«А еще, – добавил он мысленно, – с некоторых пор мне стал нравиться сарказм».

Софи окунула кисточку в зеленый лак и занялась ногтями на другой руке.

– Как ты думаешь, стоит девочке звонить мальчику?

– Конечно, а почему бы нет?

– Бабушка говорит, что девочки, которые сами звонят мальчикам, невоспитанные. Она говорит, что вы с папой никогда не связывались с такими девочками, потому что, когда они вам звонили, она никогда не позволяла вам с ними говорить.

За исключением собственной матери. Ник никогда не встречал таких женщин, которые бы видели только то, что хотели видеть, и ничего больше. Пока Ник и Луи росли, они и без телефона успели попасть во множество переделок. Например, на последнем курсе колледжа Луи сделал одной девушке ребенка. А когда парень-баск делает ребенка доброй католичке, за этим неизбежно следует венчание в соборе Святого Иоанна.

– Твоя бабушка помнит только то, что хочет помнить, – сказал он Софи. – Если ты хочешь поговорить с парнем по телефону, не понимаю, почему бы тебе этого не сделать. Только сначала посоветуйся с папой. – Ник посмотрел, как Софи дует на накрашенные ногти. – А может, тебе стоит поговорить обо всех этих девчоночьих делах с Лайзой? Через неделю она станет твоей мачехой.

Софи замотала головой:

– Лучше я поговорю с тобой.

– Мне казалось, Лайза тебе нравится.

– Она нормальная, но мне больше нравится говорить с тобой. К тому же она поставила меня самой последней в ряду подружек невесты.

– Наверное, потому, что ты меньше всех ростом.

– Может быть. – Софи посмотрела на бутылочку с лаком, потом на Ника. – Хочешь, я и тебе ногти накрашу?

– Ни за что! Когда ты в прошлый раз накрасила, я забыл снять лак, и продавец на бензоколонке посмотрел на меня очень странно.

– Ну пожалуйста…

– Даже не думай об этом, Софи.

Девочка нахмурилась и тщательно завинтила крышку флакончика.

– Я не только последняя в ряду, но мне еще придется стоять рядом сам знаешь с кем.

– С кем?

– С ней. – Софи показала на стену. – С той, которая там.

– С Делейни?

Софи кивнула. Ник удивился:

– Почему это имеет для тебя какое-то значение?

– Сам знаешь.

– Нет. Может, объяснишь?

– Бабушка сказала, что девушка, которая там живет, раньше жила вместе с твоим папой и он к ней очень хорошо относился, а к тебе – плохо. Ей он покупал красивую одежду и разные вещи, а тебе приходилось носить потертые джинсы.

– Мне нравятся потертые джинсы.

Ник взял со стола карандаш и всмотрелся в лицо Софи. Она поджала губы точь-в-точь так, как делала Бенита, когда говорила о Делейни. Генри, несомненно, дал Бените повод, и не один, для горечи, но Нику не нравилось, что это как-то влияет и на Софи.

– Все, что происходило или не происходило между мной и моим отцом, не имеет никакого отношения к Делейни.

– Ты ее не ненавидишь?

Ненавидеть Делейни? Такой проблемы у Ника никогда не было.

– Нет.

Софи убрала лак в рюкзак и сняла со спинки стула пальто.

– Ты отвезешь меня в конце месяца к ортодонту?

Ник встал и помог девочке надеть пальто. До ортодонта, которого посещала Софи, было почти два часа езды в один конец.

– А разве папа не может тебя отвезти?

– У него будет медовый месяц.

– Ах да. Тогда, конечно, отвезу.

Когда Ник провожал Софи до двери, она обняла его за талию и спросила:

– Дядя Ник, а ты точно никогда не женишься?

– Точно.

– Бабушка говорит, тебе просто нужно найти хорошую девушку-католичку, и тогда ты будешь счастлив.

– Я и так счастлив.

– Бабушка говорит, тебе нужно влюбиться в баскскую женщину.

– Похоже, вы с бабушкой много говорите обо мне.

– Вообще-то я рада, что ты не женишься.

Ник протянул руку и вытянул из-под воротника пальто Софи большую прядь ее черных волос.

– Это еще почему?

– Потому что мне нравится, когда ты только мой.

