Пуаро улыбнулся своей сияющей улыбкой.

– А-а, Тредвелл! Не соизволите ли вы передать мой нижайший поклон мисс Кэролайн Эмори и попросить уделить мне несколько минут?

– Разумеется, сэр.

– Благодарю вас.

Едва дождавшись, когда дворецкий закроет за собой дверь, Гастингс воскликнул:

– Но, Пуаро, бедная старушка слегла. Ей плохо, зачем ее-то тревожить?

– Мой дорогой Гастингс знает все на свете! Вы уверены в том, что она слегла?

– А-а... разве нет?

Пуаро дружески потрепал его по плечу.

– Именно это я и хочу выяснить.

– Понимаю, конечно... – в растерянности произнес Гастингс. – Но вы разве забыли? Ричард Эмори сказал, что она слегла.

Детектив спокойно посмотрел другу в лицо.

– Гастингс, – проговорил он, – в доме произошло убийство. И как же ведут себя близкие убитого? Лгут! Лгут и лгут. Почему вдруг мадам Эмори ни с того ни с сего решила от меня избавиться? Почему и месье Эмори тоже решил от меня избавиться? Почему он не захотел, чтобы я встретился с мадемуазель Эмори? Что она может сказать такого, чего я, на его взгляд, не должен узнать? Послушайте, Гастингс, здесь что-то происходит. Не только банальное, подлое убийство. Здесь происходит еще одна драма.

Он говорил бы дальше, но тут появилась мисс Эмори.

– Месье Пуаро, – начала она, прикрывая за собой дверь, – Тредвелл сказал, вы хотели меня видеть.

– Да, мадемуазель, – с поклоном ответил Пуаро. – Я хотел бы задать вам всего несколько вопросов. Не будете ли вы любезны сесть? – Он помог ей опуститься в кресло. Кэролайн с тревогой посмотрела на сыщика. – Безусловно, я понимаю, что вы выбиты из колеи, и вам нехорошо.

Устроившись за столом напротив мисс Эмори, Пуаро изобразил на лице искреннее сочувствие.

– Не буду скрывать, для меня это был удар, – вздохнула Кэролайн. – Ужасный удар. Но я всегда говорила, что нельзя терять голову ни при каких обстоятельствах. За слугами, знаете ли, нужен глаз. Вы же знаете, что такое слуги, месье Пуаро, – затараторила она. – Похороны для них развлечение. По-моему, они вообще все больше любят похороны, чем свадьбы. А наш дорогой доктор Грэм... Он такой умный, так умеет помочь. Очень хороший врач и без ума от Барбары. На мой взгляд, Ричард напрасно относится к нему без должного внимания, но... О чем это я? Ах да, о докторе Грэме. Он молод. Но год назад у меня случился неврит, и он с ним быстро справился. Я нечасто болею. Нынешняя молодежь куда болезненней нас. Люсия вчера едва не упала в обморок за обедом, ей пришлось даже выйти из-за стола. Нервы у бедняжки неважные. Но что ожидать от женщины, если у нее в жилах итальянская кровь. Хотя, насколько я помню, когда украли бриллиантовое колье, она отнеслась к этому довольно спокойно...

Мисс Эмори замолчала, переводя дух, и Пуаро, который тем временем достал портсигар и собрался закурить, не преминул воспользоваться паузой:

– У мадам Эмори украли бриллиантовое колье? Когда же это произошло, мадемуазель?

На минуту Кэролайн задумалась.

– Дайте вспомнить. Кажется... Да, конечно! Два месяца назад, как раз примерно в то время, когда Ричард и Клод поссорились.

Пуаро взглянул на свою сигарету.

– Вы позволите мне закурить, мадемуазель? – спросил он и, получив в ответ очаровательную улыбку, полез в карман за спичками. Прикурив сигарету, он вопросительно взглянул на мисс Эмори, но пожилая леди молчала, и Пуаро подсказал: – Кажется, вы заговорили о ссоре.

– Пустяки, – отмахнулась Кэролайн. – Просто Ричард наделал долгов. Но кто, скажите, в молодости не делал долгов? Впрочем, нет, Клод не делал. Клод всегда был очень положительный, даже студентом. Потом, разумеется, он стал тратить очень много, но все на эксперименты. Я ему, знаете ли, даже говорила, что он слишком мало дает Ричарду. Ну и, да, примерно два месяца назад они страшно из-за этого поссорились, к тому же пропало колье, а Люсия еще и отказалась вызывать полицию, и все это было очень некстати. Все было так глупо! А все нервы, нервы!

