Харри вновь нажал на кнопку автоответчика, чтобы дослушать сообщение до конца. Прихожую опять наполнил голос Анны: «… жду нашей встречи сегодня вечером в «М». Да, кстати, две небольшие просьбы. Не мог бы ты по дороге заглянуть в мастерскую «Замки» на Вибес-гате и забрать ключи, которые я там заказала? Они работают до семи, и я предупредила, чтобы готовый заказ отдали тебе. И еще: будь добр, надень, пожалуйста, те джинсы, которые мне всегда так нравились!»

Низкий, чуть хрипловатый смех. Казалось, вся комната вибрирует в такт ему. Нет сомнений, она все та же.

Струи дождя мерцающими нитями рассекали ранние октябрьские сумерки, вспыхивая в свете лампочки, освещавшей керамическую табличку, на которой значилось, что здесь проживают Эспен, Стине и Тронн Гретте. Под «здесь» следовало понимать желтый секционный дом[5] в районе Дисенгренда. Нажав на кнопку звонка, Харри осмотрелся по сторонам. Дисенгренда представляла собой четыре длинных секционных дома, а вокруг тянулись обширные незастроенные земельные участки, также обрамленные типовыми блочными домами. На взгляд Харри, все это напоминало круговую оборону, занятую первыми американскими поселенцами для отражения атак воинственных индейцев. В общем-то, так оно и было. Секционные дома здесь выстроили в шестидесятые годы специально для представителей бурно растущего среднего класса. Рабочие – стремительно сокращающееся коренное население блочных домов на Дисенвейен и Травервейен – уже тогда видели в них новых хозяев жизни, новых властителей будущей страны.

– Непохоже, чтобы он был дома, – сказал Харри и еще раз позвонил в дверь. – Как по-твоему, он хорошо уяснил, что мы придем к нему во второй половине дня?

– Нет.

– Нет?

Харри обернулся и посмотрел на Беату Лённ. Укрывшись под зонтиком, девушка тряслась от холода. На ней была юбка и туфли на высоких каблуках. Еще когда Беата подхватила его у «Шрёдера», ему сразу пришло в голову, что одета она скорее как на вечеринку – вовсе не для допроса.

– Гретте дважды подтвердил договоренность, когда я звонила ему, – сказала она. – Но при этом у меня создалось впечатление, что он немного того… не в себе.

Харри перегнулся через перила крыльца и прижался носом к кухонному окошку. Внутри было темно; единственное, что ему удалось рассмотреть, – белый настенный календарь с логотипом «Нордеа».

– Ладно, поехали обратно, – сказал он.

В этот момент с шумом распахнулось кухонное окно у соседей.

– Вы, случаем, не Тронна ищете?

Слова эти были произнесены с типичным бергенским акцентом: «р» настолько раскатистое, что казалось, средних размеров поезд сходит с рельс. Повернувшись, Харри увидел смуглое морщинистое лицо пожилой женщины, которая пыталась одновременно и улыбнуться, и сохранить серьезное, даже скорбное выражение.

– Точно, – подтвердил Харри.

– Родственники?

– Полиция.

– Понятно, – кивнула пожилая дама, и скорбная мина исчезла. – Я-то думала, вы пришли выразить соболезнования. Он на теннисном корте, бедняга.

– На теннисном корте?

– Вон там, за забором палисадника, – показала соседка. – Он там с четырех часов.

– Но ведь уже совсем темно, – сказала Беата. – И дождь идет.

Дама пожала плечами:

– Видно, он сильно переживает.

Она так напирала на свое трескучее «р», что Харри вспомнилось детство, проведенное в Уппсале[6]: точно так же трещали, ударяясь о спицы, кусочки жесткого картона, которые они специально закрепляли на втулках своих велосипедов.

– Насколько я понимаю, ты тоже родом с востока, – сказал Харри, когда они с Беатой двинулись в направлении, указанном дамой. – Или я ошибаюсь?

– Нет, – коротко ответила Беата.

Теннисный корт оказался на полпути между блочными и секционными домами. Глухие удары ракетки о мокрый мяч они услышали еще издалека, а когда подошли ближе, сумели в быстро сгущающихся осенних сумерках различить на огороженной металлической сеткой площадке силуэт одинокого игрока, раз за разом тренирующего подачу.

