Или они будут издеваться над ней, как над Джилбертом Витли. Прежде Джилберт, случалось, писался в штаны, и ребята до сих пор не позволяли ему забыть об этом. Его дразнили Джилберт-мокрый. Джорджине не хотелось даже думать о том, как стали бы дразнить ее.

Она была полна решимости сделать все, даже пойти на смерть, чтобы никто не узнал, что она не такая, как все. Она не могла допустить, чтобы кому-то стало известно, что Джорджина Ховард страдает мозговой дисфункцией.

1989 год

Вечером накануне свадьбы Вирджила Даффи на залив Пьюджет—Саунд обрушился летний шторм. Однако к утру мрачные тучи рассеялись, и солнце залило Эллиот-Бей, откуда открывался захватывающий вид на центр Сиэтла. С изумлением вглядываясь в чистое утреннее небо, кое-кто из прибывших на свадьбу гостей спрашивал себя, неужели Вирджил научился управлять матерью-природой так же, как он управляет своей судоходной империей? А еще им было интересно, сможет ли он управлять своей молодой женой и не является ли она для него такой же игрушкой, как его хоккейная команда.

В ожидании начала церемонии гости потягивали шампанское из резных хрустальных бокалов и строили предположения о том, как долго продлится брак между стариком и молоденькой девушкой. Недолго – таково было общее мнение.

Джона Ковальского не интересовали сплетни. Его заботили более важные вопросы. Он поднес к губам высокий стакан и осушил его одним глотком, словно там была вода, а не шотландское виски столетней выдержки. Его мучила непрерывная пульсирующая боль в голове. Глаза выдавливало из глазниц, зубы ныли. Да-а, здорово он вчера повеселился. Жаль, что ничего не может вспомнить.

Стоя на террасе, Джон разглядывал гостей, которые стягивались к рядам белых стульев, расставленных перед украшенной цветами, лентами и розовой тканью беседкой.

Джон перевел взгляд на членов своей команды, которые выглядели чужими среди гостей и чувствовали себя скованно в одинаковых темно-синих блейзерах и потертых мокасинах.

Похоже, они не больше его радовались тому, что вдруг оказались среди представителей высшего света Сиэтла.

Слева от него женщина в ниспадающем свободными складками платье цвета лаванды села за арфу, прислонила инструмент к плечу и стала, едва касаясь, перебирать струны. Зазвучавшая музыка была чуть громче шелеста волн в заливе Пьюджет-Саунд. Женщина взглянула на Джона и тепло улыбнулась ему. Он сразу узнал эту улыбку. Интерес незнакомки ничуть не удивил его, он оценивающе оглядел ее фигуру, а затем поднял глаза к ее лицу. К двадцати восьми годам Джон успел пропустить через свои руки женщин всех комплекций и габаритов, различного материального положения и уровня интеллекта. Его не отталкивала перспектива потусоваться среди девушек-подростков, но вот костлявые женщины ему совсем не нравились. Некоторые из ребят его команды встречались с моделями, Джон же предпочитал пышные формы. Он любил, прикасаясь к женщине, чувствовать под ладонью мягкое тело, а не кости.

Улыбка арфистки стала более призывной, и Джон отвернулся. Дело было не в том, что музыкантша оказалась слишком худой, просто он ненавидел звуки арфы так же, как и свадьбы. У него за плечами были уже две собственные, и ни одна из них не принесла счастья. Последняя состоялась полгода назад в Вегасе. Мучаясь от такого же похмелья, как сейчас, он проснулся в красном люксе для новобрачных и обнаружил, что женат на стриптизерше по имени Ди-Ди Услада. Брак продлился чуть дольше, чем брачная ночь. И самым мерзким во всей этой истории было то, что Джон не мог вспомнить, действительно ли Ди-Ди была такой уж сладкой.

– Спасибо, что пришел, сынок, – послышался голос у Джона за спиной.

Владелец «Сиэтлских чинуков» похлопал его по плечу.

– Думаю, ни у кого из нас не было выбора, – сказал Джон, глядя в изборожденное морщинами лицо Вирджила Даффи.

