении книг, журналов и газет". Ну как? Стоящая книга, я вас спрашиваю? Торопитесь приобрести. Издатель-книгопродавец Алексей Дмитриевич Ступин. Москва, Никитская улица, дом Заиконоспасского монастыря. Контора пересылку принимает за свой счет и высылает немедленно по требованию Г. г. иногородних.

Заглавное и строчное "г" Дюммель попытался как смог выделить голосом. Прозвучало это приблизительно так: "г!!! г!". На этом экзерсисе и настигла его наконец Эльсинора.

- Герр Дюммель! - Она легонько похлопала его по плечу. Барон расплылся в улыбке. - Вы, конечно же, не откажете мне в любезности продолжить ваш прелестный тост, герр Дюммель?

- Разумеется, мадам! Разумеется, - заторопился барон, неуклюже опускаясь на стул.

Эльсинора взяла у него из рук книгу, полистала, отыскивая нужную страницу. Прочла, улыбнулась.

- Очень мило. Ну что ж, господа, если верить Дубровскому, то оаз или оазис это плодородное место среди песчаных степей, зеленец. Чудесное слово, не правда ли? Зе-ле-нец...

Она захлопнула книжицу и опустила ее на стол.

- Но я думаю, герр Дюммель имел в виду оазис в более широком смысле. Разве не так, барон?

- Йа, - кивнул немец. - Именно так.

- Тогда налейте мне шампанского, пожалуйста.

Дюммель поспешно наполнил фужер и протянул Эльсиноре. Она подняла фужер на уровень глаз и продолжала, задумчиво глядя на бегущие вверх пузырьки.

- Итак, господа, тост за оазисы. Ведь если вдуматься, у каждого есть свой индивидуальный озаис. Для одних это рыбная ловля, для других - вышивание на пяльцах, для третьих - альбом с марками, для четвертых - игра на скрипке, спиритуализм, рулетка, хатха-йога и так до бесконечности. Оазис это человек, задумавшийся в толпе. Пароход в открытом море. Отдельная каюта. Земля - оазис в Солнечной системе. Солнечная система - оазис в Галактике. Галактика - оазис во Вселенной. По отношению к чему-то еще - оазис наша Вселенная. Есть и у господина Дюммеля свой оазис. Выдался свободный часок, - запрется в своей комнате, хлопнет стакан шнапса, скинет башмаки, завалится на диван, задерет ноги повыше. Лежит пальцами пошевеливает. Чем не оазис? Не обижайтесь, герр барон. Я - любя.

Она наклонилась и чмокнула Дюммеля в лоб. Тот вытаращил глаза, икнул и густо побагровел.

- Словом, оазис - понятие относительное. Проще говоря, химера, голубая мечта. Стремишься к нему всю жизнь, а по-настоящему так никогда и не обретешь. Вы не согласны, герр Дюммель? Что поделаешь, не о вас одном речь. - Эльсинора вздохнула. - И все-таки, господа, выпьем за наши оазисы. Пусть призрачные, надуманные, нереальные. Человеку необходим оазис... Человек должен стремиться к чему-то. Плохо, когда оазиса у человека нет...

"О чем это она? - с тревогой подумал Симмонс. - Куда гнет?" За столом дружно зааплодировали:

- Браво, браво, мадам Эльсинора!

- Прекрасный тост!

- Стоя, господа! За такой тост только стоя!

- Ваше здоровье, мадам!

"Пронесло, - облегченно вздохнул Симмонс. - И все-таки какая муха ее укусила? Этакая космическая скорбь".

- За здоровье вашей супруги, господин Симмонс, - потянулся к нему бокалом полковник Облысевич, моложавый с залысинами мужчина лет сорока-сорока пяти. - Прелестная у вас супруга и умница, сразу видно.

"Тебе что за дeлo? - подумал Симмонс с неожиданным ожесточением. - Завидуешь, сукин сын. Сам-то на хавронье женат!" Белесая мадам Облысевич действительно походила чем-то на упитанную, отмытую до блеска свнныо. Не спасали ни косметика, ни дорогое бальное платье.

Они чокнулись и выпили.

- Не судите строго своего компаньона, - продолжал полковник. - Ему, бедняге, наверняка пришлось изрядно попотеть. Шутка ли - такой бал!

Симмонс поморщился, однако промолчал и даже согласно кивнул.

- Такого я нигде не видывал, - признался полковник. - Ни в Париже, ни в Вене, ни даже в Риме. А уж кто-кто, а итальянцы знают толк в этих делах.