Вот – мяч точно пошел в центр поля, а никто там даже не почесался. Только Антон шевельнулся, но ему было не достать. Дура она была, когда послала мяч в сторону Верещагина. Он прыгучий, отовсюду достанет, и двигается всегда в сторону мяча. Может, тоже просчитывает? Не, не может, он же не Близнец!

Они отыграли получасовую игру, до головокружения меняясь местами, потому что под конец мячи слишком часто стали падать на пол и пролетать мимо рук.

– Все, отбой! – последний раз свистнул Пингвин. Лена перекинула мяч Миле, та привычно прочеканила его несколько раз… а дальше…

А дальше произошло неожиданное. Мила мягко поймала мяч в ладони, быстро подняла голову и увидела, как стоящие ближе к выходу ребята потянулись в раздевалку. Антон как раз проходил мимо двери в тренерскую, и вполне логично было перебросить мяч ему, чтобы он оставил его за порогом.

– Верещагин! Баркас, лови! – крикнула Мила и послала мяч через все поле.

Или она сначала кинула мяч, а потом крикнула?

Верещагин отреагировал сразу. Он выпрямился, подался чуть назад, чтобы скорректировать момент встречи с мячом, локтем удачно врезал плетущемуся следом за ним Белову в живот, отчего Леха согнулся, попятился и свалился на лавку. На самый край. Лавка встала дыбом. Белов взмахнул рукой, пытаясь удержать равновесие, и вцепился в сетку, которой были занавешены окна. Всегда прочная сетка, выдержавшая не одно поколение скалолазов, затрещала, верхний крепеж взвизгнул, и вся сложная конструкция карниза одним углом полетела вниз. Другой ее край ударился в потолок, прочертил на нем глубокую борозду и застрял. Упавший край карниза ударил по подоконнику, от чего экран, закрывающий высокие батареи, треснул, из-под него посыпались килограммовые гантели.

Девчонки брызнули во все стороны, визг перекрыл грохот железа. Пингвин сквозь весь этот бардак пробивался к приклеенному от страха к лавке Белову. Лена висела на плече у Милы и пыталась докричаться до нее через шум. Но Кудряшовой никакие слова были не нужны. Она смотрела на Антона. Он стоял среди этого апокалипсиса с мячом в руках целый и невредимый.

– Вот, блин, везунчик, – прошептала Лена. После такого шума громко говорить было страшно.

«Везунчик…» – толкнулось в голове Милы, и она медленно пошла из зала.

«Близнецы физически выносливы, но переутомление в сочетании со скукой вызывают резкое ухудшение состояния их здоровья. Близнецы – знак воздуха, поэтому они легки в общении и делах, легко сходятся с людьми. В общении требовательны, особенно щепетильны относительно пунктуальности, хотя сами к себе с такой же требовательностью не подходят. Чаще всего начитанны, а если не начитанны, то «наслышаны», по крайней мере, обо всем имеют свое мнение».

Далеко уйти Мила не успела. Ребята бросились разгребать завал и вытаскивать из-под сетки таращившего глаза Белова. Посреди суеты только два человека оставались спокойными. Мила, потому что Белов сам был виноват, нечего было граблями размахивать, и Верещагин, даже не подумавший двинуться в сторону друга. Он стоял в сторонке, крутил в руках мяч, делая вид, что его вообще здесь нет.

– Вот Белов дал! – хихикала вернувшаяся с разбора завала Лена. – Ты слышала? Он говорит, что его сглазили. Что он сегодня уже подвернул ногу, выбил палец на руке, а тут еще эта сетка…

– Фигня этот ваш волейбол, – вздохнула Мила. Казалось, возбужденного рассказа подруги она не слышала. – Сплошные душевные травмы.

Лена застыла, открыв рот. Подруга удивляла ее способностями иногда ввернуть какое-нибудь словечко, после чего оставалось только хлопать глазами да переваривать услышанное.

– Тебя, чего, штангой задело? – забеспокоилась она.

– Задело, что Верещагин не пострадал, – буркнула Мила, продолжая свой путь к раздевалке. – Да и вообще – надоело все! Куда ты журнал с гороскопом дела? – без перехода спросила она.