Вирджил расхохотался и стал спускаться по широким каменным ступеням. В своем серебристо-сером смокинге он мог служить олицетворением благосостояния. Под лучами полуденного солнца Вирджил Даффи выглядел именно тем, чем и являлся на самом деле – владельцем одной из пятисот компаний, которые входили ежегодно в составляемый журналом «Форчун» список крупнейших в мире, владельцем хоккейной команды и человеком, способным купить себе в награду за труды молодую жену.

– Видел вчера рядом с ним ту, на ком он собрался жениться?

Джон оглянулся и увидел Хью Майнера, нового члена команды. Спортивные журналисты утверждали, что своей внешностью и дерзким поведением на льду и за его пределами он очень напоминает Джеймса Дина. Именно это Джону в нем и нравилось.

– Нет, – ответил он, вытаскивая из кармана солнечные очки. – Я ушел довольно рано.

– Уж больно она молода. Ей двадцать два или что-то вроде этого.

– Да, я слышал.

Джон посторонился, чтобы пропустить группу пожилых дам, направлявшихся на лужайку. Будучи бабником, он никогда не претендовал на звание самодовольного моралиста, но то, что Вирджил собирается жениться на девушке, которая почти на сорок лет моложе его, вызывало у него легкую грусть и слабую тошноту.

Хью локтем пихнул Джона в бок:

– А вымя у нее такое, что у любого тут же встанет.

Джон надел очки и улыбнулся дамам, которые ошарашенно оглядывались на Хью. Тот не счел нужным понизить голос, когда описывал достоинства невесты Вирджила.

– Ты ведь вырос на молочной ферме, верно?

– Да, в пятидесяти милях от Мэдисона, – гордо заявил молодой вратарь.

– На твоем месте я бы не стал так громко распространяться насчет вымени. Женщины обычно приходят в ярость, когда их сравнивают с коровами.

– Ладно. – Хью рассмеялся и покачал головой. – А что, по-твоему, она нашла в старике, который годится ей в дедушки? Она же не уродина, не толстуха. В самом деле она вполне привлекательна.

Хью, которому исполнилось двадцать четыре, был не только моложе Джона, но и наивнее. Он стремительно двигался к тому, чтобы стать лучшим голкипером НХЛ, однако у него имелась дурная привычка ловить шайбу головой. Судя по его последнему вопросу, Хью явно требовалась более прочная защитная маска.

– Посмотри вокруг, – ответил ему Джон. – По последним слухам, Вирджил стоит не менее шестисот миллионов.

– Верно, но не все можно купить за деньги, – буркнул Хью и стал спускаться по ступенькам. – Ты идешь? – остановившись и оглянувшись через плечо, спросил он.

– Нет, – ответил Джон.

Он отправил в рот остававшийся в стакане кубик льда, а сам стакан сунул в горшок с папоротником, продемонстрировав к хрусталю такое же пренебрежение, что и к виски. С него достаточно. Он сыграл свою роль и оставаться дольше не намерен.

– У меня страшное похмелье, – сказал он, спускаясь вслед за Хью.

– И куда ты двинешь?

– Домой в Копалис.

– Мистеру Даффи это очень не понравится.

– Печально, – с полнейшим равнодушием бросил Джон и в обход трехэтажного каменного особняка направился к своему «корветту» 1966 года, припаркованному на подъездной аллее.

Он купил этот автомобиль с открывающимся верхом себе в подарок год назад, когда подписал многомиллионный контракт с перекупившей его сиэтлской хоккейной командой. Джон любил этот классический «корветт». Он представлял, как однажды выедет на скоростную автостраду и откинет его верх.

Джон сдирал с себя темно-синий блейзер, когда что-то розовое, появившееся на лестнице в доме, привлекло его внимание. Бросив пиджак в сверкающую на солнце машину, он пригляделся к девушке, одетой в открытое розовое платье. Она выбралась из дома через массивную двойную дверь, задев бежевым дорожным чемоданчиком за дверной косяк. Ветер тут же растрепал ее темные, туго завитые локоны, прикрывавшие обнаженные плечи. Казалось, что ее тело от подмышек до середины бедер втиснуто в атласный панцирь. Огромный белый бант, пришитый к верху корсажа, мало способствовал тому, чтобы скрыть пышную, но сдавленную платьем грудь. На ее длинных загорелых ногах были изящные туфельки на высоких каблуках без задников.