- Мадам Эльсинора! - взмолился немец.

- Эрнст шутит, герр Дюммель.

- Ну полно, полно, барон. Экой вы, право! Уже и спросить ни о чем нельзя.

Симмонс загасил сигарету и поднялся.

- По правде говоря, этот ваш динозавр-дизайнер и мне порядком надоел. Но уговор есть уговор. Так что вам придется поработать, Дюммель.

- С огромным удовольствием, шеф.

- Даже так? - Симмонс усмехнулся. - Ну что ж, тогда отправляйтесь и принесите два ведра мусора.

- Два ведра чего? - оторопел немец.

- Мусора, - невозмутимо повторил шеф. - Щебенка, глина, известь - все равно, лишь бы поувесистее.

- Вы смеетесь надо мной, шеф.

- Вовсе нет. Вам ведь нужны золотые?

- Нужны, - вздохнул барон.

- Тогда не теряйте времени.

- Хорошо, шеф. - Дюммель все еще колебался. У самых дверей он оглянулся. - Вы не шутите, герр Симмонс?

- Ничуть, Зигфрид.

- Тогда я пошел?

- С богом, барон.

Дюммель вышел, прикрыв за собой дверь.

- По-моему, ты переигрываешь, Эрнст, - улыбнулась Эльсинора.

- Возможно.

Симмонс наклонился, поцеловал ее в щеку. Она ласково провела рукой по его волосам. Он перехватил ее ладонь и поднес к губам.

- Хочется хоть на минуту почувствовать себя богом. Могу я себе это позволить?

- Конечно, можешь. - Она рассмеялась. - Как прикажете к вам обращаться в такие минуты?

- На ты. Бог - единственная персона, к которой англичане обращаются на ты.

- Даже теперь? - усомнилась она.

- Когда теперь?

- Ну тебя! В XXIII веке, разумеется.

- Не знаю, - откровенно признался он. - Ни разу не бывал в церкви. Как-то не до того было.

- А ведь церкви там все еще есть.

- Есть. И верующие есть. Секты, общины...

Они умолкли, занятые каждый своими мыслями. В дверь негромко постучали.

- Войдите, - откликнулся Симмонс. Дверь отворилась, и в комнату вошел Дюммель с двумя ведрами строительного мусора.

- А, вот и вы, Зигфрид! - оживился Симмонс. Взял из рук сконфуженного барона ведра, прикинул, взвешивая. - Пожалуй, достаточно. А теперь не сочтите за труд прогуляться с мадам по парку полчасика. Не возражаете? И боже вас упаси пытаться ее обольщать!

Дюммель досадливо поморщился и вздохнул.

- Знаю я вас, старого греховодника! - не унимался Симмонс, выпроваживая немца из комнаты. - Вам только в рот палец положи.

- ...живо выплюнете! - докончила за него Эльсинора и, отстранив мужа, взяла барона под руку. - Ведите меня, рыцарь. И не обращайте внимания на этого брюзгу. Ой!

Симмонс невозмутимо почесал переносицу.

- Одерни! - Эльсинора звонко расхохоталась. - Никто любить не будет.

- Это как раз то, чего я добиваюсь, - усмехнулся Симмонс. И захлопнул за ними дверь.

Минут сорок спустя Симмонс отыскал их в беседке возле пруда. Эльсинора бросала лебедям кусочки хлеба. Дюммель с угрюмой сосредоточенностью наблюдал за птицами.

- Идиллия! - усмехнулся Симмонс и со стуком поставил перед Дюммелем ведерко, прикрытое полотенцем. - Получайте ваши сокровища, барон. Утрите нос динозавру.

Дрожащими пальцами барон сдернул полотенце и ахнул: ведро было доверху наполнено новенькими наполеондорами.

Акционерное общество "Дюммель и К°" процветало. Складские помещения ломились от хлопка, льна, каракульских смушек, семян люцерны, конопли, кунжута. Хлопкоочистительные заводы едва успевали перерабатывать хлопок-сырец, узкоколейка работала с полной нагрузкой, зафрахтованные Дюммелем пароходы с тяжело нагруженными баржами курсировали между Чалышем и Чарджусм по предельно уплотненному графику, и вес же на пристани и отгрузочных площадках поднимались с каждым днем все выше пирамиды из прессованного волокна.

Пришлось обратиться к каючникам, но те до самого конца навигации были наняты другими промышленниками и, слушая заманчивые посулы агентов "Дюммеля и Компании", лишь прискорбно чмокали и разводили руками.