– В портфеле лежит, – пробормотала Лена, вынужденная идти следом за Кудряшовой. Если Мила спросила про журнал, то лучше ей его сразу дать, а то ведь подруга может и весь рюкзак перетряхнуть, ищи потом рассыпанные по дну ручки и ластики. Мила такая, Мила может…

А Кудряшова мысленно мчалась вперед, почти построив в уме сложную цепочку событий, которые наверняка докажут, что Верещагин кто угодно, только не Близнец. Но на ее пути снова встала Вера Лисичкина.

– Милая Мила Пингвину вредила, – противным голосом проблеяла она. – Ты чего зал крушишь?

Мила дернула плечом – к разрушению зала она не имела никакого отношения. Она уже собралась пройти мимо, когда в голову ей пришла гениальная идея.

– Послушай, Лис! – схватила она Веру за руку и поволокла к раздевалке. – Ты же с Чуей сидишь? Стрельни у нее диск на денек. Ну, тот, что она Петьке принесла. А я завтра верну.

– Как и мою тетрадку? – Лисичкина попыталась высвободиться из крепкого захвата одноклассницы.

– Ой, да принесу я тебе тетрадку, – Мила сделала невинное лицо, как будто впервые о чем-то забыла. – Ой, подумаешь, ерунда какая! Сейчас метнусь домой и принесу. А ты попроси диск, ладно?

Дождавшись утвердительного кивка, Кудряшова скатилась вниз по лестнице. До начала урока осталось десять минут. Если очень поторопиться, то она успеет на занятия без задержки. Но даже если она и опоздает, ничего страшного не будет. Подумаешь, учитель выплеснет на нее свою негативную энергию. Поругается и успокоится. У учителей работа такая – сердиться.

Пока шла по улице, вспомнила, что так и не взяла журнал у Замятиной. Что же там такого могло быть написано, что подходило и ей, и Верещагину? Они же такие разные – что хорошо ей, то смерть для него, а что хорошо ему, точно не подойдет ей. Она, вон, правит третьим домом. А он чем правит? Малахольным Беловым?

Кстати, о правлении. Она попыталась вернуться к своей брошенной посередине поля героине, но правильного настроя не было, герои казались картонными и не спешили оживать.

Мила вздохнула и впервые за сегодняшний день огляделась вокруг. Погода была замечательная. Из-за вечных туч наконец-то выглянуло солнышко, оглушительно зачирикали воробьи, и весна уже недвусмысленно дала понять, что она пришла, что пора выбираться из спячки.

Кудряшова и выбралась. Выпрямилась, расправила плечи, подняла лицо к небу. Солнечный свет пробивался даже сквозь веки и бежал дальше по телу, наполняя Милу приятным теплом.

Она правитель третьего дома! Она Королева! И этот мир ей подчиняется.

Сердце глухо стукнулось в груди, Мила глубоко вдохнула. Пришла пора провести ревизию своих владений. Так, справа почерневший снег, слева ржавый забор, впереди улица и фонарный столб.

Над фонарным столбом стояло еле заметное мерцание.

Улыбка сбежала с лица. Мила несколько раз моргнула. Свечение осталось. Поискала глазами, кто мог бы подтвердить этот невероятный факт. Но вокруг, как назло, никого не было. Словно никому было неинтересно полюбоваться на такое невероятное природное явление. Тогда она снова покосилась на солнце – вроде не слишком яркое, поэтому напечь макушку да еще сквозь берет не могло – и снова глянула на столб.

Он сиял. Слабое свечение шло от него во все стороны, повторяя причудливые изгибы незамысловатой бетонной конструкции.

«Ой, мамочки! – ахнула Мила. – Неужели инопланетяне?»

Она, как загипнотизированная, двинулась к столбу, и свет вокруг него стал медленно гаснуть.

«Дурдом», – в сердцах решила Мила, теперь уже пятясь прочь от столба. На душе стало нехорошо. Завтрак толкнулся в желудке, напоминая: если что, он может и выйти.

По телу пробежал озноб. Мила плотнее запахнула куртку и побежала к дому, стараясь больше ни на что не отвлекаться – ни на воробьев, ни на ручьи, ни на солнечные блики в лужах.

Дома ей стало еще хуже – голова гудела, по комнате плясали цветные пятна, стало тяжело дышать. Она легла на кровать, подтянула под живот подушку и закуталась с головой в одеяло. Перед глазами стояло ослепительное сияние, теперь оно было не только вокруг столба, но и вокруг всех предметов. Сияние летело по воздуху, как рой пчел. И гудело. Настойчиво, противно.