- Чего это ты? - удивился Джума. - Иди помоги сундук снять.

Старик нехотя подошел к фаэтону, взялся за ручки сундука, и они вдвоем, покряхтывая от тяжести, понесли его к дому. Возле самых дверей Худакь-буа отпустил ручку и выпрямился, хватаясь за сердце.

- Фуф! Не могу больше. Что там у тебя, чугун, что ли?

- Нет. - Джума поднатужился и перевалил сундук через порог. - Книги.

- Кни-ги? - покачнулся старик. - Какие книги?

- Разные, - беспечно ответил сын, роясь в карманах. - Куда я ключ подевал?

- Ты что же - читать научился?

- Научился, ата, научился. - Джума нашел наконец ключ, отпер сундук. - А мать где?

- Позади дома, тандыр * топит.

- Нашла время.

Джума откинул крышку, достал стеганый зимний халат, роскошный лисий малахай. Протянул отцу,

- Это тебе, ата.

Ни слова не говоря, старик принял подарки, продолжая как-то странно смотреть на сына. У того удивленно вскинулись брови.

- Что ты на меня смотришь?

- Так...

- Не хитри, ата. Говори все.

- И скажу, - решился Худакь-буа. - Только ты мне сначала ответь, откуда у тебя столько денег? На прошлой неделе гостинцы привез, теперь опять, фаэтон, лошадь...

- ...дом в Ургенче.

* Печь из обожженной глины для выпечки лепешек.

- До-ом? - вытаращил глаза Худакь-буа. - В Ургенче?

- Ну да. Надо же мне жить где-то!

- Сынок... - Худакь-буа отложил в сторону подарки, взял сына за руку, заговорил изменившимся умоляюшим голосом: Скажи мне все, сынок. Начистоту. Не нравится мне это. Ой, не нравится!..

- Спрашивай, отец, - вздохнул Джума. - Постараюсь ответить.

- Откуда у тебя деньги?

- Я их заработал, ата.

- За какие-то двадцать дней?

- Д-да.

- Ты обманываешь меня, Джума.

- Нет, ата. Я говорю правду. Деньги заработаны честно.

- Не верю, - покачал головой старик.

- Как знаешь. - Джума пожал плечами.

- Ты стал другим. - Худакь-буа осторожно провел ладонью по щеке сына. - Тебя словно подменили, сынок.

- Я все тот же, ата.

- Нет, сынок... - Старик задумчиво покачал головой. - У тебя чужие глаза. Улыбаешься не так, как улыбался раньше. Говоришь, как совсем другой человек. Я перестал тебя понимать...

- Не надо тревожиться, ата. - Джума обнял отца, ласково похлопал по спине. - Все пройдет. Это от книг. Я много читал последнее время. Многое понял.

- Мулла Ибад тоже книги читает,

- У него другие книги, ата, - усмехнулся Джума. - Те, что у меня, ему не по зубам.

Старик вздрогнул и попятился.

- Значит, правда?

- Что правда?

- Люди болтают, будто ты с нечистой силой путаешься. На пэри женился.

- Люди всегда болтают, ата. Не надо их слушать. Ни на ком я не женился. А пэри... Пэри действительно встретил. Только у нее есть муж.

- Дэв? - в глазах старика метнулся страх.

- Нет. - Джума вздохнул. - Он человек. Очень богатый человек. И очень умный.

- Он мусульманин?

Джума усмехнулся.

- Наверное, нет. Он приезжий. Откуда-то издалека.

- Значит, кяфир. И ты у него работаешь?

- Да, ата. Только не у него, а у его жены.

- Так не бывает!

- У кяфиров бывает, - улыбнулся сын. - Не смотри на меня так, ата. Многие мусульмане работают с русскими. А русские ведь тоже кяфиры. Даже Мадримхан * принимает у себя русских...

- Замолчи! - не на шутку испугался Худакь-буа. - В зиндан захотел?

- Молчу, - усмехнулся Джума. - Успокойся, ата.

- "Успокойся!" - передразнил Худакь-буа. - Думаешь, я что-нибудь понял?

- Когда-нибудь поймешь, - заверил сын. - Я и сам еще многого не понимаю. Когда дом строить начнем?

- "Когда, когда", - Худакь-буа высморкался d вытер пальцы о подол рубахи. - В кишлаке только и разговоров, что об этом проклятом доме. Голова кругом идет. Может, не надо, а, балам? **

- Надо, ата.

