– Прошу прощения, – пробормотала она, безуспешно стараясь улыбнуться. – У меня неотложные дела. Не возражаете, если я вас покину? – Она скорее почувствовала, чем увидела, что Джеффри устремляет на нее горячий не то молящий, не то укоризненный взгляд. Вся сжалась внутри, повернулась к Франсине, пробормотала «всего доброго» и, не дожидаясь, что ответит управляющий, пошла как только могла быстро в спасительную тишь кабинета.

Они познакомились в День святого Патрика в Дублине.

За несколько месяцев до этого Роберта, выпускница колледжа, объявила домашним, что жаждет побывать в Европе. Мартин хотел, чтобы она продолжила учебу и пошла в магистратуру. Роберта же мечтала доказать ему, но прежде всего себе, что стала достаточно взрослой и умеет приспосабливаться к иной жизни, сходиться с людьми других культур. Ей не терпелось собственными глазами взглянуть на крепость Суоменлинна, Букингемский дворец и Дублинский замок. Провести Ночь костров с Вивьен в Лондоне, встретить Новый год в лапландском Рованиеми, а в День святого Патрика посходить с ума с настоящими ирландцами. Новые друзья и увлечения, знакомство с чудесами, известными лишь по книгам и телепередачам, – желание претворить мечту в жизнь заявляло о себе столь требовательно, что не удовлетворить его было никак нельзя.

Приехав в Дублин ранней весной, она в первый же день отнесла резюме в кадровое агентство, что занималось подбором временного персонала, а в начале следующей недели вышла на работу в издательство вместо секретарши, у которой начался двухмесячный отпуск, и вскоре сдружилась с помощницей редактора Элен Маккинли. В День святого Патрика Элен зашла за Робертой с друзьями и вся компания отправилась на костюмированный парад. В разгар праздника к ним подключились литераторы, в том числе и Джеффри О’Брайен.

Роберта уже не раз слышала о нем в издательстве: талантливый, пишет сильно, внятно без туманного многословия и мудреностей, очаровывает с первых строк глубоким пониманием того, о чем толкует. Высказывали и другие мнения: видит-де мир в слишком мрачных красках и даже нудноват. Не привыкшая судить о чем бы то ни было с чужих слов, Роберта успела прочесть первую книгу О’Брайена и даже немного в него влюбиться. Точнее, в главного героя, журналиста, что в августе девяносто восьмого года волей случая оказался в городе Ома и стал свидетелем зверской террористической расправы, перевернувшей его представление о жизни, о человеческой сущности и о том, ради чего мы являемся на свет.

Роберта рисовала себе О’Брайена неулыбчивым, суровым, рано постаревшим мудрецом, что поглядывает на окружающих снисходительно и с осуждением. И ошиблась. Джеффри О’Брайен оказался человеком весьма приятной наружности: крепкого сложения, с густыми русыми волосами, зоркими, все подмечающими и вместе с тем ласковыми глазами и родинкой на левой щеке, что придавала всему его мужественному облику теплоту и душевность.

Вся компания была кто в рыжих, кто в зеленых забавных париках – их в этот день продавали повсюду, – журналистка Кэт Дикинсон нарядилась в одежду и шляпу Леприкона, вымазала лицо зеленой краской, а к запястьям привязала по зеленому воздушному шарику. Смеялись и шутили на каждом шагу.

Роберта с любопытством наблюдала за разгулявшимися литераторами. Большинство были личности яркие и запоминающиеся и не без удовольствия выставляли себя напоказ: щеголяли книжными словечками и выспренними тирадами, демонстративно пили виски прямо из горла, передавая бутылку по кругу, и то и дело отпускали колкости в адрес товарищей по перу, которых, разумеется, не было рядом. С уст же О’Брайена за целый день не слетело ни единого ядовитого словца, а для виски он купил в ближайшем ларьке стаканчики. Один предложил Роберте, второй взял себе, третий протянул Элен, остальные отдал долговязому Эрни, который нес их до ближайшей урны и между делом выбросил. В отличие от приятелей О’Брайен не вливал в себя виски рекой – пил умеренно, почти не пьянел, но веселился не меньше других и с охотой провозглашал тосты.