– Эй, вы, там! – позвал Харри, подходя вплотную к ограде.

Мужчина не ответил. Только сейчас стало видно, что на нем костюм, рубашка и галстук.

– Тронн Гретте?

Теннисный мячик плюхнулся в темную лужу и отскочил к сетчатой ограде, обрушив на них каскад дождевых брызг, которые Беата, к счастью, отразила своим зонтом.

Девушка попыталась открыть калитку.

– Он заперся изнутри, – шепнула она.

– Холе и Лённ из полиции! – крикнул Харри. – Мы с вами договаривались. Можно, мы… Черт!

Харри заметил мячик, только когда он врезался в металлическую сетку и застрял в ней в дюйме от его лица. Протерев глаза от брызг, он осмотрел свой костюм и убедился, что выглядит так, будто его только что с головы до ног обдали жидкой красновато-коричневой грязью из краскопульта. Увидев, как теннисист подбрасывает следующий мяч, Харри непроизвольно повернулся к нему спиной.

– Тронн Гретте!

Ответом на крик Харри было эхо, родившееся между блочными домами. Прочертив замысловатую дугу на фоне света, падающего из их окон, очередной теннисный мячик скрылся где-то во тьме за пределами площадки. Харри снова повернулся к корту как раз в тот миг, когда некое существо с диким ревом выскочило из темноты и с размаху ринулось на ограждение как раз напротив него. В момент соприкосновения разъяренного теннисиста с металлической сеткой раздался надсадный скрежет. Нападавший рухнул на четвереньки, затем поднялся, разбежался и повторил свою попытку. Упал, поднялся и кинулся снова.

– Господи, да у него, похоже, крыша поехала, – пробормотал Харри.

Он инстинктивно отшатнулся, увидев прямо перед собой мертвенно-бледное лицо с выпученными глазами. Это Беата включила фонарик и осветила повисшего на ограждении Гретте. Ко лбу его прилипла прядь мокрых черных волос, а бегающий взгляд, казалось, искал, за что бы зацепиться. Медленно скользя по сетке, как тающая снежная каша по ветровому стеклу, он наконец сполз на землю и замер.

– И что нам теперь делать? – по-прежнему шепотом спросила Беата.

Почувствовав, как что-то скрипнуло у него на зубах, Харри сплюнул в ладонь и убедился, посветив фонариком, что это красноватая грязь с гаревого корта.

– Звони в «скорую», а я пока схожу к машине за кусачками, – сказал он.

– И что, ему дали успокоительное? – спросила Анна.

Харри кивнул и сделал глоток колы. Вокруг них у барной стойки, как куры на насесте, сидели представители младой поросли здешних завсегдатаев из числа жителей западной части Осло и дружно поглощали вино, коктейли и колу. «М», как и большинство столичных кафе, было заведением, с одной стороны, достаточно фешенебельным, а с другой – довольно провинциальным. Такая смесь претенциозности и наивной скромности производила, в общем, благоприятное впечатление. Харри почему-то вспомнился одноклассник по прозвищу Диез – отличник и тихоня, – у которого, как однажды выяснилось, имелась некая тетрадочка, куда он прилежно записывал все бранные слова из лексикона отпетых школьных хулиганов.

– Они свезли беднягу в больницу. Мы еще немного побеседовали с соседкой, и выяснилось, что с тех пор, как погибла жена, он каждый вечер проводил на корте, раз за разом тренируя подачу.

– Надо же. С чего бы это?

Харри пожал плечами:

– Психические срывы не редкость у тех, кто теряет близких при таких обстоятельствах. Некоторые стараются забыть обо всем и вести себя так, будто умерший человек по-прежнему жив. Соседка рассказала нам, что Стине и Тронн Гретте были превосходной парой в миксте и, если позволяла погода, ходили на корт чуть ли не каждый вечер.

– Выходит, он ждал, что жена вот-вот примет его подачу?

– Похоже на то.

– О господи! Слушай, закажи мне еще пивка, а я пока прогуляюсь в туалет.