- Ну, тогда сам решай. Как скажешь, так и будет.

- На следующей неделе. Согласен?

- Если так, то на субботу дыннак-той *** назначим.

- Можно и на субботу. Скажешь, что надо, я привезу.

Джума склонился над сундуком, достал парчовое платье. Расправил, держа на вытянутых руках.

- Нравится?

- Для Гюль небось? - осведомился отец.

- Для Гюль. Как она тут?

- Живет. - Старик недовольно дернул плечом. - Чего ей сделается? Прислуживает у бека Нураддина.

- Недолго ей осталось прислуживать. Построим дом, свадьбу сыграем.

- Ну-ну, - буркнул Худакь-буа. Сын вскинул на него смеющиеся глаза, улыбнулся.

- Не угодишь тебе, ата. Сами же помолвку устроили.. Заставили нас за ухо друг друга куснуть. Лепешку поломали...

- Э-э, балам!.. Когда это было! По твоему нынешнему положению другую невесту надо искать.

- Ну, это ты зря. Гюль хорошая девушка.

- Я разве что говорю? - смутился старик. - Конечно, хорошая.

* Сокращенное от Мухаммадрахим.

** Обращение родителя к ребенку.

*** Торжество по случаю строительства.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

У каждого свой оазис

Симмонс пропадал где-то почти всю неделю и объявился только в воскресенье. Эльсинора сидела перед зеркалом в спальне, когда он внезапно возник посреди комнаты - усталый, осунувшийся, небритый, с горячечно блестящими глазами. Костюм был измят и перепачкан в пыли. Черные штиблеты казались серыми.

- Ты?! - Эльсинора вздрогнула и обернулась. - Где ты был?

- Не спрашивай. - Он шумно выдохнул и направился к двери в ванную.

- А бал?

- Бал, - машинально повторил он. - Бал? Когда?

- Как "когда"? Сегодня, здесь у нас, вечером.

- А, ч-черт! - Симмонс болезненно поморщился и взглянул на часы. - Совсем вылетело из головы. Ладно, до вечера отосплюсь.

И он вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Симмонс разделся, побросал одежду в стерилизатор и пустил воду в ванну. Вода была мутноватая: то ли барахлил отстойник, то ли фильтры засорились. Симмонс махнул рукой, забрался в ванну, расслабился и закрыл глаза.

"Эльсинора права, - устало подумал он. - Все это ни к чему..."

Вероятно, он задремал и поэтому не удивился когда сразу, без перехода вдруг увидел себя среди низкорослых колючих зарослей джигильдака, ощутил опаляющее сквозь одежду огнистое дыхание близкой пустыни услышал визгливое "чил-л-л-л-лили" парящих в раскаленном небе коршунов, сливающееся со звоном тишины в ушах. Потом где-то неподалеку фыркнула лошадь, другая ответила ей коротким утробным ржанием, звякнула уздечка, и он понял, что успел вовремя и отряд еще не снялся с привала.

Теперь предстояло, пожалуй, самое трудное: увидеться с командиром отряда и отговорить его от встречи с Джунаидханом. Прикинув в уме несколько вариантов, Симмонс остановился на самом простом: не таясь, пошел по взрыхленной копытами песчаной дороге туда, где расположились на отдых красноармейцы.

- Стой, кто идет? - прозвучал из придорожных кустов повелительный окрик. Симмонс остановился и, достав из кармана клетчатый носовой платок, помахал им над головой.

- Кто такой?

- Друг, - как можно спокойнее ответил Симмонс.

- "Друг!" - фыркнули в кустах. - Оружие есть?

- Нет оружия.

- Покажь.

- Что "покажь?" - оторопел Симмонс. - Я же сказал: нет оружия.

- Мало что сказал, - невидимый в кустах дозорный кашлянул. - Сказать чево хошь можно. А ты докажь.

- Разговорчики в дозоре, - вмешался чей-то властный голос, и на дорогу вышел человек лет двадцати с небольшим в галифе, гимнастерке, перечеркнутой портупеей, и фуражке. Матово блеснули голенища мягких кавалерийских сапог. Взгляд серых глаз из-под козырька фуражки был строг и недружелюбен.

- Кто вы такой?

- Друг, я уже говорил.

- Фамилия?

- Это имеет какое-то значение?

- Зубы заговаривает, гад. Дозвольте, я его шлепну товарищ командир. Как шпиена и контру!

- Отставить разговоры! Фамилия?