До Молльхагена нужно было ехать около получаса, и сидевшие в «Фольксвагене» фээсбэшники расслабились и, покуривая и глазея по сторонам, лениво перебрасывались репликами, обсуждая пикантные подробности вчерашней пьянки.

Петрович притормозил и, плавно повернув направо, въехал на поднимавшуюся наверх огороженную полосу, выходящую на автобан. По этой трассе, ведущей на юг, до Молльхагена оставалось ехать не более пятнадцати минут, и все, сидевшие в машине, с нетерпением дожидались того момента, когда «Мерседес», наконец, въедет за высокий забор особняка на Апфельштрассе, где можно будет сдать ценный груз резиденту и броситься поправлять здоровье.

Разогнавшись до ста десяти, а по автобану можно было ехать с любой скоростью — хоть под триста, Петрович взглянул в зеркало и увидел сзади серебристый «Мерседес». Не обратив на него особого внимания, он снова стал смореть на летящий навстречу гладкий асфальт. Езда по германским дорогам доставляла ему удовольствие, и он радовался тому, что его не направили работать куда-нибудь в Колумбию, где мало того, что повсюду мельтешили оборзевшие наркобароны и разъезжали вооруженные до зубов молодчики из сил национальной безопасности, но еще и дороги были хуже, чем в Новгородской области.

Посмотрев в зеркало еще раз, он снова увидел тот же «Мерседес» и, слегка нахмурившись, чуть сбавил скорость, приняв на полметра вправо и включив правый поворотник. Это должно было служить любезным приглашением обогнать его. Но «Мерседес» в точности повторил его маневр, разве что не замигал поворотником.

— Так, — сказал Петрович, — за нами хвост.

Все сразу же обернулись назад и уставились на толстый серебристый лимузин, мчавшийся за ними метрах в пятидесяти.

— Что будем делать? — обеспокоенно спросил Бурдюк, машинально нащупывая пистолет под мышкой.

— Что будем делать… что будем делать… — забормотал себе под нос Петрович, лихорадочно перебирая в голове варианты того, что следовало делать, — а вот что мы будем делать!

И он, не снижая скорости, резко свернул на примыкавшую к автобану асфальтированную дорогу, которая вела через поле с немецкой пшеницей к видневшемуся километрах в двух от автобана лесу. Рядом с лесом стояла красивая, как на картинке, ветряная мельница. В Германии этих мельниц было — как прыщей на запоздалой девственнице. В Голландии, конечно, их было больше, но здесь тоже хватало. Фермеры гордились ими, и хлеб, испеченный из муки, смолотой на такой мельнице, стоил дороже, чем такой же, но из муки электрического промышленного помола.

«Мерседес» так же резко свернул с автобана и помчался вслед за «Фольксвагеном» по асфальтовой ленте, плавно вилявшей меж высоких арийских хлебов.

Петрович крякнул и скомандовал:

— Оружие к бою! Будем мочить этих козлов. Я не знаю, кто они, но то, что им нужен наш груз — и к бабке не ходи. Если на мельнице кто-нибудь есть, их — тоже. Нам свидетели не нужны.

Все достали пистолеты и дружно навинтили на стволы глушители. Капитан, сидевший рядом с Петровичем, достал дипломат из бардачка и поставил его на пол между ног.

Мельница приближалась, и вдруг «Мерседес», взревев двигателем, резко обогнал «Фольксваген» и стал прижимать его к краю дороги, за которым начинались заросли пшеницы. С трудом удержав машину от заноса, Петрович вывернул руль и ударил «Мерседес» левым крылом, пытаясь точно так же спихнуть его с дороги, но ничего не вышло. «Мерседес», как более тяжелая машина, хорошо держался на асфальте.

Наконец обе машины вылетели на просторную асфальтированную площадку перед мельницей и Петрович резко нажал на тормоз, пропуская «Мерседес» вперед. Но водитель «Мерседеса» мгновенно отреагировал на это, да еще и крутанул руль вправо, подтолкнув несущийся юзом «Фольксваген». В результате машину Петровича развернуло, и она врезалась багажником в небольшой добротный сарайчик, стоявший рядом с мельницей. Сам же «Мерс» пролетел чуть дальше и смог остановиться только метров через двадцать.

