– Ты, что ли, новенькая? – окликнул меня сзади капризный тонкий голосок. Засмотревшись на двух юных балерин, я не услышала, как ко мне подошла еще одна девушка. Она выглядела еще более хрупкой, чем те две, у окна, и была похожа на голодающего кузнечика. Стянутые на затылке блестящие волосы плотно прилегали к голове, кожа на заостренном большеглазом личике показалась мне чересчур бледной. Весь вид девчушки почему-то вызвал у меня чувство жалости.

– Ты ко мне обращаешься? – спросила я слегка растерянно.

Девочка усмехнулась слегка презрительно и повторила намеренно громко:

– Тебя прислали вместо Мейзель?

– А кто такая Мейзель?

Вопрос уронил мой рейтинг в глазах юной балерины еще на несколько пунктов.

– Ах да, – проговорила она с легкой досадой, – откуда тебе знать о Лие. – Она смерила меня скептическим взглядом с ног до головы и протянула: – И где тебя только откопали?

– В каком смысле?

– Ты что, совсем тупая? Из какого ты училища, спрашиваю? – резко сказала девочка.

Ее тон задел меня за живое. Я заметила, что девушки возле окна замолчали и теперь с интересом следили за нашим разговором.

– Похоже, у тебя проблемы с весом, – тем временем продолжала девица.

Отступив на шаг в сторону, она склонила набок голову и прищурила один глаз. Не успела я опомниться, как она подскочила ко мне и принялась ловко расстегивать пуговицы на моем пальто. Я оцепенела. Быстро справившись с застежкой, эта ненормальная распахнула полы пальто, придерживая его двумя пальчиками. Странно, но от ее взгляда я почувствовала себя голой в мужской бане, хотя, естественно, была полностью одета.

– Так и есть, – констатировала девица насмешливо, – с такой задницей ты не сможешь танцевать как минимум неделю. Элла Фердинандовна посадит тебя на шпинат и минералку.

Шпинат и минералка меня доконали. Я разозлилась.

– А ну брысь! – рявкнула я, выдергивая свое пальто у нее из рук. – Кто тебе сказал, что меня интересует ваша Элла Фердинандовна? И вообще, кто дал тебе право так разговаривать со старшими? С этой минуты – только на «вы» и на полтона ниже. Ясно?!

– Ой! – От неожиданности девочка даже присела. – Так вы не из наших?

– Не из ваших.

– Простите, я не знала, – пискнула она и, неожиданно резко развернувшись, бросилась прочь, высоко вскидывая худенькие оленьи ножки.

Наблюдая за ее поспешным бегством, я уже жалела, что не сдержалась. Кто же мог подумать, что балерины такие впечатлительные? Я обернулась к окну в полной уверенности, что и две другие наяды поспешили скрыться, но они по-прежнему были там.

Когда я подошла ближе, сидевшая на подоконнике легко и бесшумно спрыгнула на пол, машинально отряхнув подол коротенькой клетчатой юбки. Вблизи девочки оказались совсем разными. Одна – та, что в юбке, – была настоящей красавицей и прекрасно знала об этом. Красота ее была очень эффектной, если кому-то нравится такой тип красоты – вкрадчивой и немного кошачьей. Подружка на ее фоне явно проигрывала. Нет, она тоже была хорошенькой. Единственное, что ее портило, – прыщи на лбу и подбородке. Кроме того, девушка легко и густо краснела, когда смущалась, покрываясь неровными болезненными пятнами.

– Здравствуйте, – улыбнулась я.

Мне ответили вежливо, но сдержанно. Я сразу расстроилась, уже не ожидая теплого приема, но тут вторая девочка, одетая в обтягивающий вязаный свитерок, усмехнулась:

– Здорово вы Алиску отделали.

– Да я в общем-то не нарочно, – смутилась я, – нехорошо получилось.

– Глупости! Она сама нарывалась. Вечно бросается на людей как оглашенная, – хмыкнула девочка.

– Я лично сразу поняла, что вы не из балетных, – поддержала ее подружка.

– Потому что у меня толстая попа? – с понимающим видом спросила я.

Девочки захихикали.

– Да не в этом дело. Даже не знаю, как объяснить. Вы другая. Не из наших. Это видно.

