– Это верное решение, – согласился Эдгар. – Он сильно закомплексован, и тебе лучше поговорить с ним без свидетелей. До свидания. Если я буду нужен, можешь мне позвонить.

Дронго кивнул Потапову.

– Завтра суббота, – напомнил он, – и у нас с вами очень плотный график. Нужно будет побеседовать с некоторыми интересующими меня людьми. Дайте мне номер вашего мобильного телефона.

Потапов назвал номер, уверенный, что Дронго наверняка запомнит все семь цифр. Дронго повторил номер и напомнил:

– Жду вас утром, в десять часов. До свидания.

Подходя к машине Олега, он обратил внимание на серую «Ауди», стоявшую рядом с домом. В роскошном салоне автомобиля сидел молодой водитель и дремал в ожидании хозяйки.

«Для „бессребреника“ машина слишком хороша», – подумал Дронго, усаживаясь в синий «Пежо» Глушкова-младшего.

Автомобиль выехал за ворота. Охранники внимательно оглядели обоих мужчин, выезжавших из дачного поселка. Вместо одного охранника, как это было обычно, у ворот стояло несколько человек. Числов, узнав Дронго, кивнул ему и приказал пропустить машину. Дронго оглянулся. Следом за ними выезжал темный «Ниссан». Когда они выехали наконец на трассу, Дронго спросил:

– Алла – ваша старшая сестра?

– Да, – ответил Олег, – она работает в Стокгольме, в представительстве нашей внешнеторговой компании. Они с мужем живут там уже два года.

– У вас с ней хорошие отношения?

– Нормальные, – ответил Глушков.

– А с мачехой?

«Нельзя задавать ему подобные вопросы», – подумал Дронго, когда машина чуть вильнула в сторону. Олег реагировал слишком нервно.

– Тоже нормальные, – сказал он несколько напряженным голосом.

– Вы были против женитьбы вашего отца?

Олег посмотрел на него.

– Смотрите на дорогу, – посоветовал Дронго.

– Да, – сказал Олег, – мы были против. И я, и сестра. Отцу было уже за пятьдесят, когда он встретил Веронику Андреевну. Вы, наверное, знаете, что у нее было два неудачных замужества. Первый муж попал в тюрьму, второй сбежал в Чехию. Это вам о чем-нибудь говорит?

– О ее сложной судьбе.

– Вы смеетесь? – мрачно осведомился Олег. – Неужели вы ничего не понимаете? Отец уже тогда был известным человеком. Вице-премьер правительства, академик, профессор, директор института. Вы слышали, как она говорила о своей жизни? Еще смеет утверждать, что ей ничего не досталось. Все деньги отца, все его связи, знакомства, ценности – все теперь достанется этой особе… Скажите, а как делится наследство, вы не в курсе? Вы ведь, видимо, юрист по образованию?

– Боюсь, что не смогу вас обрадовать, – признался Дронго. – Насколько я помню наследственное право, вам вряд ли что-нибудь перепадет от наследства отца. Если нет завещания, то все имущество делится между супругой и несовершеннолетними детьми, которые считаются наследниками первой очереди. При этом раньше половина наследства отходила супруге, а вторую половину делили между женой и детьми…

– Значит, выходит, что жена получает больше половины? – Олег был явно раздражен. Видимо, этот вопрос волновал его больше других. – А если она нигде не работает?

– Мне представляется это правильным, – заметил Дронго. – Ведь совместно нажитое имущество делится между супругами независимо от того, кто из них работает. Половина наследства – это ее законная доля. А оставшаяся половина делится между другими наследниками. Но должен вас огорчить. Вам ничего не достанется в любом случае. Совершеннолетние дети не являются бесспорными наследниками. И все имущество вашего отца отойдет Веронике Андреевне, если нет нотариально заверенного завещания.

– Мы подадим в суд, – покрылся красными пятнами Олег. – Так нельзя! Это неправильно, нечестно.

– Обсудите этот вопрос со своими адвокатами, – посоветовал Дронго. – Когда в последний раз вы разговаривали с отцом?

– Что? – переспросил Олег.

Он, очевидно, был еще занят мыслями о наследстве.

– Когда в последний раз вы разговаривали с отцом? – терпеливо переспросил Дронго.

– Вчера… Нет, позавчера.

Олег смутился, поправил очки. Было заметно, что он нервничает.

– Вы не могли бы вспомнить точнее? – настойчиво попросил Дронго, не сводя тяжелого взгляда с собеседника.

