Тогда я отчетливо поняла, что мне следует сделать. Он был моим сыном. Я дала ему жизнь. Я несу ответственность за него. Он убил одну женщину и теперь собирался погубить душу другой! Я зашла в комнату мистера Уилсона и взяла пузырек с таблетками. Как-то раз он со смехом заметил, что их там достаточно, чтобы убить человека. Потом я пошла в кабинет и открыла большую коробку шоколадных конфет, которая всегда стояла на столике. Сначала я по ошибке открыла новую коробку. А старая также лежала на столе. В ней оставалась только одна конфета. Это упрощало дело. Никто не ел эти конфеты, кроме моего сына и Вирджинии. Но ее в тот вечер я увела с собой. Все вышло так, как я задумала… – Она помолчала немного, закрыв глаза, затем добавила: – Месье Пуаро, я в ваших руках. Врачи говорят, что мне осталось недолго жить. Я охотно отвечу за свои действия перед милосердным Богом. Должна ли я также ответить за них на земле?»

Я пребывал в сомнении.

«Но, мадам, я нашел пустой пузырек, – возразил я, чтобы выиграть время. – Как он мог попасть в дом месье де Сент-Алара?»

«Когда он зашел проститься со мной, месье, я незаметно сунула пузырек ему в карман. Я просто не представляла, как мне избавиться от него. Я так ослабела, что почти не могу передвигаться без посторонней помощи, а если бы пустой пузырек нашли в моей комнате, то это могло бы вызвать ненужные подозрения. Вы же понимаете, – она гордо выпрямилась в кресле, – что у меня не было ни малейшего желания подставить под удар месье де Сент-Алара! Я и помыслить об этом не могла. Просто я подумала, что его слуга обнаружит в его кармане пустой пузырек и выбросит его».

Я опустил голову.

«Я понимаю вас, мадам», – сказал я.

«И каково ваше решение, месье?»

Ее решительный голос не дрогнул, она сидела, как обычно, с высоко поднятой головой.

Я встал с кресла.

«Мадам, – сказал я, – позвольте мне пожелать вам всего наилучшего. Я провел расследование… но ничего не обнаружил! Дело закрыто».

Пуаро немного помолчал, затем тихо добавил:

– Она умерла через неделю. Мадемуазель Вирджиния выдержала испытания послушничества и постриглась в монахини. Вот, мой друг, и вся история. Должен признать, что я сыграл в ней не лучшую роль.

– Но едва ли это можно назвать провалом, – запротестовал я. – Что еще вы могли подумать при данных обстоятельствах?

– Ah, sacré, mon ami![44] – воскликнул Пуаро, внезапно оживляясь. – Неужели вы не понимаете? Ведь я вел себя как троекратный болван! Мои серые клеточки – они просто не работали! Доказательства все время были в моем распоряжении.

– Какие доказательства?

– Коробка конфет! Разве вы не понимаете? Мог ли человек с нормальным зрением допустить такую ошибку? Я знал, что мадам Дерулар страдала от катаракты… об этом мне поведали капли атропина. Она была единственным человеком во всем доме, который по слепоте своей мог перепутать крышки у коробок. Ведь изначально именно коробка конфет навела меня на след, однако в итоге я не сумел сделать правильные выводы.

Мой психологический расчет был также ошибочен. Если бы месье де Сент-Алар был преступником, то он первым делом должен был выкинуть обличающий его пузырек. Обнаружив его, я мог бы сразу сделать вывод о невиновности де Сент-Алара, ведь я уже узнал от мадемуазель Вирджинии, что он был рассеянным человеком. В общем и целом я рассказал вам о своем самом неудачном деле. Только с вами я и могу поделиться этой историей. Вы понимаете, что я выглядел тогда не в лучшем свете. Старая леди на редкость просто и ловко совершает преступление, а я, Эркюль Пуаро, пребываю в полнейшем заблуждении. Sapristi![45] Мне невыносимо даже думать об этом! Забудьте эту историю. Или нет… лучше запомните ее, и если вам покажется в какой-то момент, что я чересчур самодоволен… хотя это маловероятно, но все-таки возможно…

Я спрятал улыбку.

– …Хорошо, мой друг, вы скажете мне: «Коробка конфет». Договорились?

– Ладно, идет!

– В конце концов, – задумчиво сказал Пуаро, – это был некий полезный опыт! И я, кто, безусловно, обладает острейшим в Европе умом, могу позволить себе быть великодушным.

– Коробка конфет, – тихо пробормотал я.

– Pardon, mon ami?[46]

Подавшись вперед, Пуаро заинтересованно смотрел на меня, и мое сердце растаяло при виде его невиннейшего лица. Мне не раз приходилось страдать от его замечаний, но я тоже, хотя и не претендуя на звание острейшего ума Европы, мог позволить себе быть великодушным!

– Ничего, – решительно сказал я и, пряча улыбку, раскурил очередную трубку.

