— Но если они не объявятся…
— Бьюли не обязан доказывать, что они живы. Наша задача доказать, что они мертвы, — если мы в состоянии это сделать.
— Но он женился на них, сэр. Мы можем привлечь его за многоженство.
— И к чему его приговорят? К пяти годам тюрьмы? Или к семи, если судья очень постарается? Нет, Мастерс, для такого джентльмена этого недостаточно.
— Вынужден с вами согласиться, сэр. Однако…
— Где Бьюли сейчас? Вы установили его местонахождение?
Это было подлинной причиной тяжести на душе Мастерса, заставлявшей его потеть в синем костюме из сержа, вытягиваться во фрунт и обращаться с преувеличенным достоинством к залитым солнцем окнам позади головы собеседника.
— Нет, сэр. Прошу прощения, но у нас мало шансов его установить, если вы настаиваете на том, чтобы действовать втихомолку и не объявлять розыск.
— Я не порицаю вас, старший инспектор, а только…
Но Мастерс игнорировал слова начальника.
— У нас нет ни фотографий, ни даже приличного описания, сэр, — продолжал он. — Мне пришлось опросить две дюжины людей, которые встречали этого типа, и ни один из них не был в состоянии толком описать его внешность.
— Тут нет ничего необычного, старший инспектор.
Хотя Мастерс знал это не хуже заместителя комиссара, он не был склонен с этим согласиться.
— Мужчины, похоже, его вовсе не замечают, а женщины сходятся на том, что он «ужасно привлекателен», но не могут объяснить, в чем эта привлекательность состоит.
Заместитель комиссара со вздохом вставил трубку в рот.
— Высокий он или малорослый? Среднего роста. Блондин или брюнет? Ни то ни другое. Есть какие-нибудь особые приметы? Вроде бы нет. Все, в чем я могу быть уверен, — что ему около тридцати лет, и…
— И?.. — подбодрил заместитель комиссара.
— И помоги Бог женщинам, на которых он положит глаз.
— Благодарю вас. Это я уже понял.
— Поэтому, сэр, если он именует себя Робинсоном, живет в неприметном отеле и ведет себя тихо, как, во имя Господа, я могу установить его местонахождение?
— Думаю, мне известно, где он сейчас, — вздохнул заместитель комиссара. — Боюсь, он сделал это снова.
Пауза.
— Вы имеете в виду… хм!., избавился от еще одной?
— Боюсь, что да.
Снова несколько секунд слышалось лишь шумное дыхание Мастерса.
— Понятно, сэр. Где на этот раз?
— Около Торки. Главный констебль звонил минут десять назад. Это Бьюли, сомневаться не приходится. Снова никаких признаков тела.
Итак, непоколебимая уверенность в себе позволила вышеупомянутому джентльмену осуществить очередное па в продолжающейся danse macabre.[2]
В конце июня некие мистер и миссис Р. Бенедикт сняли меблированное бунгало на холмах за модным приморским курортом Торки. У них не имелось ни прислуги, ни автомобиля и было очень мало багажа. Они походили на новобрачных: мужу было около тридцати, а жене на полдюжины лет больше. Женщина сторонилась общества и постоянно носила драгоценности.
У полиции отсутствовали реальные основания для подозрений. Инициалы Р. Б., вероятно, были всего лишь совпадением. Тем не менее этот факт отметил констебль и сообщил о нем сержанту, а тот — инспектору. Последний начал осторожно наводить справки и установил ночное наблюдение за бунгало.
Последний раз миссис Бенедикт видели во второй половине дня 6 июля 1934 года пьющей чай с мужем в маленьком саду под яблонями.
Рано утром 7 июля парадная дверь бунгало открылась, и оттуда вышел Роджер Бьюли, он же Р. Бенедикт. Несмотря на прекрасный день, на нем были плащ и шляпа. Он направился прямиком к констеблю Харрису, прячущемуся за изгородью после ночной вахты, и пожелал ему доброго утра.
— Но описание, приятель! — воскликнул позднее старший инспектор Мастерс, расспрашивая констебля Харриса в Торки. — Нам нужно подробное описание — это ваш шанс!
— Говорю вам чистую правду, — ответил злополучный констебль. — Он подошел неожиданно, я смутился и толком его не разглядел.