Олег покачал головой.

– Вчера, – тяжело вздохнул он, – вчера вечером. Только сотрудникам прокуратуры я сказал, что разговаривал позавчера. Испугался и почему-то соврал.

Дронго рассчитал правильно. Глушкову-младшему было трудно одновременно вести машину, размышлять о возможном наследстве и отвечать на вопросы, пытаясь при этом соврать.

– Почему вы их обманули? – строго спросил Дронго.

– Не хотел им ничего рассказывать, – признался Олег. – Мы вчера поспорили с отцом. Даже не поспорили… Ему не нравились мои планы. Ну, в общем, он их не одобрял. А мне нужны были деньги. И я попросил его меня поддержать. Но он отказал. Вот, собственно, и все.

– Какие планы? – спросил Дронго.

– Мы закупаем продукты, – пояснил Олег. – Вкладываем деньги и вместе с друзьями закупаем продукты в Германии и Польше. А потом ввозим их в страну.

– И почему он был против? Насколько я знаю, академик Глушков был ярым рыночником.

– Не знаю. Но ему не нравился наш бизнес. И он мне об этом часто говорил.

– В котором часу вы с ним разговаривали?

– Примерно в восемь – в половине девятого. Он сказал, что не хочет меня слушать, и положил трубку. Больше мы с ним не общались. Сейчас даже вспоминать не хочется, так обидно. Как вы думаете, а личные вещи нашей матери тоже достанутся этой женщине?

– Вас это волнует больше всего, – заметил Дронго.

– Мне обидно, что все достанется ей. Вы ведь понимаете, что она его совсем не любила. После смерти матери он чувствовал себя одиноким, и она воспользовалась обстоятельствами. Ему было чуть больше пятидесяти…

– Тогда вам нужно винить только себя, – строго сказал Дронго. – Не нужно было оставлять его одного. Ваша сестра и вы могли быть более внимательными к своему отцу.

– Вы ничего не знаете, – вздохнул Олег. – Это был очень сложный человек.

– У него были враги?

– Думаю, были. Некоторые его очень резко критиковали. И когда он первый раз был в правительстве, и потом, когда согласился на второй срок. Шутил, что стал «рецидивистом» в правительстве, согласившись на «второй срок». Но тогда он ушел из правительства довольно быстро. Как раз перед дефолтом. Он сам подал прошение об отставке. Тогда все газеты об этом писали и очень его критиковали. А через несколько месяцев выяснилось, что он был прав.

– Из-за этого его вряд ли могли убить. А не было ли это самоубийством? Как вы думаете, он мог покончить с собой?

– Нет, – ответил Олег, – ни в коем случае. Когда вчера вечером мы с ним разговаривали, я бы обязательно что-то почувствовал. Нет-нет. Это было убийство… А вы так не считаете?

– Пока не знаю, – признался Дронго. – Он был выше вас ростом?

– Да. Он был крупным мужчиной.

– В таком случае убийца очень рисковал, подойдя так близко к вашему отцу. Или, может быть, убийцей был кто-то из ваших знакомых?

– Среди наших знакомых нет таких людей, – сказал Олег, краснея и нервно поправляя очки.

– У него был пистолет?

– Вы тоже допускаете, что он мог застрелиться? – Олег нахмурился. – Все ищут пистолет, как будто оружие стреляет само по себе. Искать нужно убийцу, который выстрелил из пистолета. Но у моего отца никогда не было такого оружия. У нас есть два ружья, они находятся дома, и, насколько я знаю, он уже года три ими не пользовался. Хотя раньше часто ездил на охоту. Но пистолета у него никогда не было. Это абсолютно точно.

– У вас были сложные отношения с мачехой? Извините, что я вас спрашиваю, но мне нужно понять обстановку внутри вашей семьи.

– Непростые, – признался Олег. – Мы ее не очень принимали. И поэтому и я, и сестра редко приезжали в Жуковку. Правда, и Вероника Андреевна не очень любила здесь появляться. Ее почему-то оскорбляла обстановка государственной дачи. Она считала, что отец должен иметь собственную дачу. Но свою дачу он отдал мне, когда решил переехать в Жуковку. Еще во время своего первого назначения. А дачу за ним сохранили – он ведь был академиком. И потом, ему здесь было гораздо удобнее. По понедельникам сюда приезжала домработница, которая готовила еду и убирала дачу.