Роберта была покорена О’Брайеном. Чутье подсказывало ей, что и она ему пришлась по сердцу. Пытливее и чаще, нежели на остальных, и как будто даже с большей мягкостью он смотрел на нее; всякий раз, когда взгляд его серых глаз останавливался на ней, Роберте приходила странная мысль: ближе человека у меня нет во всем Дублине. А может, на земле. Впрочем, сказать наверняка, что он ею заинтересован, было нельзя. Город отдыхал: тут и там разноголосо гомонили и хохотали, играли оркестры и волынки, кто-то свистел, верещали обалдевшие от обилия развлечений дети, мелькали трилистники, национальные флаги, поднимались кружки с пивом. В иные минуты казалось, что каждый влюблен во всех вокруг.

Роберту стал открыто обхаживать двадцативосьмилетний Алекс Кэшер, бывший одноклассник Элен, – невысокий, с довольно симпатичным лицом, на котором, однако, уже лежала печать прожигателя жизни. На комплименты Алекса Роберта отвечала шутками, при всякой удобной возможности отходила от него подальше, а когда он якобы дружески клал руку ей на плечи, тотчас ее убирала.

Вечером в небе вспыхнули разноцветные букеты салюта и начался музыкальный фестиваль.

– Итак, потанцуем! – возгласил захмелевший Эрни, когда компания остановилась на центральной площади рядом с троицей лихо отплясывавших старичков.

Минуту спустя заиграла медленная мелодия, и Эрни, дурачась, схватил за руки Роберту и Алекса, притянул их друг к другу и втолкнул в море бегающих бликов, где кружились парочки. Роберта успела заметить, как Эрни с улыбкой преуспевающей свахи обнимает Джеффри и подводит его к Элен. Через мгновение те присоединились к танцующим.

Алекс что-то без умолку говорил, но она его не слушала; разгоряченные танцоры-старички, продолжая двигаться в том же быстром темпе, выделывали затейливые па, отчего все кругом умирали со смеху, но Роберта всего этого будто не видела. Она смотрела в сторону, притворяясь, что погружена в мысли, сама же краем глаза наблюдала за Элен и Джеффри.

Лицо Элен светилось той особенной радостью, какая приходит лишь с первыми признаками влюбленности. За все время, что Роберта ее знала, она ни разу не видела ее такой взволнованной. Они с Джеффри о чем-то непрерывно говорили – Элен улыбалась и живо кивала. Временами улыбался и Джеффри. Радость Роберты померкла, и праздник мечты вдруг перестал быть праздником.

Едва мелодия закончилась, она убрала руки с плеч Алекса и без слов пошла туда, где остальные из их компании потешались над неугомонными стариками. Дабы не демонстрировать своей печали и надеясь взбодриться, Роберта взяла у Эрни бутылку виски и сделала такой большой глоток, что чуть не захлебнулась. Спиртное лишь обожгло горло, но спасительный хмель не явился. Вложив бутылку в чью-то протянувшуюся из толпы руку и отойдя в сторону, Роберта присела на корточки и с безразличным видом скрестила руки на груди. О чем тотчас пожалела. Отсюда Джеффри и Элен, что продолжали танцевать, были видны еще лучше.

Только не раскисай! – велела себе Роберта, злясь, что не может справиться с собственными чувствами. Да, он вскружил тебе голову и лучше него, пожалуй, нет парня в целом мире, но это вовсе не значит, что и ты кажешься ему самой прекрасной на свете... Он всего лишь смотрел на тебя, несколько раз улыбнулся и спросил: «Ты американка? Если нужен гид по Ирландии, обращайся». Не глупо ли напридумывать себе бог знает что, когда человек просто повел себя как радушный хозяин? Не смешно ли в ничего не значащих улыбках рассмотреть намек на желание сблизиться? Выбрось из головы разный бред! Веселись и танцуй, можно даже пококетничать с Алексом – быстрее забудешь про Джеффри.

Алекс крутился поблизости, но Роберта, не взглянув на него, снова посмотрела на озаренное светом лицо Элен. Сердце, не прислушиваясь к самовнушениям, сжалось от горького отчаяния. Элен, хоть я знаю ее лишь без году неделя, порядочная и честная, упорно продолжала она разговор с собой. И не скрывает, что ищет свою половинку, так почему бы не порадоваться за нее? Я все равно скоро уеду. Если Джеффри больше по вкусу Элен, значит, мне суждено другое и убиваться нет ни малейшего смысла...