Симмонс выходил из себя и закатывал Дюммелю разгон за разгоном. Еще двумя годами раньше тот бы, наверное, с ума сошел от всего, что ему ежедневно приходилось выслушивать, но теперь сохранял завидное хладнокровие и присутствие духа.

- Ума не приложу, чего вы кипятитесь? - невозмутимо пожимал он плечами после очередного симмонсовского нагоняя. Дела идут лучше некуда. Деньги лопатой загребаем. Конкуренты на ладан дышат. Чего еще нужно?

За последнее время немец разительно изменился. От облапошенного, вконец потерявшего голову растяпыбарона не осталось и следа: почувствовав твердую почву под ногами, Дюммель как-то уж очень быстро обрел душевное равновесие, все больше и больше ощущал себя хозяином положения. Даже встряска, которую устроил ему Симмонс, перебросив в 1878 год и пригрозив оставить там "у разбитого корыта", мало что изменила.

Дюммель буквально на глазах становился фигурой в деловом мире. С ним стали считаться, его побаивались, перед ним заискивали и лебезили. Изменился он и внешне: стал как-то более собран, подтянут и элегантен, насколько может быть элегантным боров средней упитанности. И - вот уж воистину неисповедимы свойства души человеческой! - после всего, что сделал для него Симмонс, вытащив буквально из грязи да в князи, - боготворить бы барону-неудачнику своего шефа-спасителя, ан нет! Бурлила строптивая тевтонская кровь, шибала в голову. Какими только оскорбительными эпитетами ни награждал Дюммель своего патрона (мысленно, разумеется). Однако в присутствии шефа робел, хотя старался не подавать виду.

"Вот тебе и презренный металл! - размышлял между тем ничего не подозревающий Симмонс, не без удивления разглядывая сидящего перед ним Дюммеля. - Скорее уж облагораживающий, чем презренный. С тех пор, как собственный счет в банке открыл, не узнать барона. Приосанился, франтить стал, даже, пожалуй, помолодел, стервец. Собственным мнением обзавелся. Ну, погоди, немчура паршивая!"

- Что еще нужно, изволите спрашивать? - Симмонс легонько похлопывал ладонью по гладкой поверхности стола. - Это вы всерьез, или как?

Немец пробормотал что-то невразумительное.

- Вы, кажется, в самом деле полагаете, что горы тут без меня своротили? Хреново работаете, Дюммель! Хреновее некуда!

- Стараюсь, - барон угрюмо пожал плечами.

- Хреново стараетесь! Я вам, кажется, русским языком объяснял: ни одного конкурента не оставлять! Всех по ветру! Пусть сам хан хивинский под вашу дудочку пляшет. Прибрать к рукам весь оазис! От Шарлаука до Аральского моря один хозяин - "Дюммель и К°"! Вы что, не поняли меня тогда?

- Понял, - хмуро буркнул Дюммель.

- Так в чем дело? Нищих каючников не можете уговорить? Да скупите все каюки к чертовой матери. Предложите такие деньги, чтобы у них глаза на лоб повылазили! У вас что - денег мало?

- Целесообразно ли, - усомнился Дюммель. - Такие расходы...

- Тогда сожгите! - Симмонс хлопнул ладонью по столу, бешено сверкая глазами. - Наймите людей. Пусть подожгут все каюки до единого. Мы и только мы должны держать в своих руках торговлю, транспорт, промышленность, строительство, все виды предпринимательской деятельности. Без нашего ведома не будет продан ни один тюк хлопка, не будет сформован ни один кирпич, не упадет в борозду ни одно зернышко конопли, не заработает ни одна "джин-машина", не снимется с якоря ни один пароход. Безраздельная монополия. Диктат, если угодно. Это вам, надеюсь, понятно?

- О йа! - Немец обалдело хлопал белесыми ресницами. - Вы сумасшедший, герр Симмонс. Вы одержчмы маниакальной идеей!

"Где он, шельмец, слов-то таких успел нахвататься? - поразился Симмонс. - Дурак дураком, а смотри-ка! И ведь осмелел, каналья. Это ж надо - шефа в глаза сумасбродом назвать!"

Но барон уже понял свою оплошность.

- Bсe великие люди были маньяками, repp Симмонс, - спохватился он, придавая своей физиономии крайнюю степень восхищения. - Вы величайший из смертных, с которыми я когда-либо встречался!

- А вам что - и бессмертных доводилось встречать? - не удержался Симмонс. Барон вытаращил глаза в полнейшем замешательстве.