Был герр Дюммель ленив от природы, толст, простодушен, и буквально на второй день после приезда в Ново-Ургенч какой-то интендантишка, не дав опомниться, напоил его до умопомрачения смирновской водкой, которая здесь при сорокаградусной жаре валила с ног куда быстрее, чем в сумрачной прохладной Прибалтике, и за сумасшедшие деньги сплавил ему свою гостиницу, а точнее говоря, бывшее офицерское общежитие.

Восстав ото сна уже в роли владельца и единственного постояльца гостиницы, Зигфрид Дюммель долго не мог сообразить, что к чему, а когда, сообразив, кинулся разыскивать ловкача-интенданта, - того уже и след простыл.

Для тех, кто умел изворачиваться, край этот действительно был золотым Эльдорадо: как грибы после дождя вырастали и множились на глазах бессчетные акционерные общества, компании, торговые дома, банки, казино и питейные заведения. С утра до позднего вечера кипела страстями биржа. Духовой оркестр играл вальсы Штрауса в зале Офицерского собрания.

Взад и вперед сновали пролетки. Господа офицеры в белых кителях и фуражках катали кисейных барышень на лодках по каналу Шахабад, по берегам которого тянулись многочисленные действующие и строящиеся хлопкоочистительные цеха и заводы.

Словом, предприимчивому человеку было где приложить уменье и сметку. Но для этого нужен был капитал, а его-то у Зигфрида Дюммеля, увы, теперь уже не было.

Шел май 1878 года - года тигра по местному летоисчислению. Каждый толковал это по-своему. "Год тигра, - усмехались в бороды купцы, нагрянувшие со всех концов Российской империи, - обгладывай дочиста!". "Год тигра, - попыхивали сигарами заводчики-предприниматели, - выжимай все до последней капли!". "Год тигра, - шутили игроки за обтянутыми зеленым сукном столами, - не зевай, не то глотку перегрызут!"

Дехкане в лохматых папахах-чугурмах рассуждали иначе: "Год тигра, - быть беде", - боязливо перешептывались одни. "Год тигра - наш год!" - возражали другие. И добавляли многозначительно: "Тигр еще проснется!" От таких разговорчиков кое у кого холодные мурашки бегали по спине.

Только военные предпочитали отмалчиваться. Год Хивинского похода - 1873 - был годом курицы, однако свежи еще были в памяти бои у переправ через Амударью и под Хазараспом.

Дюммелю год тигра, судя по всему, ничего доброго не сулил. Поскорее бы сплавить кому-то проклятую гостниицу, да унести ноги подобру-поздорову!

За две недели, прошедшие после злополучной сделки, герр Дюммель заметно сдал: сизые щеки обвисли, в окаймленных бесцветными ресницами серых глазах появилось собачье-скорбное выражение и коротенькая глиняная трубка-носогрейка попыхивала далеко не так воинственно, как прежде, а скорее тоскливо.

Потомок рыцарей Ливонского ордена потерянно бродил по единственной улице Ново-Ургенча, заглядывал от нечего делать на биржу, в кабак, не ощущая вкуса, выпивал по привычке несколько кружек прокисшего пива, возвращался в гостиницу и, заперев дверь на ключ, хотя красть в ней было решительно нечего, с горя заваливался спать, изнывая от духоты, мух и москитов.

В этот день он, как обычно, проснулся в шестом часу, сполоснул лицо теплой водой из рукомойника, вытерся полотенцем не первой свежести, сменил рубаху и вышел на крыльцо, лениво позевывая и прикидывая, где ему убить оставшееся до ночи время.

Ничего путного на ум не шло, да и не могло прийти: знакомых - почти никого, казино Дюммель с некоторых пор обходил стороной, о публичном доме и думать не хотелось, - какие уж тут бабы, того и гляди по миру с протянутой рукой пойдешь! а больше в Ново-Ургенче идти ему было попросту некуда.

- Хо-хо-о-о-о! - сладко зажмурившись, протяжно зевнул герр Дюммель, открыл глаза и остолбенел: прямо перед крыльцом на каком-то дурацком коврике стояли мужчина и женщина. Он - поджарый, широкоплечий, с резкими чертами лица и коротко остриженными черными волосами, она - вылитая курляндская баронесса, белолицая, золотоволосая. Позади незнакомцев медленно оседало белесое облачко пыли. Герр Дюммель мог поклясться всеми святыми, что еще минуту назад на улице не было ни души.