Я понимала, что она имела в виду. Походка, движения, прическа и по-особому выпрямленная спина – все это мелочи, которые сразу же схватывает наметанный глаз. Любая профессия накладывает на человека свой отпечаток. Врач, продавщица, учитель – все они имеют свои особые черточки, свойственные людям только их профессии. Что уж говорить о балете с его особым, камерным миром.

– Мне кажется, вы из милиции, – заявила вдруг одна из девочек, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.

– С чего ты взяла?

– А со вчерашнего дня у нас тут все посторонние – из милиции. Ходят, спрашивают. Вы тоже вопросы задавать будете?

– А что, нельзя?

– Да что уж там, спрашивайте. Только надоело, – пожала она плечами.

– Вообще-то я не из милиции. Хотя меня интересует именно вчерашнее убийство, – призналась я. – Хотелось бы разобраться.

– Все ясно. Ментам не доверяете, – понимающе хмыкнула девочка. – Вы Лие кто? Родственница?

– Нет. Скорее друг семьи, – соврала я и почувствовала, что краснею. Но девочки не обратили на мое смущение никакого внимания.

– Меня Юля зовут, – представилась девочка в клетчатой юбке.

– А меня – Сима, – назвалась ее подружка.

– Очень приятно. Я – Агния.

Девочки переглянулись.

– Что, взаправду – Агния? – спросила Юля с интересом. Сима ткнула ее в бок локтем.

– Взаправду. Могу паспорт показать, – улыбнулась я, давно привыкнув к тому, что люди не сразу воспринимают мое редкое имя.

– О чем вы хотели спросить, Агния? – Сима из вежливости не хотела продолжать дискусию о моем имени.

А я вдруг поняла, что совершенно не готова к тому, чтобы задавать вопросы. Я так рассчитывала на болтливую старушку, что не наметила для себя даже приблизительного плана разговора на интересующую меня тему. О чем я должна спросить этих подростков, чтобы докопаться до истины? Девчонки всем своим видом выражали готовность говорить правду, только правду, и одну только правду, но какое-то неуловимое выражение их чересчур честных глаз заставляло меня сомневаться в том, что так оно и будет на самом деле. Слишком уж старались они выглядеть паиньками. И слегка переигрывали.

– Первым делом хотелось бы взглянуть на место, где все произошло, – начала я. – Это возможно?

– Нет. Душевую заперли, и туда никак не попасть, – ответила Юля. Она обернулась и махнула рукой в сторону обшарпанной двери в самом конце коридора. – Вон она, видите? Возле малого репетиционного зала.

– А что говорят те, кто видел вчера все своими глазами?

– Мы и сами видели, – пожала плечиками Сима. – У нас занятия во вторую смену.

– Кровищи было – ужас! – шепотом сообщила Юля, глядя на меня округлившимися от возбуждения глазами. – Целое озеро!

– Ты и тело видела? – ужаснулась я.

– Ага. И Сима тоже.

– Мы первыми из танцкласса выскочили, когда тетя Глаша завопила.

– Да уж, вопила она, как пожарная сирена, – подтвердила Юля, – даже стены дрожали.

«Эх, мне бы эту тетю Глашу!» – с сожалением подумала я, чувствуя, что она-то и есть тот самый источник информации, который мне необходим.

– А где она? – спросила я с надеждой.

– Тетя Глаша? В больнице. У нее от увиденного с сердцем плохо стало. Ее на «Скорой» увезли, – охотно объяснила Юля.

Очевидно, шок от пережитого уже успел смениться для них на не слишком стыдливое возбуждение, которое обычно следует за трагедией, если эта трагедия произошла с кем-то другим.

– У технички – инсульт, – авторитетно добавила Сима.

– Неудивительно. Я так вообще чуть в обморок не хлопнулась, когда Лийку с выпущенными кишками на полу увидела.

– А мне она показалась какой-то невзаправдашной. Как будто это и не Лия вовсе, а вроде как кукла. Нельзя же живого человека вот так взять и изуродовать.

Тихие слова Симы заставили меня содрогнуться.

– Лия лежала ногами под лавкой, – точно загипнотизированная страшными воспоминаниями, продолжала говорить девочка, – в луже крови. И на стенах тоже была кровь, как будто она хваталась за нее руками. А на зеркале – такая широкая длинная полоса. Рядом валялись ее вещи – пальто, шапочка. Блузка разодрана в клочья, а на животе эта страшная рана…