— Вы смутились — вот как! — мрачно произнес Мастерс. — На это он и рассчитывал. Неужели в вашем чертовом участке ни у кого нет фотоаппарата?
— Нам велели, сэр, не приближаться к нему, чтобы не спугнуть. Питерсон сделал пару снимков, но издалека. И этот человек был в темных очках.
— Ладно, продолжайте.
Любезно информировав констебля Харриса, что он собирается пройтись пешком полмили до ближайшей лавки за сигаретами и утренней газетой, мистер Бьюли зашагал по дороге. До лавки он не дошел, а вместо этого сел на поезд до Лондона в девять пятнадцать и растворился в толпе.
Спустя два часа полиция обнаружила в пустом бунгало разрозненные предметы одежды — мужской и женской, — которые мистеру Бьюли пришлось оставить, и несколько туалетных принадлежностей, как и все прочее, тщательно очищенных от отпечатков пальцев. Но ни драгоценностей, ни жены в бунгало не оказалось.
За несколько дней до того старший инспектор Мастерс откопал свидетеля, который впервые мог привести Роджера Бьюли в тень виселицы.
— Он у нас в руках! — ликовал Мастерс.
В Торки на Мензис-стрит находилось маленькое машинописное бюро мисс Милдред Лайонс, машинистки и по совместительству нотариуса. Утром 6 июля мистер Бьюли позвонил ей из телефонной будки, поскольку в бунгало телефона не было, попросив ее прийти и отпечатать несколько писем.
Мисс Лайонс, испуганная веснушчатая девушка, поведала полисменам свою историю в пыльном маленьком офисе на Мензис-стрит.
— Я п-поехала на велосипеде вскоре после полудня. Он продиктовал шесть писем, которые я тут же отпечатала. Это были деловые письма. Нет, я не обратила внимания на адреса.
— А вы не помните, о чем были письма?
— Нет. Обычные д-деловые письма.
— Продолжайте, мисс.
— Мы находились в гостиной. Портьеры на окнах были почти задернуты, и он сидел в тени. Миссис Бенедикт время от времени забегала в комнату, чтобы поцеловать его. Мне было очень неловко. Когда я уходила, мистер Бенедикт велел мне оставить письма открытыми, сказав, что сам их отправит.
Роджер Бьюли заплатил машинистке фальшивым десятишиллинговым банкнотом.
Мастерс не сомневался, что он сделал это не нарочно. Это стало тем непредвиденным случаем, который рано или поздно происходит с любым убийцей, если полиции хватает терпения ждать. Но его последствия оказались весьма серьезными для веснушчатой рыжеволосой девушки, которая теперь дрожала, сидя за машинкой и нажимая на клавиши, словно они придавали ей смелости.
— Я была в б-бешенстве, — тряхнула головой мисс Лайонс. — Я обнаружила это, только зайдя в бар на Эспланаде в половине десятого вечера, тут же села на велосипед и поехала туда, чтобы сообщить ему об этом.
Вечер был теплый. И на небе светила луна. Подъехав к бунгало, мисс Лайонс почувствовала, что ее смелости изрядно поубавилось.
По какой причине? В общем, ни по какой. Просто было уже около десяти, в доме не горел свет, и ее миссия начала казаться нелепой. Знай она, что два констебля, Харрис и Питерсон, наблюдают за бунгало, все могло бы сложиться по-другому.
В качестве компромисса мисс Лайонс прислонила велосипед к столбу ворот, прошла по дорожке и нажала кнопку звонка. Ответа не последовало. Удивляться не приходилось, так как звонок не работал. Но мисс Лайонс вновь ощутила гнев при виде света за неплотно задернутыми портьерами в окне справа от двери.
Свет горел в гостиной. Движимая естественным человеческим любопытством, свойственным всем нам, Милдред Лайонс встала на цыпочки, заглянула внутрь и застыла как вкопанная.
В комнате горела масляная лампа, свисающая с потолка под желтым абажуром. Пламя было тусклым.
На кушетке у стены лежало тело миссис Бенедикт — ее одежда была в беспорядке, чулок порван, одна туфля упала. Женщина была мертва. Ее, несомненно, задушили, так как лицо распухло и посинело, а на шее виднелась багровая складка. Роджер Бьюли, тяжело дыша, стоял посреди комнаты, зажигая сигарету.
