Думаю, что я должен опубликовать по крайней мере несколько мыслей об этом ноже. Это пока только первые впечатления, но я попробую в дальнейшем превратить их в обзор с фотографиями.

Нож прибыл в очень хорошей коробке, из всех моих коробок от ножей эта самая лучшая. Мне кажется, что это очень правильная деталь для такого дорогого карманного ножа. Следующая деталь — небольшая записка, объясняющая, что это нож без замка, и напоминающая о правильном хвате. Вы также получаете сертификат, дающий Вам некоторое общее представление о ноже. Нож лежит в хорошем мягком кожаном чехле, предназначенном для сохранения внешнего вида ножа при ношении в кармане. Чехол намного качественнее того, которым комплектовалась моя Sebenza. Все это мелкие детали, но они очень милы.

Первое, на что вы обратите внимание, достав нож из коробки — легкость. Это благодаря тонкому лезвию (примерно как у швейцарского армейского ножа) и рукояти из карбона. Карбоновый композит достаточно прочен, чтобы использоваться в конструкции ножа такого типа вообще без лайнеров, рукоять ощущается в руке вполне надежной. Для извлечения ножа из чехла служит мягкий кожаный темляк, а не дешевый капроновый шнур. Как и все остальное, темляк выглядит честно и просто, но элегантно.

Вы увидите не так уж много клинка, когда вытащите нож из чехла, потому что это фрикционный складник, которому не нужен шпенек или большое отверстие для открывания. Все, что потребуется — это нажать на выступающий хвостовик. Он очень небольшой по сравнению с хвостовиками других моих фрикционных ножей, но вполне достаточный для легкого раскрывания. Проточки на нем хоть и не потрясающи, но смотрятся гораздо более классно, чем грубая накатка на большинстве других ножей.

Когда вы начинаете открывать лезвие, требуется приложить некоторое усилие, как при раскрывании ножей с замками Fame Lock или Liner Lock. Затем нож раскрывается мягко и плавно, пока вы не услышите тихий щелчок полностью раскрытого лезвия.

Обычно во фрикционных ножах присутствует небольшое трение, препятствующее слишком быстрому раскрыванию. Для предохранения от самопроизвольного складывания необходимо придерживать хвостовик, но в моем случае это не представляет проблемы. Только не обманывайте себя: если не держать палец на хвостовике, нож может закрыться с гораздо меньшим услилием, чем обычный складник.

В раскрытом состоянии мы получаем трехдюймовый клинок типа Spear Point с небольшим фальшлезвием на 3/4 длины. На базовой модели внутренний слой из ZDP-189 (твердостью 67 HRC) и внешние из нержавеющей стали разделяет отчетливая линия, а тонкая вторая подводка формирует лезвие. Все это выглядит как черная магия, но это самый острый фабричный нож из коробки.

Я собирался использовать нож для постоянного ношения в течении длительного времени и потому купил дополнительный черный чехол с клипом, потому что родной чехол держал нож слишком плотно. Надеюсь, со временем кожа растянется и фиксация ослабнет.

Хотя в закрытом состоянии William Henry Legacy выглядит заметно меньше, чем UKPK (на фото), и вообще кажется очень маленьким и легким, он имеет такую же длину режущей кромки, как UKPK. Или даже немного больше.

Andy, www.britishblades.com

Продолжение. Начало в НОЖNEWS № 14, 15 и 16

После полировки и заточки, длящихся в среднем две недели, клинок с временной рукояткой попадает в руки специалиста по испытанию мечей. Почему это происходило, разве не мог самурай, будущий хозяин меча, рубануть что-нибудь этакое и затем с видом знатока, осмотрев лезвие, заявить: «Меч так себе, гвозди рубать не могёт!»

В Японии существовали официальные тесты испытаний, выполнить которые мог только профессионал. Такие испытания назывались тамэ-сигири (пробное резание). При испытании клинков ими рубили соломенные снопы, скатанные циновки — татами, медные и железные пластины. Но самые экзотические и одновременно наиболее реальные испытания происходили во время казней преступников и на телах уже казненных людей.

Из тьмы веков дошел рассказ о некоем палаче Гото. Когда ему нужно было испытать очередной новый меч на осужденных, привязанных к столбам, внезапно пошел дождь. Гото взял в левую руку зонт, в правую меч и вышел во двор. Вернулся он через несколько мгновений, почти не замочив одежду и меч. Вручая его хозяину, он произнес слова одобрения, а все свидетели этой сцены сошлись на том, что Гото был настоящим мастером своего дела.

Результаты официальных тестов записывались на хвостовике меча и, в отличие от скромной надписи кадзи, часто инкрустировались золотой проволокой.

Существовал обычай и неофициального испытания меча, цудзу-гири (уличное резание), когда самурай, чаще всего невысокого ранга, выходил ночью со своим мечом и пытался зарубить какого-нибудь простолюдина. Впрочем, не брезговали этим и некоторые высокородные самураи, так сказать, для поддержания формы.

После испытаний, выявивших рабочие возможности меча, клинок попадал на заключительном этапе в мастерскую цубако, где к нему изготавливалась фурнитура, и он принимал хорошо узнаваемый нарядный внешний вид.

Вот, собственно, и вся технологическая цепочка, пройдя которую, изделие превращалось в грозное оружие и в то же время произведение искусства. Дальше у каждого меча была своя судьба, в которой одним суждено было, сломавшись в бою, затеряться во времени, а другие превращались в кокухо — национальное сокровище и, передаваемые из поколения в поколение, дожили до наших дней, обрастая легендами.

Казалось бы, чего проще! Получая столетиями практические результаты эксплуатации различных мечей на полях многочисленных боев, можно выбрать или скомбинировать наиболее удачную модель, сделать образцы и, разослав их всем известным кадзи, обязать их выпускать точно такие. Полученные образцы назвать табельными и вооружить этим оружием постоянную армию самураев. Собственно, так и поступили в Европе, как только там появились регулярные армии. Это упростило процесс вооружения, удешевило снабжение и, в конце концов, дало возможность держать сам процесс вооружения в крепких руках центральной власти. И однако же, в Японии ничего такого не произошло до тех пор, пока военное сословие в 1876 г. не было приравнено к остальным, а атрибуты их высокого положения — пара мечей, с которыми они не расставались, были запрещены. Ладно, пусть существует 11 основных форм полос японских мечей, 6 видов их изгибов, 12 видов оформления острия клинка, 7 видов сечения и 6 видов обуха. В конце концов, все это на виду и впрямую влияет на рабочие качества клинка. Но — 6 видов формы хвостовика и 10 видов его торца, не говоря уже о 20 основных видах насечки на этих же хвостовиках. А ведь кроме этого существуют и промежуточные формы! Зачем все это, если всаженный в рукоятку хвостовик вообще не виден, за исключением тех редких моментов, когда рукоятка снимается, и на темном от времени хвостовике с восторгом разбираются знаки, оставленные мастерами?

Может быть, вопрос такого многообразия прояснит высказывание человека, близкого к художественному миру, а ведь мы уже пришли к выводу, что японские ремесленники целиком отдающиеся своему делу — художники. Главный куратор Государственного музея современного искусства в Токио Масами Сираиси сказал: «…еще одной важной отличительной чертой японского прикладного искусства является умышленное нанесение повреждений. Путем разрушения правильных форм, таких, как круг или квадрат, за совершенством которых прячется красота, открывают красоту, недоступную для разума».