– Вам действительно не мешает дым, мадемуазель? – спросил Пуаро, показывая на сигарету.

– Ах нет, нисколько, – сказала Кэролайн и с нажимом добавила: – На мой взгляд, джентльмену положено курить.

Сигарета погасла, и Пуаро снова потянулся за спичками, которые лежали на столе.

– А не кажется ли вам, что это несколько необычно? – спросил он как бы между прочим. – Молодые красивые женщины редко спокойно относятся к пропаже украшений.

Он снова прикурил и убрал две обгоревшие спички в коробок, а коробок в карман.

– Да, конечно. Я тогда именно так и подумала, – согласилась мисс Эмори. – Очень необычно. Но Люсия мало интересуется украшениями... Ах, боже мой, что же я все время болтаю о том, что вам-то совершенно не интересно, месье Пуаро!

– Не скажите, мадемуазель, – успокоил ее маленький сыщик. – Вы рассказываете чрезвычайно интересные вещи. Но ответьте мне вот на какой вопрос: вчера вечером, когда мадам Эмори стало плохо, она поднялась к себе наверх?

– Нет, – ответила Кэролайн. – Она пришла прямо сюда, в эту комнату. Я усадила ее на диван, потом пришел Ричард, и я вернулась в столовую. Эти, знаете ли, молодые люди, месье Пуаро! Конечно, теперь мужчины не так романтичны, как в мое время. О боже, помню, я была знакома с одним молодым человеком по имени Алоизиус Джоунз. Мы с ним часто играли в крокет. Бедный глупенький... бедный! Ах, я опять отвлеклась от темы. Я говорила про Ричарда и Люсию. Очень милая пара, вам не кажется, месье Пуаро? Они познакомились в Италии – на озерах, на прекрасных озерах Италии – в ноябре прошлого года. Они полюбили друг друга с первого взгляда. И через неделю поженились. Она сирота и жила одна-одинешенька. Печально, хотя иногда мне кажется, что для нас это просто счастье. Если бы у нас вдруг оказалась куча родственников-итальянцев, это было бы несколько утомительно, не так ли? В конце концов, вы же знаете, что такое иностранцы! Они... О! – Мисс Эмори смутилась и замолчала. – Прошу прощения, месье Пуаро, прошу прощения!

– Ничего, ничего, – проворчал Пуаро, искоса взглянув на Гастингса.

– Какая бестактность с моей стороны, – суетливо добавила мисс Эмори. – Я не хотела... Разумеется, вы совсем другое дело. Во время войны про ваших соотечественников говорили «Les braves Belges» [11].

– Пожалуйста, не корите себя, мадемуазель, – поспешил утешить ее Пуаро.

Он помолчал, словно упоминание о войне подсказало ему нечто важное.

– Насколько я понимаю, – сказал он наконец, – да, вот именно... Насколько я понимаю, ящик с лекарствами стоит у вас здесь с войны. И вчера вы его в первый раз открыли, не так ли?

– Да, так. Конечно.

– А как именно это произошло?

Мисс Эмори помолчала.

– Как это произошло? Ах, ну да, конечно. Вспомнила! Я сказала, что мне нужна нюхательная соль, а Барбара сняла ящик, а потом вошли джентльмены, и доктор Карелли испугал меня своими рассказами до полусмерти.

Гастингс наконец заинтересовался разговором.

– Вы хотите сказать, что об этих лекарствах рассказал вам доктор Карелли? Значит ли это, что он их рассматривал?

– Конечно, – кивнула мисс Эмори. – Он достал какую-то пробирочку с самым невинным названием... кажется, бромид – я его принимала от морской болезни – и сказал, что ее содержимого достаточно, чтобы отправить на тот свет двенадцать человек!

– Гиоцина гидробромид? – уточнил Пуаро.

– Простите?

– Доктор Карелли сказал это про препарат, который называется гиоцина гидробромид?

– Да, вот именно, – обрадовалась мисс Эмори. – До чего вы умны! Потом ее взяла Люсия и еще повторила за доктором что-то про сон без сновидений. Знаете, не люблю я современную поэзию. Сплошное уныние. Я всегда говорила, с тех пор, как умер лорд Теннисон, ни одно стихотворение...

– О боже, – вырвалось у Пуаро.

– Прошу прощения?

– Ничего, ничего, я просто вспомнил лорда Теннисона. Но, прошу вас, продолжайте. Что же было дальше?