Письмо доставил посыльный. Читая его, Пуаро все больше мрачнел. Дав краткий ответ, он отпустил посыльного и потом повернулся ко мне:

– Живо пакуем чемоданы, мой друг. Мы отправляемся в Шарплес.

Я вздрогнул при упоминании о загородном имении лорда Эллоуэя. Глава недавно сформированного министерства обороны, Эллоуэй был выдающимся членом Кабинета министров. Как и сэр Ральф Куртис, глава огромной машиностроительной фирмы, он приобрел известность в палате общин, и теперь о нем открыто говорили как о многообещающем политике, которого, по всей вероятности, попросят сформировать новый кабинет, если печальные слухи о здоровье мистера Дэвида Макдама окажутся достоверными.

Внизу нас дожидался шикарный «Роллс-Ройс», и, когда мы нырнули в его темную кабину, я пристал к Пуаро с расспросами.

– Чего ради они сорвали нас с места почти в полночь? – удивленно спросил я.

Пуаро в недоумении покачал головой.

– Вне всякого сомнения, по какому-то срочному делу.

– Мне помнится, – заметил я, – что несколько лет тому назад ходили какие-то отвратительные слухи о Ральфе Куртисе, так как он оказался, насколько мне известно, замешанным в махинациях с акциями. В конце концов его полностью оправдали; но, может быть, нечто в таком же роде возникло снова?

– Едва ли, тогда ему не понадобилось бы посылать за мной посреди ночи, мой друг.

Я вынужден был согласиться, и остаток дороги мы провели в молчании. Как только мы выехали из Лондона, наш автомобиль резво рванул вперед, и мы прибыли в Шарплес во втором часу ночи.

Дворецкий с важным видом немедленно провел нас в маленький кабинет лорда Эллоуэя. Тот приветливо поздоровался – это был высокий, худощавый мужчина, казалось, просто излучающий энергию и жизненную силу.

– Месье Пуаро, как я рад видеть вас. Вот уже второй раз правительству требуются ваши услуги. Я отлично помню, что вы сделали для нас во время войны, когда было совершено то чудовищное похищение премьер-министра. Ваши великолепные дедуктивные способности… и, я бы добавил, ваши сдержанность и осмотрительность… спасли ситуацию.

Пуаро блеснул глазами.

– Должен ли я сделать вывод, милорд, что данный случай также требует сдержанности и осмотрительности?

– Несомненно. Сэр Гарри и я… о, позвольте мне вас представить… Адмирал сэр Гарри Уэрдэйл, наш первый лорд адмиралтейства… месье Пуаро и… по-моему, я вижу капитана…

– …Гастингса, – подсказал я.

– Я много слышал о вас, месье Пуаро, – сказал сэр Гарри, обмениваясь с ним рукопожатием. – Случилось нечто совершенно непостижимое, и, если вы сможете разгадать эту загадку, мы будем вам крайне признательны.

Лорд адмиралтейства мне сразу же понравился – коренастый, грубовато-добродушный моряк отличной старой закалки.

Пуаро пытливо посматривал на обоих политиков, и наконец Эллоуэй приступил к рассказу:

– Конечно, вы понимаете, месье Пуаро, что вся эта информация строго конфиденциальна. У нас пропали особо важные документы. Украдены чертежи новой субмарины типа Z.

– Когда вы обнаружили пропажу?

– Сегодня вечером… менее трех часов назад. Вероятно, вы можете оценить, месье Пуаро, всю значимость происшествия. Главное, чтобы известие об этой пропаже не получило огласки. Я по возможности коротко изложу вам факты. На этот уик-энд ко мне в гости приехали адмирал с женой и сыном и миссис Конрад, дама, известная в лондонском обществе. Дамы рано удалились спать… около десяти часов, так же как и мистер Леонард Уэрдэйл. Сэр Гарри прибыл сюда для того, чтобы обсудить со мной конструкцию нового типа субмарины. В соответствии с этим я попросил мистера Фицроу, моего секретаря, достать чертежи из углового сейфа и разложить их на моем столе наряду с другими документами, имеющими отношение к рассматриваемому вопросу. Пока он подготавливал документы, мы с адмиралом прогуливались взад-вперед по балкону, дымя сигарами и наслаждаясь теплым июньским вечером. Закончив беседу и докурив сигары, мы решили заняться делами. Мы были далеко от дверей и повернули обратно, и тут мне показа-лось, что я смутно увидел какую-то темную фигуру, выскользнувшую из этих самых балконных дверей, – она пересекла балкон и исчезла. Однако тогда я почти не обратил внимания на это событие. Я знал, что Фицроу должен быть в кабинете, и мне даже в голову не пришла возможность какой-то кражи. Разумеется, теперь я ругаю себя за это. Итак, мы вернулись тем же путем, по балкону, в комнату в тот самый момент, когда Фицроу вошел в нее из коридора.