– Ты где достал такую красоту? – спросила я, чтобы напомнить им о своем присутствии.

– Вы даже не представляете! – хохотнул Юрий. – Обошел три базара – елки как сквозь землю провалились. Еще вчера были, а сегодня – шаром покати, даже веточек не осталось.

– Слушайте, это же из-за указа! – ахнула Натка.

– Из-за какого указа? – удивилась я. – Елки запретили?

– Да не все елки, а только браконьерские, – пояснила подруга. – Я сама в газете читала, только совсем из головы вылетело. С этого года за каждую «неправильную» елочку штраф полагается. Здоровенный, точно помню. Комиссии созданы и все такое.

– Да, дела… – протянула я со вздохом. – Чует мое сердце, останусь я в этом году без живой елки.

– Ну, не все так плохо, не огорчайся, Агнешка, – подбодрил меня Юрик. – С двадцать восьмого официальный елочный базар откроется. Купим тебе елочку.

Я кисло улыбнулась. Знаем мы официальные базары. Там, собственно, елок и нет вовсе – только палки да сучки. Ну, еще несколько пожухлых иголочек для разнообразия.

– Так как же ты елку нашел? – напомнила Натка, чтобы перевести разговор на другую тему.

– В общем, я уж и искать перестал, – признался Юра. – Хотел в магазине искусственную покупать. Вот возле магазина она мне, можно сказать, в самую последнюю минуту на глаза и попалась. Смотрю, мужичок какой-то трусит, елку волочет. Я за ним. Он меня увидел – аж присел, бедолага.

В этом месте я усмехнулась. В Юрке почти два метра роста и плечи – шире некуда, немудрено, что мужичка чуть удар не хватил, когда наш великан за ним погнался. Думал небось, что комиссия елочная до него добралась.

– Догнал я его и спрашиваю: «Где елку брал?» – продолжал рассказывать Юрка. – А он вроде как еще больше испугался, головой мотает и мычит что-то нечленораздельное. Сильно вмазал, видно, мужичок для сугреву. Насилу я понял, что елку алкаш продавать тащит, не хватило ему, наверное, утренней порции. Вот я и купил. Нравится?

Мы снова повернулись к пушистой красавице. Подтаявший снег блестел в густых иголках, точно крошечные лампочки, еловый аромат щекотал ноздри. Елочка нам, безусловно, нравилась.

Юрка поволок елку в гостиную устанавливать, а мы с подругой снова вернулись на кухню.

Когда до назначенного срока оставалось около полутора часов, мы с Натулей почти закончили. Последний штрих праздничного стола – фаршированная птичка была загружена в духовку и уже начала подрумяниваться. Можно было передохнуть. Но едва мы уселись за кухонным столом, как раздался звонок в дверь.

– Кто бы это мог быть? – удивилась Наташка, которая в этот момент разливала по чашкам заварку.

– Сиди, я открою, – вскочила я.

Наташка кивнула.

За дверью стояла совершенно незнакомая мне особа весьма странного вида.

– А где Натали? – спросила она слегка в нос, тем самым отвергая мои предположения о том, что дамочка ошиблась адресом.

– На кухне, – ответила я, нерешительно посторонившись, чтобы впустить гостью в дом. Та ужом проскользнула в прихожую, задев меня костлявым плечом и не извинившись.

При ярком свете в коридоре дамочка показалась мне еще более нелепой, чем вначале. Она была немного повыше меня ростом, с бледным заостренным личиком, выражение которого моментально нагоняло тоску. Больше всего она напоминала мышь, севшую на диету. Длинный носик, заштукатуренный изрядной порцией тонального крема, все время шевелился, как будто девица принюхивалась. Возможно, острый нюх был ей необходим, так как на этом самом носу сидели очки с довольно толстыми линзами. Несмотря на солидные диоптрии, дамочка то и дело щурила свои маленькие, острые глазки, бесцеремонно оглядывая прихожую и полностью игнорируя меня как одушевленный объект. Тусклая внешность гостьи с лихвой компенсировалась ее нарядом, который, в самой мягкой манере говоря, можно было назвать экстравагантным. На голове у нее высилось причудливое сооружение, похожее на шляпку двадцатых годов, из которой во все стороны торчали блестящие перья, смахивающие на петушиные, сзади у шляпки имелся шелковый бант, а спереди – вуалетка. Остальной костюмчик был под стать: поверх черного полупальто – небрежно накинутая огромная шаль с бахромой цвета свежей лососины, такого же цвета юбка подметала пол. На ногах – высокие ботики на шнуровке в стиле обувки барышень из Института благородных девиц.

