3. Я обещал военкору работу на ТВ и деньги 140 USD в неделю. Пока взял на себя, но это для дела, и предлагаю отнести на счет штаба, а то херня получается.

4. Я обещал волонтеру 4 компа для детей, тоже надо отнести на счет штаба, все равно их здесь ни хера не найти, надо забрасывать с Большой Воды.

5. На «Сито–4» нет гражданского врача (убили), только фельдшер (он ни хера не умеет), а мой военврач это мой военврач. Гражданский врач нужен обязательно.

6. Я с лидером миссии загребся, заберите ее отсюда на хер, а то я ее травмирую от нервов.

7. Я думаю, сюда еще придут за НЗ, уже по–взрослому на бронетехнике, а у меня ни хера, кроме тюберов и трещеток, пришлите что–нибудь серьезное, хотя бы спиттеры, штук 20».

В 7:45 утра пришел ответ: 16 листов, с подробной инструкцией, в конце которой была приписка шеф–команданте: «Молодец, отлично сработал, но замечание за стиль. Что у тебя все хер, да хер? Свободная форма — не повод разводить сральню в рапорте».

В 8:30, на смешном самолетике, разрисованном эмблемами IDEM — «International Deep Ecology Movement» (три танцующих разноцветных человеческих фигурки под цветком подсолнечника в качестве солнышка) прилетел кэп Алонсо. Норвежский философ Арне Нэсс, основавший в 1973 прекрасное, но наивное движение «Глубокая экология», даже предположить бы не мог, что из–за сходства аббревиатуры с INDEMI, его идея окажется востребована, как удобная «маска» для меганезийской разведки в Центральной Африке.

Капитан — «эколог» спокойно выслушал грубые стоэтажные ругательства старлея в адрес составителей инструкции и, со словами: «я тебе сейчас подниму настроение», открыл фальшивый навесной топливный бак, внутри которого оказались четыре стоящих в ряд одинаковых пластмассовых ящика без маркировки.

— Y una polla! – радостно воскликнул Хена, — никак, это спиттеры.

— Ага. Правда, ты просил 20, я привез только 4, но это все, что было у меня в резерве. На шеф–базу в ближайшие два дня не надейся. Ты в курсе свежих политических новостей?

— Мне, по ходу, не до того было, — буркнул старлей.

— Так вот, я тебе докладываю: мозамбикцы накрыли нашу шеф–базу. Эта жирная сволочь, Мокомо Бонки, решил, что достаточно нажил на взятках, и сдал нас контрразведке. Есть подозрение, что так было задумано с самого начала. Короче, вчера у нашего островка… Точнее, у их островка, который мы юзали, нарисовалась половина мозамбикского флота. Дюжина ракетных катеров, четыре эсминца и один старый авианосец, года 1980, еще из советских поставок. Нам вот так хватило (Алонсо провел ладонью на уровне носа).

— Как же вы их прошляпили? – спросил Хена.

— Так они хитрые: объявили, что флотилия идет из Накалапу охотиться за сомалийскими пиратами. Мы купились, а они завернули к нам по дороге.

— Чистая работа, — хмуро пробурчал старлей, — И чего теперь?

Алонсо пожал плечами.

— Да ничего. Ком–базы с их полковником контрразведки часа три пили ром и болтали про дружбу народов, африканский народный социализм, и новый курс партии FRELIMO. А в остатке вышло, что нас оттуда вышибли, да еще взяли выкуп.

— Много? – спросил Хена.

— Гуманно, — ответил кэп, — Полста тысяч автоматов «spagi» — для дела социализма и пять патрульных флаек «Aquarato». Флайки ком–базы им сам предложил – в обмен на три дня отсрочки и на воздушный коридор через Мозамбик на эти 3 дня. Они на слово поверили, что мы не кинем с пушками и флайками – у нас хороший имидж на африканском рынке. Короче, нормально разошлись. По–братски, можно сказать.

— А кто мне теперь по–братски будет делать заброски? – поинтересовался старлей.

— Не вибрируй, — сказал Алонсо, — Все будет ОК. За ящик рома их контрразведка дала нам наколку, где приземлиться. Шеф–база теперь будет… Короче, тебе ребята расскажут, а у меня цейтнот. Давай сюда свои трофеи, и я полетел. В смысле, все, кроме контейнеров с героином – они пусть полежат, где были. Только код поменяй, на всякий случай.