В это время спецы выскочили из «Фольксвагена» и, стреляя в сторону остановившегося «Мерседеса», бросились бежать вокруг мельницы в поисках входа в нее. Дуэль на открытом воздухе совсем не входила в их планы. Перестрелка в замкнутом пространстве сложной формы устраивала их гораздо больше. Там было больше шансов уничтожить противника, самим при этом оставшись невредимыми. Обежав мельницу, они увидели дверь и через несколько секунд скрылись внутри.

Игрушкой мельница выглядела только издали. Вблизи же она оказалась огромным и даже какимто устрашающим сооружением. Чтобы увидеть край ее заостренной крыши, приходилось задирать голову, а ее дощатые крылья вертелись медленно и мощно, как руки жестикулирующего великана. Недаром Дон Кихот в приступе белой горячки бросился сражаться с этим творением человеческих рук.

Сеид, Джафар и Махмуд, выскочив из-за угла с пистолетами в руках, увидели только захлопнувшуюся за презренными урюсами дверь. Подкравшись к ней, они встали по ее обеим сторонам, затем Джафар резко рванул за ручку двери, распахивая ее, а Махмуд бросился внутрь, упав на пол и сразу же откатившись в сторону, под прикрытие огромного ларя с мукой. Выстрелов не последовало. Тогда Сеид и Джафар повторили его маневр, и теперь все, и преследователи, и их потенциальные жертвы, были внутри. Но пока внутри мельницы не прозвучало ни одного выстрела.

В огромном полутемном пространстве, заполненном пыльным туманом, наискось протягивались узкие солнечные лучи, проникавшие через несколько окон, расположенных в верхней части сооружения, и ярко светившиеся на фоне общего полумрака. В мрачной высоте, разделенной ярусами опорных брусьев и механических конструкций, медленно вращались страшные деревянные колеса с большими зубьями, которые передавали друг другу пойманную решетчатыми крыльями силу ветра и заставляли крутиться верхний из горизонтальной пары колоссальных каменных жерновов, завершавших примитивное, но надежное устройство ветряной мельницы.

Все это вместе постукивало, поскрипывало и шипело. Поэтому враги не могли рассчитывать на свой слух, и им приходилось внимательно вглядываться в смутные очертания предметов, пытаясь разглядеть среди путаницы теней неверный силуэт вооруженного противника.

Жернова лежали на самом нижнем ярусе, находившемся на уровне второго этажа. На этот ярус вела грубая деревянная лестница, и Махмуд, сделав своим предостерегающий знак, стал красться по ней, медленно приближаясь к настилу яруса. В одной руке у него был пистолет, в другой он держал пустой мешок, который он подобрал на полу рядом со входом.

Добравшись до верха лестницы, он внезапно швырнул вверх мешок и, когда раздались два быстрых выстрела по неожиданно взлетевшей над лестницей темной тени, быстро выскочил на ярус и бросился в сторону. Прозвучал еще один хлопок, но из-за того, что русские пользовались пистолетами с глушителем, Махмуд не смог точно определить направление. Он притаился за толстым вертикальным брусом и, держа пистолет стволом вверх, ждал дальнейшего развития событий. Мчавшийся по его венам героин лишил его страха и сделал происходящее увлекательной игрой, призом в которой были отрезанные головы урюсов и священное достояние Аль-Каиды.

Воспользовавшись тем же приемом, на второй ярус проскочили и Сеид с Джафаром. Медленно обойдя все закоулки, они не обнаружили никого и теперь их ждало рискованное проникновение на третий ярус, где медленно вертелись огромные и опасные колеса. Джафар, положив пистолет на ящик, сотворил краткую молитву, завершив ее движением намаза, и, снова схватив оружие, с диким криком «Аллах акбар!» бросился наверх, стреляя во все стороны перед собой. Ему повезло, потому что первым же его бесцельным выстрелом был наповал убит Асланов, неосторожно высунувшийся из-за укрытия. За Джафаром, так же отчаянно крича, бросились Сеид и Махмуд.

Пораженные гибелью товарища, Петрович, Бурдюк и Капитан на секунду замешкались, и это дало их преследователям возможность беспрепятственно проникнуть на третий ярус. И теперь враги неожиданно оказались лицом к лицу. На секунду все замерли и тут же начали бешено палить друг в друга. Перестрелка заняла не более трех секунд. В результате на полу оказались шесть трупов, среди которых с пистолетом в руке стоял почти невредимый Петрович. Он был всего лишь ранен в левое плечо и, хотя из разорванного сосуда хлестала кровь, у него были все основания считать, что ему фантастически повезло.