Мужчина наклонился к стоявшему у ног чемодану, отсоединил какие-то провода и захлопнул крышку.

"Кто бы это мог быть? - медленно шевеля мозга* ми, соображал Дюммель. - Одеты, как иностранцы".

- Добрый вечер! - произнес он неуверенным, сиплым от удивления голосом. - Гутен абенд.

Мужчина бросил на Дюммеля насмешливый (как тому показалось) взгляд и тронул женщину за руку. Женщина вздрогнула, поспешно шагнула с коврика. Мужчина аккуратно стряхнул с него пыль, сунул под мышку и произнес, наконец, на плохом немецком (у Дюммеля от души отлегло) языке:

- Добрый вечер, сударь. Помогите, пожалуйста, внести чемодан.

"Вот это да! - Дюммель чуть не подпрыгнул от радости. Постояльцы! Наконец-то!". Он с неожиданным для самого себя проворством сбежал с крыльца и схватился за ручку чемодана.

Оставив приезжих в зальце, середину которого занимал биллиард в сером полотняном чехле, а вдоль стен стояли кожаные кресла, герр Дюммель извинился и сбегал за Реей - жившей неподалеку одноглазой уральской казачкой лет сорока с хвостиком. Сунул ей сгоряча двугривенный и, дыша пивным перегаром, зашептал на ухо, хотя поблизости никого не было:

- Генеральские апартаменты убирать... Мигом! Чтобы все блестело! Иностранцы приехали!

- Бона че?! - изумилась казачка. - Чичас, батюшка, чичас-чичас...

"Апартаментами" именовались комнаты, в которых якобы останавливался когда-то проездом генерал Кауфман. Через час они были приведены в порядок, а пока Рея, косясь единственным глазом на необычных гостей, наводила в них чистоту, Дюммель развлекал приезжих разговорами: описал местное общество, не скупясь на едкие эпитеты, обрисовал картину делового мирка, прошелся по адресу интендантов от инфантерии, с горькой иронией упомянул о пресловутом "годе тигра".

В самый разгар его монолога женщина что-то сказала спутнику. Тот кивнул и положил ладонь ей на руку.

- Фрау чего-то изволят? - галантно осведомился герр Дюммель.

- Фрау спрашивает, не найдется ли у вас бутылки минеральной воды.

- Ми... - захлопал глазами хозяин. - Никак нет-с, минеральной не держим-с.

- Тогда просто воды из холодильника.

- Холодильника? - еще больше удивился хозяин. - Из ледника, вы хотели сказать? Это другое дело. Рэйя! - обернулся он к казачке, которая, закончив уборку, выжимала над ведром тряпку у порога. - Сбегай, голубчик, принеси куфшин холодной воды с этот, ну как его, лет, лет!

- Со льдом штоль?

- Й-а, со льдом. И пифа, пифа! На, фосьми деньги.

Как всегда, волнуясь, он начинал путать русские обороты с немецкими и говорить с диким акцентом.

Немного погодя гостям понадобилась ванная. Дюммель чуть не взвыл от отчаянья. К счастью, все уладилось и супруги Симмонс обошлись сколоченной из досок душевой кабиной во дворе, куда Дюммель, чертыхаясь и охая, натаскал из колодца сорок ведер воды.

Деловая часть разговора состоялась поздно вечером, когда после ужина при свечах фрау Симмонс ушла наконец в свою комнату, а мужчины закурили, удобно развалившись в широких кожаных креслах. Герр Дюммель курил неизменную носогрейку, господин Симмонс - странную папиросу с коротеньким коричневым мундштучком. "Европа", - вздохнул Зигфрид Дюммель.

- Послушайте, герр Дюммель, - спросил вдруг ни с того ни с сего приезжий. - Надеюсь, вы умеете держать язык за зубами?

"Вот оно! - пронеслось в голове немца. - Начинается! Чуяло мое сердце: что-то тут нечисто!". Однако вида не подал, ответил, важно кивнув:

- О да. На Зигфрида Дюммеля можно положиться.

- Я так и думал. И излишним любопытством вы тоже не страдаете?

- Зигфрид Дюммель уважает суверенитет.

- Похвально. Так вот, герр Дюммель, мне предстоят сегодня кое-какие деловые встречи. Не могли бы вы ссудить мне немного денег? Русских, разумеется. Иностранная валюта у меня есть. Завтра я обменяю в банке и верну вам долг.