– Вы кто? – требовательно спросила мамзель.

– Я? Подруга, – отчего-то смутившись, ответила я поспешно.

Дама представляться не пожелала, а спрашивать напрямую, как она, я не решилась. Тут, на мое счастье, подоспела Наташка, которую встревожило мое долгое отсутствие.

– Инесса? – удивленно воскликнула она, появляясь в дверях и машинально вытирая руки кухонным полотенцем. – Откуда ты свалилась?

Инесса вздернула едва различимую бровь и ответила с иронией:

– Из дома, естественно. Ты мне не рада?

Особой радости на Наташкином лице я не заметила, скорее удивление и растерянность.

– Ну, проходи, – сказала подруга, стараясь казаться гостеприимной.

Не снимая обуви, Инесса величественно проплыла на кухню, оставляя на чисто вымытом линолеуме следы мокрой грязи.

– Кто она? – беззвучно шевеля губами, спросила я у Наташки, когда дамочка повернулась к нам спиной.

– Сестра. Троюродная, – так же тихо ответила подруга.

Продолжая принюхиваться, Инесса шествовала по коридору, не забывая при этом сунуть нос во все попадающиеся на ее пути двери. За одной из них она обнаружила Юрку, увлеченно занимающегося креплением ели.

– Кто этот мужчина? – мгновенно заинтересовалась Инесса.

Из ее вопроса я заключила, что видятся сестры не так уж часто. Юрий и Наташка крутят любовь уже год и, как минимум, последние полгода живут вместе.

– Мой близкий друг, Юра, – сухо представила Наташка.

Юрий, услышав наши голоса, обернулся, вежливо кивнул гостье и вернулся к прерванному занятию. Уверена, что он был не меньше нас удивлен появлением колоритной родственницы, но его добродушный нрав делал его снисходительным к любым неожиданностям.

Инесса явно не желала оставлять интересующую ее тему.

– А кто он такой, этот Юрий? – спросила она, когда мы наконец-то добрались до кухни. – В смысле, чем занимается?

– Он дизайнер интерьеров, – пояснила Наташка, в голосе которой помимо ее воли промелькнула гордость за любимого. Благоразумие заставило ее промолчать и не добавить, что Юра к тому же – один из самых модных дизайнеров нашего города.

Однако для Инессы хватило и неполной информации. Она закатила глаза и произнесла с придыханием:

– О! Творческая личность! Можно сказать, родственная душа.

– А как поживает твой муж? – попыталась Наташка сбить девицу с опасной темы.

– Ах, разве ты не в курсе? Я его оставила, – отмахнулась Инесса. – Так что теперь я в свободном поиске. Так вот, я думаю, что Юрий…

– А кем вы работаете? – перебила ее я.

– Инесса шляпница, – ответила за сестру Наташка.

Та резко повернулась с недовольным выражением на лице.

– Попрошу выражаться точнее, – фыркнула она. – Не шляпница, а модистка.

– Разве это не одно и то же? – удивилась я.

– Нет, – отрезала та недовольно. – Я создаю головные уборы, которые явлются предметами искусства, а не ширпотребом. Вот, видите? – Она потрогала кончиками пальцев поля своего чудовищного головного убора.

– Ваша работа? – без труда догадалась я, стараясь не рассмеяться.

– Разумеется. Я вообще не доверяю современным модельерам. И всю одежду для себя конструирую сама. Зато какой результат! Когда я иду по улице, прохожие оборачиваются мне вслед!

«Вот этому я могла бы найти объяснение, – хмыкнула я про себя, – только Инессу мое объяснение, скорее всего, обидело бы до глубины души».

– Послушай, Инка, а чего ты притащилась-то ни с того ни с сего? – грубовато спросила Наташка, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Время поджимало, у нас еще осталась масса работы: накрыть стол, расставить блюда и так далее.