Ник стоял на тротуаре перед своей конторой, смотрел на удаляющуюся племянницу и думал о том, что девочка проводит слишком много времени с его матерью. Если так пойдет и дальше, то Бенита перетянет ее на свою сторону, и тогда Софи, тоже начнет приставать к нему, чтобы он женился на милой баскской женщине.

Он засунул пальцы в передние карманы джинсов. Луи из тех мужчин, которые женятся, а он нет. Первый брак Луи продлился не больше шести месяцев, но ему нравилось быть женатым человеком. Ему нравилось жить с женщиной. Луи всегда знал, что снова женится. Он знал, что когда-нибудь влюбится, хотя после развода у него ушло почти восемь лет на то, чтобы найти подходящую женщину. Ник не сомневался, что с Лайзой Луи будет счастлив.

Дверь салона Делейни отворилась, и на улицу поковыляла одна из седых старушек, которые любят укладывать волосы куполом. Проходя мимо Ника, она посмотрела на него так, как будто знала, что он замышляет что-то плохое. Ник тихо рассмеялся и перевел взгляд на окно салона. Сквозь стекло было видно, как Делейни подметает пол, как идет в глубину салона с совком для мусора. Ник с удовольствием смотрел на ее прямые плечи и спину, на легкое покачивание бедер под трикотажной юбкой, облегающей ее округлые формы. Чувствуя нарастающую тяжесть в паху, он представил ее безупречной формы грудь, прикрытую розовыми перьями. Он подумал о ее больших карих глазах, длинных ресницах, веках, отяжелевших от желания, о ее губах, припухших от его поцелуев.

«Я тебя хочу», – сказала она. Вернее, он вытянул из нее это признание, как какой-нибудь жалкий неудачник, вымаливающий любовь. Никогда в жизни Ник не требовал от женщины, чтобы она сказала, что хочет его. У него не было в этом надобности. Для него никогда не было важно, чтобы розовые губы женщины прошептали эти слова. А вот теперь, похоже, стало важным.

Больше никаких «если бы» на эту тему. Генри знал, что делал, когда писал свое завещание. Он напомнил Нику, каково это – желать то, чего ты никогда не получишь, жаждать то, что для тебя недоступно, знать, что ты можешь к этому прикоснуться, но никогда не сможешь им обладать.

Перед лицом Ника закружились снежинки, он зашел в офис и взял куртку. Некоторые мужчины совершают ошибку, принимая похоть за любовь. Он не из таких. Он не любит Делейни. То, что он к ней чувствует, хуже, чем любовь. Это такая похоть, что буквально все внутренности переворачивает. Ник с негодованием подумал, что ведет себя как последний идиот, до жути желая женщину, которая по большей части его просто ненавидит.

Делейни сдвинула помидоры на край тарелки и наколола на вилку листик салата и кусочек цыпленка.

– Как идут деда в салоне? – спросила Гвен. Делейни сразу насторожилась: мать никогда не интересовалась ее бизнесом.

– Неплохо, – сказала Делейни, отправляя салат в рот. Она подумала о том, что мать явно что-то замышляет. Не стоило соглашаться встретиться с ней в ресторане, где невозможно завопить, не привлекая к себе всеобщего внимания. – А что?

– Обычно прически участницам рождественского показа мод делает Хелен, но в этом году я поговорила с несколькими членами правления и убедила их сделать прически у тебя. – Гвен поковыряла вилкой в тарелке и отложила вилку в сторону. – Я подумала, что тебе не помешает реклама.

Вероятнее всего, мать решила таким путем втянуть ее ъ работу какого-нибудь дурацкого комитета.

– Только прически? Это все?

Гвен пододвинула к себе чашку горячего чая с лимоном.

– Вообще-то я подумала, что ты также могла бы принять участие в шоу.

Вот она, истинная причина. Сделать прически для показа мод – только приманка; в действительности Гвен хочет покрасоваться рядом с ней в подходящих по стилю нарядах, как будто они не мать и дочь, а сестры-близнецы.

В здешнем показе мод действовали два правила: наряды должны быть сшиты собственноручно и соответствовать сезону.

– Вместе с тобой?

– Естественно, я там буду.

– И мы будем одинаково одеты?

– Ну, не одинаково, но похоже.