— Да на хрена они мне здесь?!

— Это не ко мне. Начальство распорядилось. А знаешь, что самое ценное в твоей добыче?

— Героин. Что же еще?

— Вот фиг ты угадал. Самое ценное – это ID американской журналистки с глазами.

— С какими, на хер, глазами.

— По ходу, с ее глазами, — уточнил кэп, — Ну, те две круглые фигни в пакете с солью…

— Joder! – пробормотал Хена, — Это за что ее так?

— За деньги, за что же еще. Отсюда до озера Ниика – рукой подать. На другом берегу – Танзания. Там, в Мвамана перекупщики дают за гри–гри из человеческих глаз триста баксов, а потом в Дар–эс–Саламе толкают это дело туристам за полторы тысячи. Типа, сувенир. Народные промыслы.

— Вот, срань какая… — уныло сказал старлей, вспомнив симпатичное женское лицо на репортерском ID, — … Не знаешь, у нее остался кто–нибудь?

— Остался, — лаконично проинформировал Алонсо, и протянул ему сложенную вдвое распечатку с портативного принтера.

Хенаоиофо Тотакиа прочел и с досадой ударил себя кулаком по колену.

— Блядь! Пиздец! Ну когда это прекратится!?

— Как будто, ты сам не знаешь, — ответил кэп, — Вот когда мы его прекратим, тогда оно и прекратится. Не раньше. А что тебя удивило? Изнанка планеты, хули тут.

— Изнанка… — проворчал старлей, … — Слушай, кэп, забери этих двух девчонок, а? Ну, Эстер и мисс Ренселлер. У тебя во флайке как раз есть место.

— Так, инструкция, — мягко напомнил Алонсо.

— Эта инструкция – херня! Какая физзащита, если я послезавтра выдвигаюсь на юг?

— На счет юга — это еще бабушка надвое сказала, — заметил кэп.

— Есть новые вводные? – настороженно спросил Хена

Алонсо чуть заметно пожал плечами. В смысле, вводные–то есть, но вот старлею об этом пока сообщать не велено. Секретность. Такие дела…

…

За следующие сутки Хена узнал, что такое настоящее занудство. Оно было дано ему в непосредственных визуальных и звуковых ощущениях, и звалось Мэрлин Ренселер. В инструкции значилось: «Обеспечить миссии Всемирной Лиги Католической Помощи при Международном Обществе Красного Креста физическую защиту, оказать разумное содействие, и проявить доброжелательность». Иначе говоря, у INDEMI были какие–то виды на этих экзальтированных кретинов. Старлей четко исполнял два первых пункта приказа, но (да будут свидетелями Мауи и Пеле, держащие мир) третий пункт он был психологически не в состоянии выполнить. Это видели все, и искренне сочувствовали. Гишо, старшина местной милиции (в общем, не злой дядька), после обеда тихо шепнул: «Команданте Хена, хочешь, я стукну эту дуру по башке? Я про нее приказов не получал, мне можно». Старлей поблагодарил доброго милиционера за дельное предложение, но отказался из–за первого пункта приказа. Вот парадокс: мисс Ренселер руководствовалась самыми добрыми намерениями, но из–за некой особой формы идиотизма, свойственной работникам гуманитарно–религиозных миссий, эти намерения, будучи реализованными, как правило, приносили одни неприятности. Ну, вот, опять…

— Мистер Хена, необходимо провести обеззараживание воды.

— Где именно, мисс Ренселер?

— В колодцах, разумеется. Ведь люди берут питьевую воду оттуда.

— И в чем должна состоять моя помощь?

— У вас есть обеззараживающий препарат для воды, не так ли?

— Да. «Биофин». Он входит в состав индивидуальной армейской аптечки.

— Тогда дайте мне, пожалуйста, то количество этого препарата, которое необходимо для обеззараживания воды в двадцати восьми колодцах.

— Мисс Ренселлер, биофин предназначен для кружки, а не для колодца.

— Но ведь вода и там, и там, — возразила она, — Значит, для колодца он тоже подойдет.

— Я в этом не уверен. Кроме того, у нас нет в наличии такого количества биофина.

— А вас не затруднит связаться с вашим начальством и выяснить два вопроса…

У старлея в кармане запищал сателлофон.

— Извините, мисс Ренселлер… — сказал он, вынимая трубку, — … Шрек на связи.

— Шрек это Мадагаскар! Как слышишь?